– Опыта мало, а язык знаешь так хорошо. Нас еще на прослушивании поразило, с какой легкостью ты говоришь, но теперь… – Она снова улыбается, но лишь сейчас я замечаю, что больше это похоже на оскал. – И расстановку знаешь превосходно. Линус говорит, что ты даже кое-что из хореографии боя усвоил.

– Я наблюдал, – отвечаю я, – внимательно.

– Отлично. Так и надо, – и опять эта же улыбка. И только теперь у меня зарождается сомнение в том, что она символизирует хоть какую-то радость. – Сегодня я говорила с Йеруном, – продолжает Петра.

Я молчу, но внутри становится нехорошо. После всего этого сейчас войдет он на гипсе.

– Йерун ужасно переживает из-за случившегося, особенно ему неловко, что он всех подвел.

– Его вины здесь нет. Это был несчастный случай, – говорю я.

– Да. Конечно. Несчастный случай. Йерун очень хочет отыграть последние две недели сезона, и мы сделаем все, чтобы под него подстроиться, таковы правила существования труппы. Ты понимаешь?

Я киваю, хотя на самом деле не представляю, к чему Петра клонит.

– Я понимаю, что ты пытался показать своим Орландо.

«Своим Орландо». Судя по ее тону, у меня зарождается опасение, что моим он пробудет недолго.

– Но в задачу дублера не входит собственная интерпретация персонажа, – продолжает она. – Надо играть так, как актер, которого ты заменяешь. То есть, по сути, тебе играть не самого Орландо, а Йеруна, играющего Орландо.

Мне хочется сказать: «Но ведь его Орландо вообще неправильный». Он надменный мужлан, характер совершенно не раскрыт; к тому же он делает вид, что неуязвим, Розалинда бы такого не полюбила, а если Розалинда не полюбит, какой интерес зрителю? Мне хочется сказать: «Позвольте мне. В этот раз я сыграю все как надо».

Но я ничего не говорю. Петра пристально смотрит на меня. Потом, наконец, спрашивает:

– Как думаешь, справишься?

Она снова улыбается. Какой я глупец, и все остальные тоже, что верил ее улыбке.

– Мы все еще можем отменить выступления, намеченные на эти выходные, – говорит Петра мягко, но угроза очевидна. – С нашей звездой произошел несчастный случай. Никто нас винить не будет.

Что-то дали, что-то отобрали. Это всегда обязательно?

Актеры потихоньку подтягиваются, перерыв закончен, все готовы работать, готовы сыграть эту пьесу. Увидев, что мы с Петрой разговариваем, все стихают.

– Мы друг друга поняли? – спрашивает она тепло, чуть не поет.

Я снова смотрю на остальных. Потом на Петру. Потом киваю. Поняли.

Сорок пять

Когда Линус нас отпускает, я бросаюсь к двери.

– Уиллем, – кричит Макс.

– Уиллем, – вторит ей Марина.

Я машу им рукой, что не до них. Мне надо костюм подогнать, а до следующей встречи с Линусом на сцене амфитеатра, чтобы отрепетировать мою расстановку, всего два часа. Что до Макс с Мариной: если они собираются делать комплименты по поводу моей игры, настолько похожей по стилю на Йеруна, что даже Петра была поражена, – я слышать их не желаю. Если же спрашивать, почему я стал играть так, а не как раньше, – тем более не желаю.

– Я спешу, – говорю я. – Вечером увидимся.

Они обе обижаются, каждая по-своему. Но я все равно ухожу.

В квартире я застаю Вау, Хенка и Бруджа – они очень заняты, сидят за кофейным столиком над желтыми тетрадными листами.

– И Фемке… – говорит Брудж. – О, вот наша звезда!

Хенк с Вау бросаются меня поздравлять. А я лишь качаю головой.

– Что это? – Я показываю на схемы на столе.

– Вечеринка в твою честь, – отвечает Вау.

– Вечеринка?

– Да, сегодняшняя, – напоминает Брудж.

Я вздыхаю. Совсем забыл.

– Я не хочу ничего праздновать.

– Что значит не хочешь? – недоумевает Брудж. – Ты же согласился!

– А теперь не согласен. Отменяется.

– Почему? Разве ты не играешь?

– Играю. – Я ухожу в свою комнату и кричу напоследок: – Но никаких вечеринок!

– Вилли! – орет Брудж мне вслед.

Я хлопаю дверью и ложусь на кровать. Закрываю глаза в надежде уснуть, но не получается. Тогда я встаю и принимаюсь листать футбольный журнал Брудж; он тоже не идет. Я швыряю его обратно на полку. Он плюхается рядом с большим конвертом. Это фотографии, которые я в прошлом месяце отрыл на чердаке.

Я открываю конверт и просматриваю их, задерживаясь на снимке с моего восемнадцатого дня рождения: я, Яэль и Брам. Я скучаю по ним до боли. И по ней. Я уже так устал тосковать по утраченному.

Я беру телефон, даже не посчитав разницу во времени.

Она сразу же отвечает. Как и в прошлый раз, слова не идут. Но на этот раз Яэль справляется лучше.

– Что случилось? Говори.

– Ты письмо получила?

– Я еще не проверяла почту. Что-то стряслось?

Кажется, она перепугана. Я должен бы был подумать. Все эти внезапные звонки. Надо убедить ее, что все нормально.

– Нет, все не так.

– Как не так?

– Не как в прошлый раз. Ну, то есть никто не заболел, хотя кое-кто все же сломал ногу. – Я рассказываю про Йеруна и что буду играть его роль.

– Ты разве не рад? – спрашивает она.

Я думал, что буду счастлив. И был счастлив сегодня утром, когда получил новости о письме от Лулу. Но все уже развеялось, и теперь мне кажется, что она меня ненавидит. Как далеко может улететь маятник за один день. Мне пора бы уже привыкнуть к этому.

– Получается, что нет.

Она вздыхает.

– А Дэниэл говорил, что ты воодушевлен.

– Ты с Дэниэлом разговаривала? Обо мне?

– Несколько раз. Совета у него спрашивала.

– Ты? Совета? У Дэниэла? – Этот факт шокирует даже больше, чем то, что Яэль расспрашивала обо мне.

– Да, считает ли он, что мне следует позвать тебя к себе. – Она смолкает. – Жить.

– Ты хочешь, чтобы я снова в Индию приехал?

– Если ты сам хочешь. Ты и играть тут можешь. В прошлый раз вроде бы тебе понравилось. Можно квартиру найти побольше. Чтобы двоим места хватало. Но Дэниэл рекомендовал не спешить. Ему показалось, что ты и там что-то нашел.

– Ничего я тут не нашел. А ты могла бы и со мной об этом поговорить, – в моих словах прорывается обида.

Яэль, наверное, ее тоже уловила. Но голос у нее остается мягким.

– Вот я сейчас говорю, Уиллем.

Я понимаю, что так и есть. Впервые за длительное время. К глазам подступают слезы. На короткий миг я радуюсь, что нас разделяют тысячи километров.

– Когда можно приехать? – спрашиваю я.

Пауза. А потом желанный ответ:

– Когда захочешь.

Пьеса. Надо отыграть в эти выходные. А потом вернется Йерун, и я смогу уйти.

– В понедельник?

– В понедельник? – Яэль лишь немного удивлена. – Спрошу, сможет ли Мукеш устроить.

Понедельник. Через три дня. Но тут-то ради чего оставаться? Ремонт закончен. Скоро вернется Дэниэл с Фабиолой и ребенком, мне даже места тут не будет.

– Не слишком ли это быстро? – уточняю я.

– Не слишком, – отвечает она. – Я рада, что не слишком поздно.

У меня сжимается горло, я снова не могу говорить. Но этого и не требуется, потому что теперь говорит Яэль. Ее как прорвало, она просит прощения за то, что держала дистанцию, говорит мне то же самое, что я столько раз слышал от Брама, что причина не во мне, а в ней, в сабе, в ее детстве. Я все это уже знал, но до настоящего момента не понимал по-настоящему.

– Ма, все нормально. – Я пытаюсь ее остановить.

– Нет, – возражает она.

Все действительно нормально. Я понимаю, что люди по-разному пытаются от чего-то сбежать, но иногда, удрав из одной тюрьмы, ты понимаешь, что угодил в новую, построенную самим собой.

Это так забавно, кажется, мы с матерью все же нашли общий язык. Оказывается, слова для этого были не нужны.

Сорок шесть

Когда я кладу трубку, возникает ощущение, что кто-то открыл окно и впустил свежий воздух. С путешествиями то же самое. То тебе все кажется безнадежным, чувствуешь себя потерянным, но потом садишься в поезд, или кто-то звонит, и открывается целая карта с новыми вариантами. Петра и пьеса значили для меня очень много, но, возможно, это просто последняя точка, куда пригнал меня ветер. Теперь он направляет меня в Индию. К матери. Туда, где мне место.

Я все еще держу конверт с фотографиями в руках. Я опять забыл спросить о них у Яэль. Я смотрю на снимок сабы с таинственной девушкой и теперь вдруг понимаю, почему она показалась мне знакомой с первого взгляда. Темный боб, игривая улыбка – она довольно сильно похожа на Луизу Брукс, эта… я хватаю вырезку… эта Ольга Сабо. Кто она? Девушка сабы? Он ее потерял?

Я и не знаю, что с этими фотками теперь делать. Безопаснее всего убрать обратно на чердак, но это все равно что заточить их в тюрьму. Можно снять копии, а оригиналы взять с собой, но они все равно могут потеряться.

Я рассматриваю фотографию сабы. Потом Яэль. Думаю о том, какая невероятная жизнь у них была из-за того, что саба слишком сильно ее любил и хотел уберечь от боли. Не знаю, возможно ли одновременно кого-то и любить, и избавить от страданий. Любовь сама по себе опасная штука. Но в то же время именно она и обеспечивает безопасность.

Интересно, понимал ли это саба? Ведь он всегда говорил: «Правда и ее противоположность – это разные стороны одной и той же монеты».

Сорок семь

Половина пятого. С Линусом мне встречаться только в шесть – у нас будет быстрый технический пробег перед поднятием занавеса. Из гостиной доносятся голоса Бруджа и ребят. Не представляю, как скажу им, что через три дня снова улетаю в Индию.

Оставив телефон на кровати, я прощаюсь с ними и выскальзываю за дверь. Брудж скорбно смотрит на меня.

– Ты вообще хочешь, чтобы мы сегодня пришли? – спрашивает он.

Нет. Вообще-то не хочу. Но нельзя быть таким жестоким. По крайней мере, с ним.

– Конечно, – вру я.

Внизу я сталкиваюсь с нашей соседкой, мисс Ван дер Меер, она идет выгуливать собаку.