Ивана Трамп - Только про любовь

– Так ты не обеспокоен? – сказала она. – Не поверю. Ты ведь знаешь, что всегда добиваешься желаемого.

Адам снова бросил взгляд на Катринку, которая торопливо расплачивалась, не обращая ни на кого внимания и даже прервав беседу с подругой.

– Неужели? – спросил он.

– Всегда, – говорила Александра, зная, что она сказала именно то, что доставит ему удовольствие.

На следующее утро Катринка каталась на лыжах на Эренбахе и Ханенкамме; на Ханенкамме был спуск, где женщинам, к ее досаде, кататься не разрешалось. К тому же ее смутило одно обстоятельство: она поняла, что высматривает Адама Грэхема на лыжне и у подъемников. Накануне вечером она пыталась отогнать мысли о нем и забыть – и его искривленные в улыбке губы, и бутылку шампанского, которая, как ей казалось, то являла собой галантный жест, то была символом предательства. В ее памяти причудливо смешались образы Франты и рыжеволосой, а рядом с ними всплывало продолговатое, но привлекательное лицо Адама Грэхема. Она мысленно вновь и вновь восстанавливала их вчерашнюю беседу и сцену в ресторане. Когда они с Натали уходили, Катринка позволила себе быстро взглянуть в его сторону. Он казался озадаченным ее поведением, несколько разочарованным и явно равнодушным к женщине, которая была с ним.

Катринку удивило то, что Адам Грэхем так властно приковал к себе ее мысли. Она была красивой женщиной и привыкла к ухаживаниям мужчин, однако, хотя их интерес был для нее лестным и приятным, она относилась к нему довольно спокойно и редко испытывала приятное смятение. Она отклоняла знаки внимания, как это было с Миреком Бартошем или Франтой Доналом, – пока мужчины не доказывали серьезность своих чувств к ней.

Адам Грэхем не казался ей серьезным человеком, по крайней мере по отношению к женщинам. Конечно, она охотно допускала, что легкий флирт в подъемнике и та бутылка шампанского еще не обнаруживают в нем Дон-Жуана, и все же из-за рыжеволосой ей было трудно поверить в его надежность. Как ни старалась она отогнать мысли о нем, но ничего не могла поделать. Ей хотелось не желать новой встречи с ним, но она к ней явно стремилась. Ей не хотелось выискивать в толпе его спортивную фигуру и густые волнистые волосы, но она продолжала это делать. Ей стало немного стыдно оттого, что она вела себя, как школьница, и внезапно захотелось уехать из Кицбюэля, чтобы покончить с этим наваждением. Она была уверена, что, как только окажется опять в Мюнхене, с Франтой, Адам Грэхем станет лишь отдаленным и забавным воспоминанием.

Поднимаясь последний раз к вершине, Катринка обнаружила, что вместе с ней в подъемнике оказался тот самый мужчина, которого она для себя назвала викингом. Газетные издательства, подумала она, вспоминая пояснения Натали. Счастливый брак. Марк ван как его там. Поскольку мысли ее занимал другой мужчина, она не обратила особого внимания на краткие данные, которые изложила Натали.

Он гораздо красивее Адама Грэхема, подумала Катринка, он просто чересчур красив. У него были шелковистые, пшеничного цвета волосы и такого же цвета брови и ресницы и синевато-серые глаза, его аристократическая внешность говорила о том, что он принадлежит к той категории сильных и умных мужчин, которые любят романтические приключения. Для полной завершенности ему не хватало окладистой бороды. Довольно трудно было представить, как он в роскошном офисе занимается делами газетной империи.

Она немного удивилась, когда он поздоровался с ней по-немецки, но тоже ответила ему по-немецки.

– У вас чешский акцент, – сказал он, услышав, как она произносит слова. Он вел себя дружелюбно и любезно, но без всякого намека на флирт.

– А у вас очень хороший слух.

Он засмеялся.

– Для американца?

– Так вы американец?

– Значит, – поддразнил он ее, – ваш слух хуже моего.

– Вы прекрасно говорите по-немецки.

– Мои родители – датчане, – сказал он. – В детстве я говорил по-датски. А если вы говорите на двух языках, почему бы вам не говорить и на третьем?

– Почему бы нет? – повторила Катринка по-английски, немного рисуясь.

Когда они поднялись на вершину, то ненадолго остановились, обсуждая разные трассы спуска, надевая темные очки, перчатки и проверяя лыжные палки. Они решили спускаться по разным трассам, и Марк рванулся вниз первым.

– Привет, – крикнул он по-чешски, на мгновение подняв лыжную палку в вежливом прощальном жесте.

Удивленная Катринка засмеялась, и, услышав ее смех, он обернулся, очевидно довольный такой реакцией.

– Привет, – крикнула она по-чешски ему вдогонку. «Приятный мужчина», – подумала она, вспоминая, как она впервые увидела его рядом с хорошенькой беременной женой. «Какая счастливая женщина», – подумала она и внезапно почувствовала, что ей хочется иметь мужа, который был бы похож на него. Мужа и ребенка.

Вернувшись в «Золотой рог», Катринка, как обычно, вошла с черного хода и сразу же прошла в свою комнату переодеваться. Она укладывала свои длинные волосы, когда в дверь постучала Натали.

– Входи, – произнесла она; во рту у нее было полно шпилек.

Натали вошла, улыбаясь, в руке она держала стакан вина. На ней был кашемировый костюм зеленого цвета, изумрудный оттенок которого шел к ее глазам, хорошо оттенял кожу и усиливал золотистый блеск ее волос.

– Бонжур, дорогая, – произнесла она веселым и счастливым голосом.

– Что с тобой? – удивленно спросила Катринка.

– Сегодня утром приходил Жан-Клод, – Натали удобно расположилась в кресле. – У нас была жуткая стычка.

– Он рассердился из-за того, что мы обедали в «Замке»?

– Ужасно, – подтвердила Натали. – Ну, а чего же ты хотела?

– Я хотела его увидеть, и я своего добилась, – ответила Натали, не чувствуя за собой вины. – Ты что, думаешь, если бы я вела себя, как следовало, он явился бы ко мне сегодня утром?

– Тебе надо вернуться в Париж, – сказала Катринка.

– Надо-то надо. Но, с другой стороны, – она пожала плечами, – мои недомогания уже совершенно прошли. Думаю, что уже сегодня покатаюсь на лыжах.

– Ну, конечно. Тебя удерживает именно этот глубокий, рыхлый снег. – Катринка воткнула в волосы последнюю шпильку, поправила несколько выбившихся прядей, взяла губную помаду и начала подкрашивать губы.

– У тебя удивительный рот, – бесстрастно произнесла Натали, оценивая внешность Катринки так хладнокровно, словно та была сейчас моделью на демонстрации мод. – Очень чувственный.

– Спасибо.

– Он ревновал, – продолжала Натали, возвращаясь к первоначальной теме.

– Жан-Клод?

– Конечно, Жан-Клод. К этому американцу, которого ты вчера встретила.

– Так он поверил, что это тебе послали шампанское?

– Совершенно верно. Очевидно, американец богат, но даже если не очень, то все равно нельзя не принимать его во внимание. Он, по-моему, способен на весьма мудрые решения. Я нахожу его очаровательным. Так же, как и ты, правда?

– Да, – неохотно произнесла Катринка, отказываясь ей подыгрывать.

– Так вот, сначала мы ссорились, а потом помирились. Любовью мы, правда, не занимались, – сказала она с оттенком досады в голосе. – Но,– весело добавила она, – на следующей неделе он берет меня с собой в Нью-Йорк.

Катринке такая жизнь казалась ужасной, хуже той, что она пережила с Бартошем. С Миреком, по крайней мере, можно было забыть, что он женат, поскольку они с женой жили каждый своей жизнью. В их отношениях с Миреком не было почти ничего, что нужно было бы скрывать и что могло бы ее унизить, как это часто случалось в отношениях Натали и Жан-Клода. Но Натали, как это ни странно, ничего против этого не имела. Более того, ей все это нравилось – тайна, сцены, драматические угрозы разрыва и экстаз примирения.

– Нью-Йорк, – произнесла Катринка, подыскивая слова, чтобы сказать Натали что-то приятное. – Как бы я хотела повидать Нью-Йорк.

– Для поездки это не самое приятное время года, – сказала Натали, пожимая плечами, – но беднякам выбирать не приходится.

Вот именно, подумала Катринка, как только ей удалось уловить смысл этой английской пословицы. И как ненавистно было для нее быть в бедняках.

Несколько позднее в этот же день, возвращаясь в «Замок» после катания на склоне, Жан-Клод зашел в гостиницу. Оставив во дворе лыжи, он через вестибюль прошел в холл, на ходу расстегивая «молнию» куртки, и обнаружил там Натали, уже вернувшуюся после короткой вылазки в горы. У него был здоровый цветущий вид, а глаза, обычно темные и непроницаемые, сияли от удовольствия. Волосы были еще влажными от снега, и он пригладил их рукой, откинув с высокого лба. Увидев Катринку, он улыбнулся. Конечно, он негодяй, подумала она, но очаровательный негодяй. Она невольно поддавалась его обаянию. Он расцеловал ее в обе щеки, потом фамильярно обнял за плечи.

– Нам занимать столик на двоих, – спросил он, – или ты составишь нам компанию?

Этот вопрос был не просто дружеским предложением, в нем был определенный намек. Жан-Клод постоянно заигрывал с женщинами. И не просто заигрывал. Его намерения всегда были серьезными. И он не задавал случайных вопросов. При каждой их встрече он так или иначе давал ей понять, что хочет с ней переспать. И ему было совершенно безразлично, что Натали ее лучшая подруга.

– Спасибо, но я действительно не могу, Жан-Клод. Я работаю, – ответила Катринка с вежливой улыбкой.

– Ну что же, тогда в другой раз, – согласился он, ничуть не удивляясь ее сдержанному тону.

– У Катринки никогда нет времени. Я еще не встречала женщины, которая бы так много работала, – сказала Натали, с удовольствием отмечая, что Жан-Клод продолжает волочиться за другими женщинами, даже за ее подругами, поскольку это делало его еще более непредсказуемым, коварным и волнующим. Однако, если бы Катринка поддалась искушению, это было бы уже совсем другое дело. Такое предательство оскорбило бы ее. Такую обиду невозможно забыть.