– Я очень обрадовалась твоему приглашению. Приятно среди холодной зимы на Востоке окунуться в солнечную Калифорнию, – сказала она. – Марси, я видела Мэта несколько недель назад.

– Да? – голос Марси звучал удивленно.

– Да. Мы встречали Новый год в Бель-Риве. Там просто великолепно! Мы много гуляли по берегу. Было холодно и сыро, но так красиво. Совсем не так, как летом. Потом мы шли домой, и собирались около большого камина. Мне это так нравилось. Кроме того, нам было легче привезти туда мать Пола и Дорин, чем если бы мы все собирались в Вашингтоне. Господи, надо было это видеть, – рассмеялась она. – Гранд-дама миссис Лэттимор, и Дорин.

– Они поладили? – рассмеялась Марси.

– Да, в самом деле, поладили. Но все равно, это была смешная сцена. Надо отдать должное миссис Лэттимор. Она держалась довольно хорошо, да и Дорин тоже. Ее не испугали ни миссис Лэттимор, ни Бель-Рив. У нее есть чувство собственного достоинства.

– Ты всегда называешь пожилую леди «миссис Лэттимор»? – спросила Марси, взяв горсть чипсов.

– О, да! – рассмеялась Кэлли. – Только сам Господь Бог может называть ее «Корина», а у меня уже слишком много матерей, чтобы называть ее «мамой».

– Так что, – спросила Марси, – Мэт был в Бель-Риве?

– Нет, нет. Мы поехали с Чарли в Бридж-хэмптон, чтобы купить ему одежду для школы. Остановились пообедать и столкнулись с Мэтом в ресторане.

– Ну и как он? – спросила она.

– По-моему, нормально. Спросил, разговаривала ли я с тобой. Он скучает по тебе. Это совершенно ясно.

– Да, не сомневаюсь, – сказала Марси неожиданно помрачневшим тоном. – Хочешь выпить?

– Нет, спасибо.

– Ты знаешь, он так и не понял, – сказала Марси, открывая маленький холодильник в дальнем конце гостиной. – Он мог только говорить мне, чтобы я успокоилась, если я переживала из-за паршивой рецензии или этих идиотов в студии. Он не понимал, под каким психологическим давлением я нахожусь. – Она вернулась в гостиную и села на диванную подушку около камина. – Ему было достаточно спрятаться в Саг-Харборе и строить дома. Я вообще не знаю, как я могла подумать, что смогу работать…

– Все было очень хорошо некоторое время, – сказала Кэлли.

– Да, но это не могло продлиться долго. Мне вообще не следовало выходить замуж. Писатели не должны иметь семью. Это было глупо…

– Я сомневаюсь, что ты действительно так думаешь, – тихо сказала Кэлли.

– Да? Вероятно, ты с ним согласна? Ты тоже думаешь, что в этом виновата только я?

– Марси, я просто думаю, что ты обижена.

– Да, ты бы тоже была обижена, если бы тебе пришлось иметь дело с этими кретинами из студии. Представляешь, эти негодяи вышвырнули меня! Я написала эту проклятую книгу. Я написала три сценария для этих идиотов, которые принесли им всем успех, я могла бы еще, но они вышвыривают меня и нанимают кого-то, чтобы он написал сценарий. Идиоты, – прошептала она сделала большой глоток водки и заплакала.

– Ох, Марси, прости меня. Я знаю, что тебе пришлось трудно.

– Да, – сказала она тихо, – трудно. Она отпила еще и посмотрела на Кэлли. – Ты же знаешь, я не так глупа, как выгляжу.

Кэлли рассмеялась.

– Ты совсем не глупа.

– Знаешь, – сказала она, отпив еще водки, – я понимаю, что, как говорится, нет в этом моей вины. Просто нервы на пределе. Я не могу держать себя в руках. Со мной стало очень трудно… О, черт, Кэл, – сказала она, и слезы потекли у нее из глаз. – Кого я пытаюсь обмануть? Я же знаю, что это пьянство. Каждый день я говорю себе, что не буду пить, а потом все начинается сначала. Каждый день одно и то же… Я встаю утром и говорю – «сегодня – нет», а к середине дня я уже почти готова. – Она утерла слезы рукавом рубашки. – У меня серьезная проблема, Кэл. Пьянство!

Кэлли встала с кушетки, села на пол рядом с Марси и обняла ее за плечи. – Это уже первый шаг, Марси.

– Да. Я сказала об этом вслух, – Марси всхлипнула. – Я думаю, что мне необходимо было это сделать. Перестать скрывать, понимаешь? Я думаю, что теперь все будет по-другому… Знаешь, если я призналась себе в этом, то смогу справиться, – сказала она, аккуратно высвобождаясь из объятий Кэлли. – Но не сегодня. – Она вытерла слезы и слабо улыбнулась. – Я полагаю, что сегодня я выпью еще, пока мы с тобой обсуждаем мою проблему выпивки. – Она встала и подошла к бару.

– Ты выдержишь, Марси?

– Конечно. Я упрямое дитя Бруклина.

– Мне кажется, что тебе нужна помощь, – тихо сказала Кэлли.

– Нет, нет, я справлюсь. Правда. Теперь, когда я призналась в этом…

– Сколько тебе нужно потерять, Марси? Мужа? Карьеру? Что еще ты принесешь в жертву алкоголю?

– Господи, – голос Марси дрогнул. Она в упор посмотрела на Кэлли. – О какой помощи ты говоришь?

– Перед отъездом я говорила с Дорин. В Южной Калифорнии есть отличный реабилитационный центр.

– Ты не имеешь права! – возмутилась Марси.

– У меня есть все права, – мягко сказала Кэлли. – Я твой друг. Ты можешь отказаться. Все что мне нужно сделать – это позвонить.

– Связи знаменитых Лэттиморов? – ухмыльнулась Марси.

– Нет, – улыбнулась Кэлли. – Никакого отношения к Лэттиморам. Это Дорин. Оказалось, что она имеет связи в определенных кругах.

– Господи, – рассмеялась Марси. – Я сдаюсь. Слушай, ты права. Наверно, мне нужна помощь. Я подумаю. Обещаю тебе.

– Не годится, – ровно сказала Кэлли.

– Что? Я согласна…

– Ты поедешь сегодня.

– Уже почти десять, – запротестовала Марси. – И я выпила. Дай мне время. Боже…

– Все, что мне надо сделать – это позвонить, – сказала Кэлли.

– Ладно. А как насчет… компромисса. Ты позвонишь, а я поеду утром.

Марси села на кушетку. Она вдруг показалась Кэлли молоденькой и испуганной.

– Хорошо. Но, Марси, если ты не уедешь утром, то я возвращаюсь в Вашингтон. Я не собираюсь сидеть здесь и смотреть, как ты доводишь себя своим пьянством до смерти. – Кэлли почувствовала, что у нее защемило сердце от мучительного взгляда Марси.

– Ты упрямая, Кэл, – сказала Марси. – Звони.

Кэлли достала из сумки листок с номером телефона и набрала номер.

В ожидании, когда проснется Марси, Кэлли пила кофе на веранде. Она смотрела на беспорядочное нагромождение домов, тянущихся вдоль побережья Калифорнии, на волны, разбивающиеся далеко внизу, и молилась, чтобы Марси не передумала насчет того, о чем они договорились вчера. А вдруг она даже не помнит? Ее мысли прервала Марси, вышедшая на веранду. Она протянула Кэлли стакан апельсинового сока, держа в руке второй для себя.

– Мне – с… тебе – без… – улыбнулась она.

– Спасибо, – сказала Кэлли. Она повернулась к морю и облокотилась на перила. – Все остается в силе?

– Я надеялась, что ты забудешь.

– Тебе не повезло, – улыбнулась Кэлли.

– Очень трудно с людьми, которые не пьют. Они всегда помнят ночные разговоры. Да, – сказала Марси. – Все остается в силе. Я собрала кое-какие вещи.

– Как ты? – спросила Кэлли.

– Боюсь, – просто сказала Марси. Она пила смешанный с водкой апельсиновый сок и смотрела на море.

21

Джерри поправил одеяло, наклонился и поцеловал Сиси в щечку. Он вышел из комнаты и тихо прикрыл за собой дверь.

– Мистер Монтини?

– Да, Инес?

– Я могу что-нибудь для вас сделать? Вам что-нибудь нужно?

– Нет, спасибо, – сказал он. – О, вот что… Миссис Монтини прилетает завтра на «Конкорде». Скажите Району, чтобы он съездил за ней в аэропорт Кеннеди.

– Хорошо, мистер Монтини. Я позабочусь об этом. Мистер Монтини, я хотела выразить вам свои соболезнования…

– Да, Инес, спасибо. Я вам очень благодарен.

Джерри похлопал ее по плечу, спустился в холл и прошел через гостиную в библиотеку. Он налил себе виски покрепче, выключил лампу и опустился в кожаное кресло. В комнате горели только маленькие лампочки, подсвечивающие картины на стенах. Он пробежал глазами по бесценным полотнам, предмету гордости – не только потому, что это знак его успеха, но и потому, что это результат вкуса и образования его жены. Сначала коллекция собиралась как бы из снисходительности к причуде Лили. Потом он удивился, насколько это разумное вложение капитала. И наконец, под влиянием Лили, он начал ценить красоту искусства. Больше всего Джерри любил французских импрессионистов. Лили предпочитала более абстрактную живопись, современную, для него слишком не понятную. Он устало потер глаза. «Господи», – подумал он, покачав в темноте головой. – «Это далекий отзвук с Юнион-стрит».

Во второй половине дня, ближе к вечеру, пришло сообщение, что его отец, слабый и больной, был убит при выходе из маленького ресторана на Малберри-стрит. Тело можно будет забрать только завтра. «Эти подонки так и не оставили его в покое», – подумал он Старик умер бы в своей кровати через месяц, но Огги Скаффоне, полагал он, уже устал ждать, когда же старик ослабит железную хватку и уступит ему свою команду и территорию. Хотя эта жизнь осталась позади, он понимал ее всеми фибрами своей души. Он не чувствовал ни гнева, ни желания отомстить. Он понимал, что это было деловое решение вопроса, в ключе образа жизни отца, решение, которое он хладнокровно бы принял, если бы они с Огги поменялись местами. Он почувствовал некоторое чувство симпатии к своему отцу, не похожее ни на его влечение к Лили, ни на обожание Сиси, но что-то вроде любви… Чувство облегчения оттого, что со смертью старика его жестокое прошлое будет похоронено вместе с ним, возможно, даже будет забыто, никогда не причинит никакого вреда Сиси… И болезненное чувство одиночества, вызванное не смертью отца, а отсутствием жены.

– Это неправильно, – пробормотал он. – Моя жена должна быть со мной в такой момент.

– Эти так называемые «французские штучки» зашли слишком далеко. Он хочет, чтобы его жена была вместе с ним. Он собирается по этому поводу кое-что предпринять. Джерри допил виски и направился в свою пустую спальню.