В один из четвергов в начале сентября они встретились за ленчем в ресторане «Плаза». Это было одно из любимых мест Катринки, напоминавшее ей некоторые самые любимые европейские рестораны: обшитые панелями стены и роскошные шелковые портьеры, торжественное и спокойное изящество обстановки, перекрытые балками потолки и люстры, стилизованные под старинные газовые светильники.

Заняв места у окна, выходящего на Центральный парк, они заказали салат и полбутылки белого вина. Катринка заметила, что неподалеку от них сидит Марк ван Холлен, а с ним какая-то женщина, намного меньшего роста и гораздо более грузная, чем его жена. Он внезапно поднял глаза, заметил ее взгляд и улыбнулся. Женщина, которая была с ним, оглянулась, чтобы посмотреть, что или кто привлек его внимание, и Катринка узнала ее: это была Сабрина, обозреватель. Хотя Сабрина тоже улыбнулась и приветствовала ее кивком головы, взгляд ее был далеко не дружелюбным. Он был холодным, оценивающим и явно враждебным.

– Что я такого сделала, чтобы так ее разозлить? – прошептала Катринка и быстро добавила, увидев, как изумленная Александра собиралась обернуться, чтобы понять, о ком идет речь. – Не смотрите. Это Сабрина. – Это имя, очевидно, ничего не говорило Александре, и Катринка пояснила: – Она обозреватель газеты. В Англии. Пишет для «Глоуб». – Александра вспомнила, что кто-то, возможно, Дэйзи, сказал ей, что «Глоуб» – одна из газет Марка ван Холлена.

– Сплетни?

– Да.

– Грязная работа, – Александра состроила гримаску.

– Рик Колинз кажется, вполне приятным, – сказала Катринка не столько для того, чтобы высказать собственное мнение, сколько выведать отношение к нему Александры. Таким образом она всегда расширяла свои познания в любой области.

– О, да, – согласилась Александра. – Он всем нравится.

Начало ленча они провели за обсуждением того, как Катринка адаптировалась к жизни в Соединенных Штатах. Наконец, Александра спросила Катринку, не будет ли та возражать, если она закурит, вынула из сумочки красивый золотой портсигар и, не дожидаясь, пока официант поднесет огонек, сама зажгла сигарету золотой зажигалкой. И портсигар, и зажигалка были рождественскими подарками Адама.

– Я пытаюсь бросить, но у меня ничего не получается, – сказала она.

Катринка сочувственно кивнула:

– Мне повезло. Я никогда не начинала. – Это была одна из тех привычек, которую тренеры лыжных команд активно порицали.

– Мы с Адамом были друзьями очень давно, с самого детства. – Катринка кивнула, признав этот факт, и Александра продолжала: – Поэтому я решила, что было бы хорошо, если бы мы с вами узнали друг друга. – Она нетерпеливо откинула рукой упавшие на изысканно бледное лицо рыжие волосы. – Откровенно говоря, мне бы ужасно не хотелось потерять дружбу Адама. Она много для меня значит. И я не вижу возможности сохранить ее, если мы с вами не поладим. – И это было правдой. Александра не захотела лишь объяснить, почему она стремилась сохранить дружбу с Адамом: не потому, как подозревала Катринка, что она когда-то была – или еще до сих пор – влюблена в него, а потому, что Адам и его семья обеспечивали ей доступ в тот мир, к которому она принадлежала по происхождению, но из которого ее выталкивало отсутствие серьезных средств.

Нельзя сказать, чтобы Адам был ей безразличен. Конечно, нет. Но эта затянувшаяся привязанность, безусловно, не была главной причиной того, что она хотела удержать его в своей жизни: главным было ее желание остаться в Нью-Йорке в списке избранных. Без Грэхемов Александру гораздо реже бы приглашали на разного рода нужные приемы, к нужным людям, а возможно, эти приглашения и вовсе бы свелись к нулю. Поэтому Александра и намеревалась преодолеть нежелание Катринки подружиться с ней, нежелание, которое она ошибочно приписала ревности по отношению к ней.

Восхищаясь несомненной откровенностью Александры, Катринка решила ответить тем же.

– А я думала, что вы будете презирать меня за то, что я вышла за него замуж, – сказала она.

Александра стряхнула пепел в стоящую на столе пепельницу.

– О, сначала я рассердилась. Но попробуйте поставить себя на мое место. Вы бы тоже так себя почувствовали. Но скоро я поняла, что Адам на мне никогда бы не женился. Он меня никогда не любил, во всяком случае, любил недостаточно, и, конечно, теперь я понимаю, что и я никогда его по-настоящему не любила. То, что я испытывала к нему, было просто детским увлечением. – Катринка не смогла скрыть скептического выражения лица, которое не осталось незамеченным. – Не потому, что Адам того не стоит, – сказала она дипломатично. – Но теперь, когда я влюблена, по-настоящему влюблена, я понимаю разницу.

– Вы влюблены? – спросила Катринка, освобождаясь от смутного ощущения вины, которое она – помимо воли – испытывала, хотя едва ли она могла отвечать за поведение Адама. – Как замечательно.

К удивлению Катринки, глаза Александры наполнились слезами. Она повела плечами.

– Ничего из этого не получится.

Как это может быть, чтобы такая красавица, как Александра, была так не уверена в себе? – удивилась Катринка. И зачем так говорить? И зачем так думать? Нужно быть оптимисткой. Поставь перед собой цель, учили ее, работай, как черт, чтобы ее достигнуть, и всегда верь, что это тебе удастся.

Пока официант наливал им кофе, Александра вытащила из портсигара еще одну сигарету, зажгла ее, глубоко вздохнула и, выпустив облачко светло-сизого дыма, произнесла, как только они снова остались одни. – Он женат.

При этих словах они обе почувствовали себя несколько неловко: Катринка потому, что она была очень скрытна в том, что касалось ее личной жизни, а Александра – потому, что не собиралась заходить столь далеко в своих попытках обезоружить Катринку и завоевать ее симпатии. Но, столкнувшись с человеком, которому, как она инстинктивно почувствовала, можно доверять и который мог ее понять, она не смогла устоять перед искушением рассказать о своей новой любовной связи.

Его зовут Нейл Гудмен, сказала она Катринке, которая с трудом скрыла удивление. Даже ей, после всего лишь трех месяцев пребывания в Нью-Йорке, было известно это имя. Он недавно получил новое назначение в компании «Кнэпп Маннинг», в одной из самых больших в стране брокерских контор.

Родственники Александры наскребли все вместе достаточно денег, чтобы отправить ее в лучшие учебные заведения, возможно, для того, чтобы сохранить престиж, а возможно, руководствуясь и более практическими соображениями и желая удачно выдать ее замуж. И если бы не Адам Грэхем, исподволь и постоянно присутствовавший в ее жизни, она, вероятно бы, заинтересовалась кем-нибудь из подходящих молодых людей, которые всегда были рядом.

Окончив школу мисс Портер, Александра продолжила обучение в Беннингтоне, получила степень бакалавра истории искусств, а потом, не представляя, чем бы ей заняться помимо попыток выйти замуж за Адама Грэхема, работала в ряде картинных галерей Нью-Йорка. Она ждала, что он сделает ей предложение, и это ожидание было постоянным, потому что со сколькими бы девушками он ни встречался все это время, он неизменно возвращался к ней. Даже когда мечте о его предложении не удалось осуществиться в Кицбюэле, она не оставляла надежды. Хотя в том, что касалось Адама, она предавалась фантазиям, в остальном она была достаточно практичной. Когда в начале февраля она услышала о работе «Сотби», где платили больше, она обратилась в эту фирму и благодаря некоторым блестящим рекомендациям была принята. Если оставить в стороне личную жизнь Александры, то надо было признать, что она была действительно не глупа и хорошо знала свою специальность – она занималась голландским искусством семнадцатого века.

Видимо, семья Нейла Гудмена по материнской линии восходила к голландским евреям, и это незначительное обстоятельство питало его интерес к искусству Нидерландов. Как только у него появились кое-какие средства, он занялся коллекционированием пейзажей, марин и жанровых полотен. В апреле, во время предварительного просмотра предназначенных для аукциона картин голландских художников, он встретил Александру и был поражен, что такая красавица знает еще так много о том, что было его самым любимым увлечением. Ей удалось помочь ему купить прелестное полотно Яна Стена за предложенную им цену, и в благодарность он пригласил ее на ленч. Когда он затем предложил обед, она ответила согласием. А почему бы и нет, подумала она, поскольку Адам проводил все больше и больше времени в Европе, ухаживая за Катринкой, хотя Александра этого тогда не знала, и в ее светском календаре обнаружилось удручающе большое количество незанятых вечеров. Это хорошо для бизнеса, сказала она самой себе. Нейл Гудмен был богат, и он покупал произведения искусства. И что плохого в том, если один-два совместных обеда будут способствовать тому, что он купит что-нибудь еще и в то же время спасет ее от скуки.

Она не учла только одного – что она может в него влюбиться. «Он некрасив, – сказала она Катринке. – Во всяком случае, не похож на Адама. Он немного ниже меня ростом и лысый, но у него удивительно приятное лицо, темные глаза, идеальный нос и пышные усы. Обычно я терпеть не могу мужчин с усами, а вы? Но его еще больше выделяют полные, чувственные губы. Он самый чувственный мужчина из всех, которых я знала. Ну, вернее, один из самых…» – тут же поправилась она, не желая, чтобы Катринка восприняла это как выпад в адрес Адама.

Нейл Гудмен был женат на своей бывшей однокурснице и считал этот брак если и не счастливым, то все же вполне благополучным. У них было четверо детей, самому младшему из которых – дочери – было шестнадцать.

– Он говорит, что любит меня, но не может оставить жену. Что это было бы несправедливо по отношению к ней и детям. Но разве для него самого оставаться с нелюбимой женой справедливо? Ему пятьдесят четыре года. Много ли у него еще будет шансов, чтобы стать счастливым? По-настоящему счастливым?