Приятно, чёрт возьми! Пусть и показушно, да и от правды далеко, как от Луны до Юпитера, но слышать такие речи любой будет лестно. Даже если они не относятся ко мне.

Интересно, станет Дмитриев бороться за свою Вику? Будет следить, чтобы она дождалась его из тюрьмы фиктивного супружества? Или он давно искал повод дать ей отставку?

Последняя мысль явно доставила мне удовольствие.

— Это правильно, — подал голос муж Жанны. — Мне тоже пришлось добиваться официального брака. Три раза получал отказ.

Мужчина неловко схватил супругу за руку и поднёс её к губам так трепетно, будто прикасался к святыне.

— Дочь была против, но я решила, что давно отдала свой родительский долг и имею право пожить для себя, — пояснила Жанна, смотря на мужа с нескрываемой гордостью.

— Почему же? — Настя вся подалась вперёд, всем видом выражая интерес

— Боялась, что Женя отравит меня и заберёт наследство. Привыкла, что я вечно одна и вся в работе. Иногда даже взрослые дети довольно жестоки и эгоистичны, — в углу чётко-очерченного рта хозяйки пролегла складка, прибавившая возраст.

Муж Жанны подвинулся ближе и, не стесняясь посторонних, молча приобнял жену, будто говоря: «Я здесь, я рядом».

Все деликатно промолчали, а Ярослав переменил тему. Я не участвовала в обсуждении каких-то знакомых Дмитриева, которые специально сидят на диете перед тем, как явиться на чей-то юбилей или свадьбу.

Настя заметила, что раньше тоже так делала в целях экономии и засмеялась над собой, той, какой была до удачного замужества.

Костя вторил любовнице, но в конце концов заметил, что не верит ни единому слову. Настя, мол, родилась, чтобы блистать, вот и добилась своего.

— Редкое умение, — отозвался Ярослав, подсевший поближе к столу и ко мне лично. —  И полезное. Жаль, что большинство живут совершенно бесцельно.

Я хотела было вставить своё слово, что бесполезной жизни не бывает, но по взглядам мажора, которые он бросал на двоюродного братца, поняла, что этот укол предназначался лично Константину, и промолчала.

Ланч закончился ближе к двенадцати, и Ярослав сразу объявил, что нам пора. Настя с Костей планировали погостить ещё немного, чему хозяйка была только рада.

— Люблю, когда в доме спорят и смеются,  — улыбнулась она и на прощание взяла с меня обещание пообедать как-нибудь вместе до нашей свадьбы.

Я обещала от чистого сердца, оттягивая тот момент, когда окажусь с Дмитриевым наедине. Нам предстояла дорога домой, но говорить совершенно не хотелось. Впрочем, возможно, не мне одной.

***

Оставшись одни, мы с Дмитриевым разговаривали очень  мало. Так, обмолвились парой ничего не значащих слов по дороге домой, да поделились впечатлениями от именин.

— Как тебе Жанна? — спросил он, и в воздухе повисла напряжённая тишина, не прерываемая даже звуками радио, которое по привычке Ярослав снова не включил.

— Очень обаятельная, — осторожно ответила я, не понимая, почему для него так важно моё мнение о его знакомой,  но угадывая, что это именно так.

— Не то слово, — буркнул он и покачал головой.

— Не то, — согласилась я и пояснила: — Проницательная и беспощадная. Как к себе, так и к близким.

— Это ты сейчас о ней говоришь или о себе? — усмехнулся жених, и больше до конца пути мы не сказали друг другу ни слова.

Я сердилась на те намёки, которыми постоянно сыпал Дмитриев, и тем, что они были отчасти правдивы. Жизнь не научила меня прощать, наверное, потому, что никто не прощал меня.

Тётка по-своему любила сиротку, я это знала и чувствовала, но так как она сама была человеком не эмоциональным, холодным, то и меня приучила всё держать в себе и никого не пускать в душу, потому что нагадят и уйдут. А тебе, мол, убирать. И не всякое дерьмо можно убрать так, чтобы ни следа, ни запаха.

И тётя Надя приводила в пример мою мать. Они, хоть и кровные сёстры, были полной противоположностью друг другу.

Мама умела радоваться любому, самому мало-мальски значимому события в жизни и твердила, что всё, что ни делается, к лучшему, даже если мы пока не можем это принять.

 Она считала, что, как в сказке, все мечты, если в них долго верить, исполнятся. Но её чаяния не сбылись. Это было одной из причин, почему тёткина философия, мрачная, будто готический замок средневековой Европы, стала мне ближе на долгие годы.

Но, боже мой, как трудно всегда видеть в людях только серые стороны характера! Не чёрные, а именно серые: меркантильность, слабодушие, трусость, милую глупость.

Вроде такие обычные черты характера, не сказать, что и плохие, скорее понятные, а меня от них воротило.

Я всё раздумывала о том и о сём, глядя в боковое окно машины, и даже, когда мы остановились возле моего подъезда, не сразу сообразила, что  надо выходить.

Лишь когда Ярослав, видимо, уставший окликать, дотронулся до моей руки, сжимавшей сумочку, вздрогнула:

— Прости, задумалась, — вскрикнула я, и мажор как-то странно посмотрел. И почему-то вызвался проводить до двери.

Помедлив, я кивнула, хотя и предупредила, что на чай не позову.

— Я чай не люблю, — усмехнулся Ярослав и галантно предложил мне руку при выходе из машины. — И соблазнять тебя не собираюсь. Слишком мы разные.

— А что, для соблазнения люди должны быть одинаковыми? — лишь отозвалась я и тоже замолчала.

Он дышал мне в спину, пока поднимались по лестнице. Лифт оказался на ремонтных работах.

— Зачем ты меня провожаешь? — спросила я, обернувшись.

Лестничные пролёты были пусты, вокруг стояла тишина, располагающая к задушевным разговорам.

Конечно, такие разговоры лучше не вести на лестнице. Только в тиши квартиры, где не надо беспокоиться о последствиях, к которым они приведут.

У меня немного кружилась голова, стоит дойти до кровати, как я рухну и засну, чтобы завтра снова быть твёрдый и стойкой, как одноногий оловянный солдатик из детской сказки. А сейчас, мне просто хотелось быть не одной.

Завтра я обо всём пожалею. И буду корить себя, что не проявила твёрдость. А сегодня весь мир разделён по парам, одна лишь я одинока.

Ярослав сделал шаг навстречу, сейчас он меня поцелует, и я сдамся. И пожалею после, потому что это будет связь от одиночества, не по влечению.

По крайней мере, не могу сказать, чтобы меня тянуло к нему так, чтобы обо всём забыть. Значит, и не следует забывать.

— Нет, — произнесла я тихо, но твёрдо.

Ярослав посмотрел долгим взглядом в глаза и кивнул. Легонько пожав руку, он оставил меня у порога квартиры и молча ушёл. Хорошо, что нам не требовалось лишних слов.

Запихнув подальше лёгкое сожаление, я открыла дверь и юркнула внутрь. Самое лучшее, что я могла сейчас для себя сделать, это принять душ, выпить таблетку от головной боли и лечь спать. Так я и поступила.

***

До свадьбы оставалось всё меньше времени, а заботы только множились.

Я обзвонила тех немногих родственников, кого хотела видеть на свадьбе, согласовала с визажистом причёску, а с Ольгой Денисовной и распорядителем свадьбы распорядок торжества.

На работе я взяла очередной отпуск, который должен был плавно перетечь в месяц за свой счёт. И чем меньше времени оставалось до дня Икс, тем больше я нервничала, будто самая настоящая невеста.

Но волновалась я не по поводу нарядов или того, как пройдёт торжество, а по поводу его целесообразности. Вдруг, мне показалось, что всё это не так однозначно, как мне хотят представить. Что выскользнуть из петли фиктивного брака будет не так просто, как кажется.


— Это предсвадебный мандраж, — терпеливо, без тени раздражения в голосе, отвечала Стася, стоило мне заикнуться о своих переживаниях. Правда, говорила я о них по пять раз на дню.

А потом замкнулась, понимая, что если уж я не смогу разобраться, то никто мне не помощник.

«Это не надолго», — повторяла я, как мантру, перед сном и гнала сомнения прочь в остальное время.

И вот настал тот день накануне торжества.

 Проснулась я, как ни странно, в спокойном и уверенно-позитивном настроении. Ночные страхи отступили в тень.

Ну, что я, в самом деле, раскисла?! Брак фиктивный, жить буем раздельно. Деньги будут, да о такой жизни мечтать надо!

Пока я варила кофе, телефонный звонок вывел меня из задумчивости.

— Привет! — услышала я на том конце голос Ярослава.

Надо же, мы не созванивались после дня рождения Жанны, и вот теперь он объявился! Наверное, хочет уточнить детали.

— Доброе утро! —  ровно ответила я и чуть было не пролила на себя горячий напиток из турки.

— Я хочу ещё раз сказать: все договоренности в силе, не беспокойся.

— С чего ты решил, что я беспокоюсь? — быстро спросила я, удивляясь, как точно он описал моё состояние за последние дни.

— Не знаю, спросил на всякий случай. Ладно, насчёт завтра ты всё уже знаешь, у нас один свадебный менеджер, так что раз она меня достала, то и тебя тоже.

Мажор говорил бодро, с оттенком весёлой усталости, будто рассказывал о трудной, но хорошо сделанной работе. И всё же заставил меня улыбнуться.

— Да, я не перепутаю место в лофте, где должна сидеть, недурно умею танцевать вальс, так что ноги теперь тебе не отдавлю, разве что чуть-чуть. И да, мои родственники из Саратова не станут доставать домашнюю закрутку и выставлять солёные огурцы на стол, — закончила я свою речь небольшой шпилькой.

Утрирую, конечно, но именно так жители столицы представляют себе саратовскую элиту.

— Ты что-то не договариваешь. Спрашивай, не стесняйся, — внезапно сказал Ярослав, и я почувствовала, как щёки запылали. Как узнал? Не иначе, телепат!

Отпив глоток горячего горького кофе, я решилась задать вопрос, который все последние недели вертелся на языке. Списки гостей я видела, и всё же они могли быть неполными.