Рэнд привстал со своего сиденья, чтобы последовать за ней. Он мог взять ее за руку и провести в их комнату, если бы не невнятный голос, который раздался позади него.

— Ты счастливый ублюдок, но, о, дьявол, не заслуживаешь ее.

Рэнд обернулся и увидел виконта Хэнли, смотрящего стеклянными глазами на то место, где стояла Изабель. Его рот был открыт, и его глаза полны слез, когда он опрокинул кружку с элем себе в рот. Пот оставил пятна под мышками его рубашки, эмблема медведя, вышитая на плаще, который он носил, была испачкана остатками не одной трапезы, и кислый, плотский запах указывал на то, что или пил несколько дней, или не чувствовал потребности помыться.

Горячая ярость забурлила в венах Рэнда, и он выпрямился, сделал шаг по направлению к виконту.

Хэнли развернулся к нему и поспешно отступил назад. Под его коленями оказалась скамейка, и он плюхнулся с таким сильным ударом, что эль выплеснулся ему на колени. Вид у него был такой, как будто он вот-вот заплачет.

Гнев улегся в венах Рэнда, когда он увидел пьяные страдания мужчины. Его первым порывом было продырявить кожу большого болвана несколькими удачными колющими ударами меча. Однако, будучи мужем леди Изабель, он мог позволить себе быть щедрым.

Хэнли можно было редко встретить без Грейдона. Он был, безусловно, одинок сейчас, потому что сводный брат Изабель лежал наверху с ранениями, полученными на турнире. Ему некуда было себя деть, и ему нужно было поделиться с кем-то своими пьяными жалобами.

— Не могу не согласиться с тем, что не заслуживаю мою леди, — сказал Рэнд с дружелюбной учтивостью. — Ни один мужчина не достоин ее, поскольку она несравненна.

— Она была бы моей, если бы не вмешательство Генриха. — Слова были задумчивыми, с долей бессильной ярости.

— Разве?

Хэнли покачал своей большой головой:

— Грейдон пообещал мне это. На словах все было решено. Затем... — Он не договорил, снова погрузив лицо в кружку.

— Контракт не был подписан, безусловно. — Поставив ногу на скамью рядом с компаньоном Грейдона, Рэнд отбросил знак расположения Изабель, который все еще носил завязанным на локте, и снова начал наигрывать на лютне песню о ягодах. Однако он слушал внимательно, так как брачные контракты могли связывать, аннулируя и делая недействительной любую церемонию, проведенную позже.

— Не было времени составить его, так он мне сказал. Уже тогда он вел переговоры с Генрихом за моей спиной.

Рэнд позволил себя вдох молчаливого облегчения:

— Но вы остаетесь товарищами, вы двое, так как приехали в Брэсфорд вместе и вместе бились на турнире. В самом деле, друг мой, у тебя, должно быть, щедрая душа.

Хэнли выглядел по-совиному мудрым. Его рот работал мгновение, прежде чем он нашел слова:

— Грейдон сказал, что все, что я должен делать, — это ждать. Проклятие Граций настигнет тебя, затем будет моя очередь.

— Твоя очередь погибнуть? Не большая это честь, — прокомментировал Рэнд так мило, как только мог.

— Моя очередь на леди Изабель. Но проклятие еще не настигло тебя, тысяча чертей. Возможно, ты победил его, возможно, нет. — Хэнли засмеялся, это был грубый, мерзкий звук, и щелкнул пальцами в направлении рукава Изабель, завязанного на руке Рэнда. — Ты все еще носишь знак расположения своей жены. Быть может, ты находишься под ее чарами и не знаешь этого. Может быть, ты должен умереть медленно.

Хэнли покачнулся. Рэнд перестал играть, положил руку на плечо мужчины, чтобы удержать его.

— Не исключено, что я ее пленник, — сказал он с мрачной искренностью. — Если так, я молюсь о том, чтобы это продолжалось. Ну и чтобы никто не решил поспособствовать этому проклятию.

— О да, лучше гляди в оба, — сказал Хэнли, подмигивая, от чего стал выглядеть косоглазым. Он снова засмеялся.

Рэнд отложил лютню в сторону.

— Так Грейдон предложил союз между мной и леди Изабель. Это была мысль не Генриха.

— Не сказал бы. Это была, конечно, воля короля. — Хэнли помолчал одну минуту, глубоко задумавшись. — Хотя Грейдону это понравилось. Видишь, он получит больше с ренты Брэсфор-да, чем с земель, которые она наследовала.

Сводный брат Изабель может наложить руки на ренту с поместья Рэнда в одном единственном случае — если Изабель останется вдовой с ребенком. Как ее ближайший родственник мужского пола и глава ее семьи, Грейдон возьмет под контроль ее наследство от покойного мужа, по крайней мере пока она не выйдет замуж снова. Если он вскоре отдаст ее Хэнли, маловероятно, что виконт будет оспаривать его постоянное пользование доходом или, по крайней мере, пока он будет его делить.

И если она останется вдовой без ребенка, она все равно наследует долю Брэсфорда, хотя должна будет вернуться в Грейдон-Холл, и ее второй брак будет устроен сводным братом или королем. Брэсфорд-Холл и большинство его земель перейдут к следующему родственнику Рэнда. Поскольку у него никого нет, кроме единокровного брата, что странного в том, что Уильям получит награду и руку леди в придачу?

Эти свежие мысли отнюдь не были приятными, но между ними стала усматриваться логическая связь.

Если его повесят, думал Рэнд, а также кто-то позаботится о том, чтобы у Изабель не было сводного брата... Вдова, не имеющая близкого родственника мужского пола, может иметь гораздо больше независимости. За исключением вмешательства короля, она может собирать свою собственную ренту, покупать и продавать имущество, инвестировать в торговлю и другие такие предприятия.

— Грейдон вряд ли будет наслаждаться доходом, которого так домогается, — сказал Рэнд. — Ты можешь сказать ему это.

— Да я и говорил. Говорил ему также, что это проклятие Трех Граций — выдуманная история, сочиненная сестрами. Он не хотел ничего слышать.

— Это было, — спросил Рэнд самым тихим тоном, — когда он сломал палец леди Изабель?

Хэнли нахмурился:

— Он это сделал?

— Да, и радовался этому, использовал это, чтобы вынудить ее выйти замуж.

— Ему не следовало. — Хэнли попытался осушить свою кружку, но она оказалась пустой. Он сидел, уставившись в нее долгие секунды. Потрясая головой, пробормотав что-то о дополнительной порции эля, он оторвался от скамьи и ушел, шаркая ногами.

Рэнд позволил ему уйти, хотя его взгляд был прикован к удаляющейся фигуре. Возможно, он принес больше вреда, чем пользы своими откровениями.

Что бы ни вышло из них, последствия не должны коснуться Изабель. Он позаботится об этом.

Утро проходило с мучительной медлительностью. Рэнда раздражало вынужденное безделье. Удерживаться здесь и мерить шагами дворец — с таким же успехом он мог быть запертым в тюрьме Тауэр. Он жаждал быть в седле вместе с воинами, которые все еще прочесывали луга и болота, холмы и долины за городом в поисках мадемуазель Жюльет и Леона. Казалось, что инстинкт приведет его к одному из них, если ему только позволят присоединиться к погоне.

Наступил полдень, о чем оповестил колокол аббатства. Скоро обед. Он направился в комнату, предназначенную для него и Изабель, отчасти чтобы вымыть руки, прежде чем разделить еду и питье с ней, но также потому, что рассчитывал, что она сделает то же самое, и надеялся украсть поцелуй. Или что-то большее, если она была расположена.

Приближаясь, он насвистывал мелодию, которую играл раньше. Она засела у него в голове, сводя с ума своей игривостью и образами веселых любовных игр. Его мысли крутились вокруг использования ягод, когда он появился в прихожей, которая вела в его комнату.

В тени с дальней стороны длинной комнаты топтался какой-то мужчина, мрачно одетая фигура в черно-белом. Неизвестный поправил шляпу с широкими полями с плюмажем из лебединых перьев, наклоняя ее под изящным углом, который скрывал большую часть его лица. Прогулочным шагом он стал удаляться по направлению к другой двери, которая вела в лабиринт коридоров и старый садик в задней части дворца.

Походка была знакомой. Рэнд нахмурился в нерешительности. Не может быть. Нет, конечно, нет. Леон не может быть здесь, во дворце, когда половина солдат Генриха сбились с ног, отыскивая его след. Разве не так?

Рэнд быстрым шагом направился следом за мужчиной. Щеголь в большой шляпе ускорил шаг, достигнув дальней двери и пройдя в нее. Рэнд перешел на бег. В следующее мгновение он услышал бегущие шаги впереди него. Ворвавшись в полуприкрытую дверь, он посмотрел вправо, влево, услышал слабое позвякивание колокольчиков, уловил мелькание белого с черным и скрип ступеней служебной лестницы. Он пустился в погоню.

Кот и чертовски проворная мышь — он и его добыча — бежали по коридорам, кружили в водовороте комнат, похожих на драгоценные камни своими гобеленами и сарациновыми коврами, врывались в кладовые и чуланы. Затем заскользили по двору, мокрому от воды и старой мыльной пены, протопали по пустой прачечной и нырнули в узкую аллею. Выбежав на внутренний двор, который был превращен в скотобойню, они маневрировали между слугами с ножами, кружили вокруг чанов, в которых топились свиные головы, и осторожно перепрыгнули дальний угол, выделенный для потрошеных кур. Хлопанье крыльев оповестило о том, что Мастер празднеств обошел голубятню.

Через несколько мгновений фигура, облаченная в черное и белое, устремилась к пыльным теням конюшни, где ряды боевых коней и верховых лошадей поднимали любопытные головы над низкими створками дверей. Теперь Рэнд знал, куда ему идти. Он свернул к задним дверям длинного здания. Резко остановившись, он прижался спиной к воротам, имеющим форму подковы. Когда Леон вылетел через них, он схватил его за дублет крепкой хваткой, бросив на стену рядом с собой с тяжелым ударом плоти о камень. Затем он придавил его к земле.

Они дышали с хрипом, как кузнецы. Пот струился по их лицам, их волосы были мокрыми. Леон выглядел полумертвым с шишкой размером с ястребиное яйцо, выскочившей на линии волос, и кровью, которая сочилась из носа. Его глаза были тусклыми, и бледность его лица имела синеватый оттенок под оливковой кожей.