— Я позвоню, — бросил он, и машина тронулась.

Я оглянулась и увидела, что мажор провожает такси взглядом. Со стороны, должно быть, это выглядело так, будто любовники расстались после бурной ночи. Расстались, чтобы больше не встретится. Я ещё ощущала на губах тот поцелуй, и в груди родилось сожаление о несбыточном.

Нет, конечно, можно соблазнить любого, но это не то, что мне надо. Я боялась любви, как огня. Она всегда заканчивалась на несчастливой ноте, партнёр оказывался совсем не тем, кем я его выдумала, а я оставалась покинутой женщиной с ярлыком «скучная».

Не всем дано прыгать, скакать и бездумно хохотать над каждым словом мужчины, восхищённо возводя глаза к небу! Нет, если мой мужчина говорил глупость, я не могла уверять его, что это не так. Хотя со временем научилась молчать.

Стоило мне упасть на новый диван в шикарной съёмной студии, как зазвонил телефон.

— Ну? — спросила Стася. — Ты одна? Было что?

— Одна, — ответила я, улыбаясь.

Головная боль прошла, да и тошнота давно осела, так что, кроме лёгкой слабости, всё было в порядке.

— И как он? — Стася сама достроила нить событий, приняв моё молчание за признание. — Не подкачал твой красавчик? Так-то он выглядел вполне на уровне.

— У нас не было секса, — произнесла я с улыбкой. Не поверит, ну и ладно!

— Ладно, потом позвоню, у меня тут клиентка подошла. Пока, целую, — разочарованно протянула  Стася и отключилась.

А я ещё долго сидела с зажатой в руке трубкой. В голову лезли всякие глупости: сможет ли Вика и дальше играть роль безропотной и всёпонимающей пассии? Сможет, она так долго шла к браку, хотя я не понимала, почему Снежная королева так вцепилась в Яра.

Богат, молод, неженат — это да, но неужели она ни разу не попытала счастье с кем-то другим? Вика — девушка красивая, неконфликтная, расчетливая, хоть и пытается предстать романтичной особой.

Настя Дмитриева упоминала, что та из обеспеченной семьи, конечно, не такой, как Дмитриевы, но вполне себе приличной, с собственной трёхкомнатной квартирой близко к центру. Словом, мало у меня входных данных, чтобы судить, но интересно до жути.

Странная роль — быть наблюдателем, по сути, третьим лишним! Да, Герда, ты не мечтала о таком, а ведь впереди ещё медовый месяц! Почему Яр ничего не говорит о нём? Я заметила, что он вообще заранее не предупреждает ни о чём.

Вот и со свадебным номером так получилось! А ведь, наверняка знал, но молчал, стервец! Ладно, чего уж там, я теперь девушка свободная, времени предостаточно, можно и в отпуск махнуть, тем более муж оплачивает!

До вечера я позвонила близким и знакомым, выслушала поздравления и уверила, что всё хорошо. День после свадьбы прошёл спокойно, ближе к вечеру, когда похмелье отпустило, я заказала доставку суши и роллов и запила всё это энергетиком под просмотр культового «Секса в большом городе».

Жизнь прекрасна! И всё бы ничего, но время от времени я ловила себя на том, что посматриваю в сторону потухшего экрана смартфона, который, кстати, надо сменить на продвинутое яблоко. И при каждом сообщении вздрагивала, не от него ли оно.

В конце концов, это начало меня раздражать, и я выключила телефон. Уже укладываясь спать, вспомнила поговорку: «На новом месте приснись жених невесте» и довольно засмеялась: нет уж, не возьмёшь! Не хочу снова в любовное рабство, не готова рухнуть в пучину страстей, лучше так, ночь — и прощай!

Решившись перед сном включить телефон, я увидела сообщение от Яра:

«Позвоню завтра. Обсудим отпуск и прочее. Надеюсь, соскучилась».

И поняла, что улыбаюсь.

***

Ярослав


Я лежал, время от времени делая глоток безалкогольного пива, и смотрел, как она потягивается.

Вика сидела на краю постели ко мне спиной, но знала, что я смотрю. Она всегда точно угадывала всё, что мне нужно, и это было просто превосходно, верхом близости, той, что не заканчивалась с приходом утра.

— Не жадничай! Дай глотнуть, — она плавно обернулась и, облизав губы, протянула руку.

Я протянул бутылку, но, сделав глоток, Вика поморщилась и отдала её обратно.

— Не люблю безалкогольное пиво. Зачем пить, если в нём ноль градусов? Уж лучше квас.

— Пей квас, кто тебе не даёт? — пожал я плечами и дотронулся до гладкой кожи её бедра.

Она вздрогнула и виновато улыбнулась, а потом устроилась на моей руке, показывая все соблазнительные изгибы тела.

— Ты не даёшь, — мягко ответила Вика, когда я уже и думать позабыл о вопросе. — Я с тобой совершенно изменилась, в лучшую сторону. Веришь ли, не могу дышать тем воздухом, которым не дышишь ты.

Говорить красиво она умела, и это ещё одно, что мне в ней особенно нравилось. Можно закрыть глаза, слушая не смысл витиеватых фраз, а как бы качаясь на их музыкальных волнах. У Вики был мелодичный негромкий голос, она редко выделяла им какое-либо слово, видимо, не считая, ни одно из них особенно важным.

Я мог часами слушать её, кивать, пока не засыпал, сжимая гурию в объятиях. А Вика не спешила высвободиться, будто птичка, боявшаяся, что если потревожит мой сон, на ноге затянется силок.

Я часто спрашивал её:

— Я не так уж чутко сплю. Почему ты лежишь в неудобной позе?

— Привыкаю. В жизни приходится делать много неудобных вещей, — и загадочно улыбалась.

В начале наших отношений я пытался привить ей собственный вкус к жизни: живи так, как хочешь, пока не мешаешь другому, живущему так же.

Если бы все люди могли бы позволить себе это, жизнь заиграла бы другими красками, а довольных, пусть не счастливых, но просто довольных, стало бы больше.

Неприятие непрошенной жертвенности было во мне всегда. При этом я был строг как к самому себе, так и к другим, близким. Если ты хочешь быть с человеком, то ты остаешься с ним именно поэтому, а не потому, что у вас общие друзья, даже дети.

Они, кстати, от этого страдают больше прочих и впитывают зачатки этой дурнопахнущей жизни «за ради счастья семьи». По иронии судьбы, именно в таких семьях несчастлив каждый, но боится в этом сознаться, будто с самой тяжёлом преступлении.

— Знаешь, меня Настя Дмитриева позвала в театр, — произнесла Вика с надеждой в голосе.

— Значит, ей что-то от тебя надо, — тут же ответил я, приподнявшись на локте. — Ты разве любишь театр, куда пойдёте?

— На «Чайку».

Настя, моя мачеха, приятная говорливая птичка на длинных ножках, простая, как пятьдесят копеек, мало интересовалась театром, современным арт-хаусным кино или выставками, но посещала всё, будто доказывала сама себе: я стала лучше, умнее, интеллигентнее.

А спроси её, о чём та или иная скульптура, заморгает и улыбнётся так, будто ударили наотмашь. «Это авангард», — скажет она выученное модное слово, которая носила с собой и предъявляла по первому требованию, как диплом о постижении высоколобого искусства.

Так вот, классические пьесы ранее мою бывшую мачеху не интересовали. А раз она пригласила  Вику, с которой едва ли перекинулась десятком фраз, значит, её попросили, да так, что Настя искренне считала всё это своей гениальной идеей. И я даже догадывался, кто.

— Так зачем ты согласилась? — спросил я, заглядывая в светлые глаза своей девушки.

Меня бы устроил любой правдивый ответ. Например, «чтобы тебе понравиться», хотя это бред, но вместо этого услышал:

— Почему бы и нет? Чехов — это всегда модно. И пообщаюсь с Настей, мы же почти родственники.

Вика посмотрела на меня с затаённым страхом, вдруг я стану возражать, мол, какие родственники, в своём ли ты уме, но я не стал.

— А знаешь что? Когда деньги поступят на мой счёт, я хочу сделать тебе подарок.

Видеть вспыхнувшую радость в глазах любимой женщины того стоило, она не торопилась с вопросом, но я видел, как ей хочется его задать.

— Можешь пока присматривать однокомнатную квартиру. Миллионов на пять с половиной-шесть. Документы оформлю на тебя.

—Я не просила, — радость сменилась настороженностью. — Зачем? Что это означает?

Только сейчас до меня дошло, что Вика посчитала сей жест за прощание и чуть не кинулась в слёзы.

Я привлёк её к себе и поцеловал. Дотронулся до губ, и в памяти всплыл вчерашний поцелуй, совсем другой , с оттенком грустного сожаления. Усилием воли, я отогнал от себя навязчивое воспоминание.

— Я виноват перед тобой, всё понимаю, четыре года не малый срок. Пусть у тебя будет своя квартира, мне так хочется. И так будет справедливо. А теперь иди, мне надо кое-что порешать, не обижайся.

Вика провела рукой по моей щеке и снова мягко дотронулась губами до моих.


— Я понимаю.

Мягкий ответ, всегда меня устраивавший, теперь резанул слух. Чёрт побери эту Герду и её психологические штучки! Ведёт себя, будто знает всё на свете!

Пока я провожал Вику, в голове крутилась фраза девушки-жены: « Фальшивая». И не в том дело, что так считала Герда, моя мать и все на свете, никто не знал Вику лучше меня.

Возможно, она и сама верит, что притворяется, но убери у неё такую возможность, оторви от меня и привычной жизни, ей будет больно, будто руку отрезали. Ничто так не вяжет по рукам и ногам, как привычка любить и быть любимой.

Я чувствовал за неё ответственность, хотя никому никогда такого не говорил. И почему теперь эта мысль вызывает такие противоречивые чувства?!

Как только Вика ушла, я набрал номер. Мать долго говорила о пустяках — первый признак того, что прекрасно знала, зачем звоню.

— Я всё думаю, когда ты предложишь мне пригласить жену в театр? — первым устал я играть в материнские игры. Это могло длиться бесконечно. — На «Чайку», например.

— Делай, как хочешь, дорогой. Ты уже давно мужчина, разве я могу что-либо тебе указывать?

Я представлял, как мама улыбается и решил махнуть рукой. Все её интриги я знаю наперёд.