Ди тоже смеется.

Над тем, что ему только что рассказала его лучшая подруга. Пожалуй, вся эта история слишком сумасшедшая, чтобы в нее можно было поверить, но именно так обычно и понимаешь – это правда.

– Жаль, что Шекспир умер, – говорит Ди. – От такой истории он бы точно не отказался.

– Знаю, – отвечает Эллисон.

Мама Ди ставит на стол чашку кофе. С кухни доносится потрясающий аромат жареного бекона.

– Наша девочка звонит? – спрашивает женщина.

Ди точно не знает, в какой именно момент Эллисон превратилась из «его» девочки в «их девочку», но он поворачивает ноутбук, так что его мать тоже может поздороваться с подругой.

– Привет, детка, – говорит она. – Как дела? Не хочешь немного вафель?

– Привет, миссис…

Предупреждающий взгляд Ди мгновенно преодолевает четыре тысячи миль по кабелю.

– То есть Сандра, – исправляется Эллисон. – Звучит аппетитно. Но как же есть по «Скайпу»?

– Думаю, когда-нибудь станет возможным и это, – отвечает женщина.

Ди прикрывает ноутбук:

– Мам, я не разговаривал с моей девочкой уже неделю. Поговоришь с ней, когда она приедет.

Ди возвращается к экрану.

– Мне все еще нужно встречать тебя в аэропорту, ты не передумала?

– Конечно, приезжай. По-моему, мама тоже собиралась заехать. Говорила, что ты мог бы вернуться с нами.

– Когда там твоя вечеринка, говоришь? – спрашивает Ди.

– По идее, я должна лететь домой завтра после обеда. На самом деле прямо сейчас, по идее, я в Хорватии, – пожимает плечами Эллисон.

– Как у тебя много всего «по идее», – говорит Ди.

– Знаю, – смеется Эллисон, – но понятия не имею, что делаю.

Может, она-то и не имеет понятия, но уж Ди точно знает, когда девушка влюблена. Она практически светится, и это даже без восхитительной огуречно-йогуртовой маски, которую он запланировал как часть спа-вечеринки по случаю ее возвращения. Он придумал еще кучу мероприятий, но вообще Ди просто хотелось бы сидеть рядом и болтать с Эллисон как можно дольше. Он скучает по ней. Раньше Ди не знал, что можно скучать так сильно, как он скучал по Эллисон этим летом, но, опять же, у него ведь никогда и не было такой подруги.

– Как будто ты когда-нибудь знала, что делаешь! Теперь тебе хоть не стыдно признаться в этом, – поддразнивает он ее.

– Ты меня так хорошо знаешь! – шутливо произносит Эллисон, прикасается к ноутбуку, и ее пальцы появляются на экране. Теперь Ди знает, что все это не шутки. Он кладет руку на экран своего компьютера. Этим жестом они как бы говорят друг другу: «Спасибо, что привел (а) меня сюда. Спасибо, что понимаешь меня».

– Я скучаю по тебе, – признается Эллисон.

Как раз то, что Ди так хотел услышать.

– Я тоже по тебе скучаю, малыш, – отвечает он.

За его спиной возникает мать, и она снова появляется на экране. Женщина посылает Эллисон воздушные поцелуи.

– Он правда скучает. Мой мальчик тоскует, – говорит Сандра.

– И я скучаю по нему, – умиляется Эллисон.

Сандра просовывает голову вперед, и ее лицо оказывается прямо перед камерой.

– Как моя карта, пригодилась?

Перед тем как Эллисон уехала, Сандра подарила ей карту Парижа. Сначала Ди это немного смутило, как и вечеринка по случаю отъезда Эллисон, которую его мать устроила почти насильно, хотя они с его подругой даже не были толком знакомы. «Как будто вечеринка не по случаю отъезда Эллисон, а под девизом „Ди-наконец-то-завел-подружку“», – сказал он тогда. Его мать вопросительно вскинула брови и грозно произнесла: «А почему бы, собственно, не то и другое сразу?» (Аргументы Ди оказались неубедительными – вечеринка удалась на славу.)

– Мама, она не в Париже. Она в Амстер… – начал было Ди.

Но Эллисон обрывает его.

– Прекрасная карта, – говорит она. И рассказывает, как, глядя на схему города, решила проверить больницы, что привело ее к Рен, и к доктору Робине, и к дому на Блумстрат, а теперь – сюда.

– Видите, без вашей карты я бы никогда не дошла до цели.


Брудж устал как собака. Он большую часть ночи отмечал дебют Уиллема в роли Орландо. Проспав всего три часа, Брудж очнулся с ужасающим похмельем, вспомнив только, что они с Хенком обещали помочь с переездом Уиллу.

Друзья провели день, поднимая огромные коробки с вещами по неудобной лестнице. (Как назло, квартира Уилла находилась на верхнем этаже. Брудж посетовал – прямо-таки закон подлости. Пытаясь опровергнуть его заявление, Уилл убил минут пятнадцать.)

Теперь Брудж снова был дома. То есть не совсем дома. Вернее, не у себя дома. Эта квартира будет в его распоряжении еще пару недель, пока не придет время вернуться в Утрехт к Хенку. На спектакль Вилли сегодня вечером ему идти совсем не хочется, но он пойдет, потому что это Вилли. По крайней мере, у него осталась пара часов, чтобы выспаться. Все, что ему сейчас нужно, – снять пыльную, пропитанную по́том одежду и залезть под одеяло.

Открывая дверь, Брудж стаскивает с себя футболку.

И вскрикивает.

– О, черт, извините, – говорит он, надев ее обратно. – Не знал, что у Вилли гости.

У Бруджа легкое дежавю. Наткнуться на очередную подружку Вилли – раньше с ним такое случалось частенько. Но прекратилось это довольно давно. Очень давно.

– Прости, – произносит девушка. – Не знала, что кто-то должен прийти.

Брудж разглядывает ее внимательно и понимает:

– Подожди, я тебя знаю. Ты приходила посмотреть пьесу прошлым вечером. В парке.

Брудж сам вчера пригласил на вечеринку Эллисон и ее подружку. Только болтал в основном с ее подружкой – довольно миловидной особой, хотя все еще скучал по Кэндес, своей «девушке», которая теперь в Америке и дала ему время пожить отдельно. Но Вилли-то когда успел закадрить новую знакомую?

– Ты ведь Брудж, – замечает Эллисон.

– Да, все верно, – говорит он.

Парень устал, у него болит голова и все мышцы, так что меньше всего ему охота развлекать очередную подружку Вилли.

– А ты кто? – спрашивает он.

– Я Эллисон, – отвечает девушка. А потом поправляет: – Но ты меня знаешь как Лулу.

Брудж смотрит на нее с минуту. И заключает в объятия.


Когда Уиллем приходит домой, он застает своего лучшего друга и девушку, которую тот пытался помочь разыскать, за едой. Судя по всему, Брудж перевернул всю кухню вверх дном: на столе сыр, крекеры, колбаса, сельдь, пиво. Он кормит Эллисон. А Брудж делится едой только с самыми близкими людьми. Уиллем понимает, что его лучшего друга Эллисон покорила моментально.

– Вилли! – кричит Брудж. – А мы как раз говорили о тебе.

– Да? – Уиллем делает шаг вперед, и ему очень хочется поцеловать Эллисон. Он не хочет входить или выходить из комнаты, не поцеловав ее. Это ощущение ему в новинку. Но парень не целует ее – потому, что ему уж слишком непривычно. Создается странное впечатление, будто Брудж и Эллисон сидят за столом, намазывая сыр на крекеры, уже не первый год.

– Я рассказывал Лулу, ой, прости, Эллисон, каким бедолагой ты был весь год, – улыбается Брудж.

– Не весь год, – возмущается Уиллем. (Хотя на самом деле почти весь.)

– Хорошо. Кроме поездки в Индию. Потому что меня там не было, и я не знаю, как ты там себя вел. Он ездил в Индию на три месяца, чтобы увидеться с матерью, – объясняет Брудж. – Даже в кино успел сняться.

– Ты что, звезда Болливуда? – спрашивает Эллисон.

– Прямо-таки тамошний Брэд Питт, – язвит Уиллем.

– И может быть, по возвращении оттуда он и перестал быть рохлей. Но когда Вилли приехал из Парижа, на него смотреть было больно. И в Мексике, когда он не мог найти тебя…

– Хватит, Брудж, – просит Уиллем. – Нет необходимости выдавать все семейные тайны.

Его друг картинно закатывает глаза:

– Насколько я понимаю, Эллисон теперь член семьи.

Говоря о семье: Эллисон очень нравится смотреть, как Уиллем ведет себя с Бруджем. Не то чтобы она нуждалась в ободрении, но вид ее любимого рядом с Бруджем радует.

– Хотел отвести тебя поесть, – говорит ей Уиллем. – Но меня опередили.

– Можно все равно куда-нибудь сходить, если хочешь, – отвечает Эллисон.

– Осталось меньше часа до начала спектакля, – замечает Уиллем. – Сходим после, хорошо? Вдвоем.

– Не вдвоем, – произносит Брудж, – Уилл, Хенк, Лин – все пойдут. И они точно захотят познакомиться с ней.

Он кивает на Эллисон:

– Ты для нас как предприятие: мы в тебя морально вложились, и теперь ты начинаешь окупаться… Так что пойдете куда-нибудь вдвоем чуть позже.

– И Рен звонила. Это моя подруга, с которой мы вместе ездили в Амстердам. Она хочет встретиться, – внезапно добавляет Эллисон.

Уиллем мысленно приплюсовывает ко всей этой толпе Кейт и ее жениха.

Эллисон и Уиллем смотрят друг на друга, и невидимая нить, связывающая их, словно бы затягивается еще сильнее. И почему они не успели воспользоваться этим вечером? Зачем просто сидели на диване, зачем он положил ее ноги себе на колени, когда в их распоряжении была пустая квартира и можно было делать все, что угодно?

Вот только Эллисон не променяла бы эти часы с любимым ни на что на свете.

Как и Уиллем.

И снова они слишком быстро расстаются. Уиллему нужно поскорее приехать в театр. К Эллисон и Бруджу приходит Рен. Они встретятся снова в парке, и после спектакля вся дружная компания отправится праздновать.

На сей раз прощание дается Уиллему и Эллисон с меньшим трудом. Они уже прощались сегодня, как все нормальные люди, и это укрепило их доверие.

Но теперь Уиллем целует Эллисон на прощание. Быстрым, робким поцелуем. Конечно, Уиллему его недостаточно. Ему нужна вся Эллисон. От кончика носа до кончиков пальцев.

– Увидимся после спектакля, – произносит она.

– Конечно, – отвечает он.

Но они оба знают, что увидятся гораздо раньше. Что это произойдет во время спектакля, под звук шекспировских строк.


Вскоре после того, как Уиллем уходит, в дверь стучится Рен. Она визжит и бросается в объятия друзей, обнимая то Эллисон, то Бруджа. Она целует изображения святых на ее браслете. Святого Иуды, покровителя потерянных душ. Святого Энтони, покровителя потерянных вещей. Рен целует всех святых. Потому что все они помогли ей.