– Я не в депрессии, – надуваю я губки.

Она смеется, забирается с ногами на кушетку и делает мне знак сесть рядом с ней.

– Что случилось, Кэс, ты заблудилась?

Я киваю, на глазах появляются слезы.

– Он звонил?

Я качаю головой.

Она закрывает глаза, словно погружаясь в медитацию.

– Он скучает по тебе, – говорит она. – Просто боится.

– Откуда ты знаешь, что он боится? – удивляюсь я.

Она улыбается, глаза по-прежнему закрыты.

– Потому что мужчины всегда боятся. Они будут петь тебе о храбрости, уверять, что защитят тебя от всех напастей, но при первом же эмоциональном конфликте разбегаются, как кучка испуганных кроликов.

Я вздыхаю и кладу голову на колено.

– Роберт не кролик.

– Все мужчины кролики, – возражает Симона, распахивая глаза. – Они водят своими носиками, вынюхивают, трахают все, что шевелится, а потом разбегаются. А мы, как Элмер Фадд, разрушаем свою жизнь в одержимой охоте за ними.

Я хихикаю. Впервые за долгое время я готова расхохотаться. Это маленькая победа Симоны, и она признает ее, облегченно вздыхая.

– Уверена, что между вами все кончено? – спрашивает она.

Я не отзываюсь. Я не готова сказать это вслух, но за меня отвечают слезы, которые начинают бежать ручьем, стоит Симоне обнять меня.

– Может, я дала тебе неверный совет в тот вечер с водочным коктейлем.

– О?

– Я рассказала о сексе втроем и предложила тебе тоже попробовать нечто подобное, если у тебя сильное чувство собственного Я. Но я не сказала тебе, что у тебя его нет.

Я ежусь от обиды.

– Только не пойми меня неправильно, оно у тебя появится, и очень скоро. Но сейчас ты находишься на стадии самоизыскания. – Она делает паузу, прежде чем спросить: – Как дела на работе?

– Я уволилась.

– Слава богу!

Я выпучиваю глаза:

– Ты же говорила, что я должна остаться! Говорила, что я должна пройти через это, принять власть без уважения! Это твои слова!

– Нет, я говорила, что ты либо должна пройти через это, либо уйти и найти иной путь. Я предложила тебе поработать на себя.

Я трясу головой, смотрю на свой стакан из-под вина, в котором осталось всего несколько капель на дне.

– Я не готова к этому. И у моей фирмы есть привычка наказывать тех, кто избрал этот путь, особенно если они подозревают, что ты можешь увести у них клиентов или составить им конкуренцию. Они зароют меня прежде, чем я успею встать на ноги.

– Хм, не-а, они этого не сделают, – смеется Симона.

– Симона, я видела, как они проделывали это с другими… – начинаю я, но замолкаю.

Конечно же они этого не сделают. Как его одеколон, которым пахло от моей кожи после занятий любовью, запах его протекции все еще силен. Люди чувствуют его. Они в курсе, что это означает.

– А в чем разница? – взрываюсь я. – Если они побоятся наброситься на меня из-за него…

– Кейси, у нас у всех есть в жизни преимущества и преграды. Ребенок, живущий по плану, пользуется своими спортивными способностями, чтобы выйти из замкнутого круга. Женщина с плохими зубами пользуется деньгами семьи, чтобы пойти к ортодонту. Полицейский, имеющий слабость к рыженьким, пользуется своим положением, чтобы прикрыть скандал.

Я скашиваю на нее глаза, и она опять смеется.

– Ладно, может, в последнем сравнении я зашла слишком далеко. Но ты уже получила свою долю преград.

– Например?

– Например, раны, которые никогда не затянутся, – вздыхает она.

Мы обе замолкаем. За стенами ветер качает деревья, ветки скребутся о мое окно. На мгновение мне кажется, что они пытаются вывести на стекле слово «Мелоди».

– Он не может построить за тебя твой бизнес, – говорит Симона. – Учитывая сложившиеся обстоятельства, я думаю, он даже не будет пытаться. Но отношения с ним защитят тебя от несправедливых атак. Твоя компания не имеет права подрывать твои новые начинания. Не приглашай их к боевым действиям.

Я смотрю на жесткий пол у нас под ногами, лишь отчасти прикрытый персидским ковром.

– Мы занимались любовью у меня в кабинете.

– Ты и кабинеты. – Симона хохочет, вспомнив, как в прошлый раз я рассказала ей о том, как мы занимались сексом на рабочем столе Роберта.

– На этот раз все было по-другому. – Я опускаю ногу и трогаю пальцами мягкий ворс. – Не грубо, или игриво, или замысловато, как это временами случалось. На этот раз были только он и я, мы касались наших душ, наших ран, тех, которые никогда не затянутся… Это было так больно, так нежно и…

Я не заканчиваю предложение. Это воспоминание не стоит у меня перед глазами, я скорее чувствую его. Чувствую его теплые губы на моих губах, его руки на моей обнаженной коже. Чувствую, как утыкаюсь лицом ему в шею, чувствую соленый вкус его слез. В его крепких объятиях я была и защищена, и сама защищала, и на один краткий миг все встало на свои места. Вещи обрели смысл, я знала, кто я, что мне нужно, какова моя цель в жизни.

И я знала, где мое место. Прямо здесь, на полу моего кабинета, в его руках, делая все… правильным.

Симона внимательно смотрит на меня. Мне не надо заглядывать ей в глаза, чтобы увидеть в них заботу.

– Это еще одна рана, – шепчу я. – И она болит. Так болит, что я не могу стоять, не могу дышать.

– Но ты дышишь, Кейси, – отвечает Симона. Она гладит меня по руке, утешая. – Ты дышишь сквозь боль.

Я киваю и вновь разражаюсь слезами. Но на этот раз у меня есть Симона, и она поддерживает меня.

Симона. Моя сестра.

Глава 17

Дни складываются в недели, недели – в месяцы. Никаких вестей от него нет. Рана не заживает, она все сильнее вгрызается в легкие, я ощущаю ее с каждым вздохом.

Но я уже не так часто вздыхаю.

Поначалу я считала предложение Симоны начать свой собственный бизнес глупым, даже вредным. Разве не из-за этого я порвала с Робертом? Потому что он принуждал меня играть по моим собственным правилам, а я хотела играть по правилам, которые высечены в камне другими людьми?

Потребовалось несколько недель без работы, чтобы осознать – нет, все было совсем иначе. Роберт хотел, чтобы я играла по его правилам. Дейв хотел, чтобы я играла по правилам, установленным в другое время, в другом месте, в мире, который существовал только в мужских клубах, куда теперь ему не было доступа.

Этого я тоже не хочу.

И вот тогда я поняла, что впервые в жизни мне не обязательно бросаться из крайности в крайность. Мне не надо делать страх своим любовником, но и бежать от него тоже не стоит. Если я смогу просто начать смотреть ему в лицо, найти золотую середину… то место, где ты устанавливаешь некоторые правила, но не все… тогда, может статься, все будет хорошо.

Итак, я делаю прыжок вперед и решаю работать на себя. Я ищу клиентов со скромными доходами, бизнес с нераскрытым потенциалом, неопытных предпринимателей, чьи задумки можно обернуть в золото. Я предоставляю им свои идеи, а они мне – свои деньги. Мало-помалу мое предприятие растет, капля за каплей льется в чашу успеха, как правильно заваренный кофе. Это требует определенного времени, но неторопливый процесс делает кофе более насыщенным и вкусным, куда более ароматным.

Мы с Симоной взяли привычку выходить в свет раз в неделю. Иногда мы просто обедаем. В другой раз надеваем облегающие платья и идем в самые дорогие заведения Лос-Анджелеса. Я позволяю мужчинам смотреть на себя, наслаждаюсь их вниманием, но на этом все заканчивается. Я опять провела границы, но это мои границы. Единственные ожидания, по которым я живу, я установила сама. Это абсолютно новый опыт, и временами он очень нервирует. Я порой сомневаюсь в себе и задаюсь вопросом: все ли я делаю правильно? Но мужчины в салонах восхищаются мной, моя дружба с Симоной крепнет, мои новые клиенты уважают меня. Допущенные ошибки не привели к полному отторжению. Меня не стерли… даже родители.

Да, они все еще называют меня дочерью. Мы разговариваем раз в несколько недель, но не чаще. Они не понимают меня, но боятся задавать вопросы. Боятся, что я вновь начну говорить о Мелоди. Видимо, в этом страх все еще работает на меня, держит в узде родительское неодобрение.

Я прекрасно справляюсь днем. Но ночью, когда все огни гаснут и я лежу одна в своей кровати, вот тогда я начинаю вздыхать. Вот тогда боль просачивается в щели под дверями и заполняет весь дом.

Бывает, я беседую с ним. Выхожу на цыпочках в свой крохотный задний дворик прямо в ночной рубашке. Сворачиваюсь клубком в кресле на патио и смотрю на луну. Спрашиваю его, какие тайны он видел с тех пор, как мы с ним говорили последний раз. Спрашиваю, злится ли он. Больно ли ему? Когда мне становится лучше, интересуюсь, живу ли я еще в том камне, который он называет своим сердцем. Не устал ли он от обожателей, может ли кто-то или что-то понять его так, как океан? Все эти ведьмы и первобытные племена, которые танцуют для него, приносят ему жертвы и поют ему песни, сравнимы ли их подношения с приливными волнами, которые я даровала ему?

Потом я закрываю глаза и чувствую прилив. Я представляю, что он стоит позади меня, его руки скользят по моим волосам, по плечам, опускаются к грудкам, играют с сосками, пока те не становятся такими же твердыми, как его сердце.

Я слышу шепот в дуновении ветра:

– Еще один ураган, только для нас.

И там, прямо на заднем дворе, он подходит ко мне, светится в темноте. Я запускаю руку между ног, сорочка собирается на талии. И чувствую, как его губы прокладывают дорожку вдоль моей спины, по бедрам. Чувствую, как его руки гладят мой живот, обнимают меня, сильные руки с нежными прикосновениями.