«Видишь, какая жизнь смешная штука, – так Брам обычно заканчивал эту легендарную любовную историю. – Если бы машина не сломалась именно там, если бы ей хватило денег доехать до Копенгагена или если бы Дэниэл был выше, ничего этого могло бы и не произойти».

Но я понимал истинный подтекст. Все случайно. Все происходит случайно.

Шесть

Два дня спустя у меня как по мановению волшебной палочки на счету появляется сто тысяч евро. Естественно, никакого волшебства тут нет. Я уже давно бросил экономить и успел понять, что во Вселенной существует такое же равновесие, как и на рынке. За все, что она дает, тебе приходится расплачиваться.

Я покупаю у какого-то наркомана обшарпанный велик, смену одежды на блошином рынке. Возможно, у меня теперь и есть деньги, но я привык жить просто, имея лишь то, что могу унести. К тому же я тут ненадолго, так что лучше не оставлять за собой слишком много следов.

Я хожу туда-сюда по Дамраку, глядя на окна туристических бюро, пытаясь решить, куда отправиться дальше: Палау. Тонга. Бразилия. Вариантов у меня теперь много, поэтому выбрать что-то одно становится трудно. Может, отыскать дядю Дэниэля в Бангкоке, или он сейчас на Бали?

Когда я смотрю на объявления, приклеенные на окно агентства, рассчитанного на студентов, меня замечает темноволосая девушка и машет рукой, приглашая.

– Что подыскиваете? – спрашивает она по-голландски с небольшим акцентом. Она откуда-то с востока Европы, может, румынка.

– Что-нибудь не здесь.

– А поконкретнее? – говорит она с легким смешком.

– Что-то теплое, недорогое и далеко – такое место, где с сотней тысяч евро можно затеряться сколь угодно надолго, думаю я.

Девушка снова смеется.

– Под это описание примерно половина земного шара подходит. Надо сузить поиск. Хотите на пляж? В Микронезии есть просто потрясающие места. Таиланд пока еще довольно дешевый. Если интересует более резкая смена культуры – Индия очень колоритная.

Я качаю головой.

– Индии не надо.

– Новая Зеландия? Австралия? По Малави, что в Центральной Африке, народ просто с ума сходит. Про Панаму и Гондурас очень хорошо отзываются, хотя там был этот переворот. Вы надолго хотите улететь?

– Навсегда.

– Тогда можно купить кругосветное путешествие. У нас есть несколько специальных предложений. – Она стучит по клавиатуре. – Вот, например: Амстердам, Найроби, Дубай, Дели, Сингапур, Сидней, Лос-Анджелес, Амстердам.

– А без Дели есть?

– Да, в Индию вы, видимо, совсем не хотите.

Я улыбаюсь.

– Ладно. Какую часть света вам хотелось бы увидеть?

– Мне все равно. Подойдет любое место, главное, чтобы тепло, дешево и далеко. Но не Индия. Может, вы выберете за меня?

Девушка смеется, как будто это шутка. Но я говорю серьезно. С тех пор, как я вернулся, я погряз в какой-то неподвижности. В ожидании встречи с Марйолейн я целыми днями валялся в кроватях тоскливых хостелов. Шли дни, а я лежал и держался за треснувшие, но еще тикающие часы, задаваясь бесполезными вопросами об их хозяйке. От этого голова уже кругом идет. Так что пора выдвигаться в путь.

Девушка печатает.

– Вы должны мне помочь. Начнем с того, где вы уже были.

– Вот. – Я бросаю на стол потрепанный паспорт. – Тут моя история.

Она открывает.

– Ого. – Ее голос из дружелюбного становится игривым. Она перелистывает страницы. – Вы много путешествуете, да?

Я устал. Сейчас этот танец меня не интересует. Я лишь хочу взять билет на самолет и уйти. Надо только убраться отсюда, из Европы, и я снова стану собой.

Девушка пожимает плечами и продолжает листать паспорт.

– Ага. Знаете что? Я пока вам ничего не могу предложить.

– Почему?

– Вам паспорт скоро менять. – Девушка кладет его обратно на стол. – А удостоверение личности у вас есть?

– Его украли.

– Вы подали заявление?

Я качаю головой. В полицию во Франции я так и не пошел.

– Хотя это не важно. Для посещения практически всех стран нужен паспорт. Так что просто получите новый.

– А это долго?

– Не очень. Несколько недель. Подайте документы в муниципалитете. – Она спешно перечисляет, какие понадобятся бумаги, но у меня ничего из этого при себе нет.

Вдруг я чувствую, что застрял, и не совсем понял, как это вышло. Мне удавалось избегать Голландии целых два года! На что я только не шел, чтобы не попасть на этот клочок земли, небольшой, но зато расположенный прямо по центру – например, я уговорил диктаторшу Тор, режиссера «Партизана Уилла», выступить в Стокгольме вместо Амстердама, состряпав левую байку о том, будто шведы – самые большие любители Шекспира в Европе, если не считать Британии!

Но прошлой весной Марйолейн наконец разобралась в путаных документах на недвижимость, принадлежавшую Браму, и баржа перешла во владение Яэль. Она тут же выставила дом, который он для нее построил, на продажу. Мне к тому моменту нечему уже было удивляться.

Но все же попросить меня приехать и подписать бумаги? Вот это нервы надо иметь. Хуцпэ [17], как сказал бы саба. Как я понял, Яэль сделала это из практических соображений. Я мог доехать на поезде, а ей надо было лететь на самолете. У меня на это уйдет всего лишь несколько дней, не особое затруднение.

Но я на день задержался. И это каким-то образом все перевернуло.

Семь

ОктябрьУтрехт

До меня доходит, хоть и поздно, что сначала следовало позвонить. Может, еще в прошлом месяце, как только вернулся. Или хотя бы заранее, до того как пришел. Но я этого не сделал. Теперь уже слишком поздно. Я уже тут. С надеждой, что все пройдет как можно безболезненнее.

В доме на Блумштрат кто-то заменил старый звонок на глазное яблоко, которое с упреком пялится на тебя и навевает дурные мысли. Наша переписка никогда не отличалась регулярностью, и в последнее время сошла на нет. Я даже вспомнить не могу, когда последний раз писал ему письмо или эсэмэску. Три месяца назад? Или полгода? Я понимаю, тоже поздно, что, возможно, он вообще тут больше не живет.

Каким-то образом я знаю, что нет, он еще тут. Брудж не уехал бы, не сообщив мне. Он бы так не поступил.

Мы познакомились, когда нам было по восемь лет. Я заметил, что он рассматривает наш хаусбот [18] в бинокль. Когда я спросил, что он делает, Брудж объяснил, что не за нами шпионит. За последнее время в нашем районе произошло несколько взломов, его родители начали строить планы переехать из Амстердама в место побезопаснее. Он хотел остаться в этой квартире, поэтому ему нужно было найти преступников. «Но это же серьезное дело», – сказал я. «Да, – согласился он. – Но у меня вот что есть». Он достал из велосипедной корзины остальное шпионское оборудование: дешифратор, наушники для прослушивания, очки ночного видения – Брудж дал мне в них посмотреть. «Если тебе нужна помощь, могу стать твоим партнером», – предложил я. В нашем районе, на восточной каемке центра Амстердама, детей проживало немного. В соседних хаусботах на Нью-принсинграхт вообще никого, к тому же я был единственным ребенком в семье. Я развлекался тем, что колотил мячом по стене нашего дома; почти все они вскоре исчезали в грязных водах канала.

Брудж согласился принять мою помощь, так мы подружились. Часами мы изучали район, фотографировали подозрительных людей и машины, пытаясь раскрыть преступление. До тех пор пока нас не увидел старик, который подумал, что мы работаем на бандитов, и вызвал полицию. Они застали нас, сидящих на корточках, возле соседского пирса, мы разглядывали в бинокль один подозрительный фургон, который появлялся тут регулярно (как мы потом выяснили, он принадлежал хозяину пекарни за углом). Нас стали допрашивать, мы оба разревелись, думая, что нас посадят в тюрьму. Запинаясь, мы все объяснили и поделились своей стратегией по раскрытию преступления. Полицейские слушали, изо всех сил стараясь не ржать, а потом отвели нас по домам и поговорили с родителями Бруджа. Перед уходом один из детективов дал нам по визитке и сказал звонить, если что заметим.

Я свою карточку выбросил, а Брудж оставил и хранил ее несколько лет. Когда нам было по двенадцать, я заметил ее на доске с записями в его спальне в пригородном доме, куда они в итоге переехали. «Ты ее все еще хранишь?» – спросил я. Они переселились уже два года назад, и мы виделись не очень часто. Брудж посмотрел на карточку, потом на меня. «Вилли, ты что, не знаешь, я ничего не выбрасываю».

Дверь открывает долговязый парень в кофте с эмблемой футбольной команды «Пи-Эс-Ви», намазанные гелем волосы стоят торчком. У меня сердце обрывается; раньше Брудж жил здесь с двумя девчонками, с обеими постоянно, хоть и безуспешно, пытался переспать, и тощим пацаном по имени Иво. Тут у этого парня вспыхивают глаза, он меня узнает, и я понимаю, что это Хенк, один из друзей Бруджа из Утрехтского университета.

– Уиллем, ты ли это? – спрашивает он, и, не дав ответить, кричит: – Брудж, Уиллем вернулся.

Слышатся возня и скрип стертых половых досок, и вот появляется он, ниже меня на голову, но в полтора раза шире в плечах – мы с ним такие разные, что старик с соседнего хаусбота прозвал нас Макарониной и Тефтелей. Брудж эти прозвища очень нравились, ведь тефтеля куда вкуснее макарон!

– Уилли? – Брудж на миг замирает, но потом бросается на меня. – Уилли! А я уж думал, что ты помер!

– Я восстал из мертвых, – отвечаю я.

– Правда? – Глаза у него такие круглые и синие, что напоминают блестящие монетки. – Ты когда вернулся? Надолго? Есть хочешь? Жаль, не предупредил, я бы что-нибудь приготовил. Но можем вместе сделать хороших borrelhapje [19]. Заходи. Хенк, посмотри-ка, Уилли вернулся.

– Вижу, – кивает Хенк.

– Вау! – кричит Брудж. – Уилли вернулся!

Я вхожу в коридор. Раньше тут был относительный порядок, кое-где стояли женские штучки вроде ароматизированных свечей – Брудж делал вид, что ему это не нравится, но зажигал их, даже когда никого из девчонок дома не было. Теперь тут воняет носками, спитым кофе, разлитым пивом, от девушек остался лишь косо вставленный в раму плакат с картиной Пикассо над камином.