Нет, возможно, так и было, даже наверняка прав, но я в этом не признаюсь.

— Да, родители любят безусловно, а вот с женщинами всё иначе. Иногда любовь приходится покупать, — улыбнулась я, намекая, что Вика крутиться возле него не просто так.

— Порой кто-то купить не прочь, да не на что, — парировал Ярослав.

И я замахнулась на пощёчину, которой не суждено было случится. А случилось вполне иное, закономерное: мою руку перехватили, я пошатнулась. Ярослав с холодной улыбкой сделал шаг навстречу, намереваясь бросить меня обратно в кресло, но передумал.

Или это я упала к нему в объятия. Всё произошло так быстро: ещё несколько минут назад мы стояли напротив друг друга и обменивались колкостями, а теперь оказались в такой близости, что я ощутила сиюминутную потребность отстраниться.

Тем более выражение лица мужчины говорило о том, что сейчас он скажет очередную гадость. От которой будет больно так, словно ударили кулаком в живот.

Однако произошло другое. Ярослав метнул взгляд в сторону двери и, бесцеремонно схватив меня в объятия, напоминающие удушающий захват, поцеловал.

Я оторопела и в первое мгновение и не помышляла о сопротивлении чужим губам, впившимся в мои.

Поцелуй меньше всего напоминал нежное прикосновение или страстное выражение любви, он был продолжением той словесной битвы, которую мы только что вели.

Одни на один. Лицом к лицу. А теперь я была вынуждена терпеть и бесцеремонное вторжение в личные границы.

Попытавшись оттолкнуть нахала, я быстро осознала, что это не так просто. Казалось, мажору нравилось меня мучить. Его язык проник в мой рот и с методичностью открывателя новых земель начал исследовать эту «терра инкогнита».

От выпитого и духоты у меня кружилась голова. Возможно, всему виной ещё и дыхание мужчины, которым он щедро делился со мной. В попытке найти ту грань, переступив которую можно заставить меня быть покорнее. Этакую кнопку активации «женского режима».

Наконец, он отстранился, а я ощутила внутреннее удовлетворение от того, что осталась непобеждённой. Может, деньги и придают мужчине обаяния, только в случае с Ярославом Дмитриевым, последнему ничего не поможет.

— Что ты… — начала было я, но мужчина приложил палец к моим губам, как бы случайно очертив их по контору. Последний мазок несбывшейся страсти.

Впрочем, нет: страсти между нами не было, только противостояние, в котором никто не хотел уступить.

— Жанна, — коротко бросил Ярослав и показал взглядом в сторону двери. — Наверное, хотела узнать, хорошо ли мы устроились. Или выяснить, почему ты орёшь, как полоумная. Теперь я смогу сказать ей, что так ты всегда ведёшь себя так, когда возбуждена.

Я окончательно протрезвела, но желание врезать мажору только усилилось.

— По мне видно, что это неправда, — буркнула я и отвернулась, чтобы избежать прямого взгляда.

На губах горел чужой насильно украденный поцелуй, и я боялась признаться самой себе, что этот опыт не был так уж неприятен.

Насилие, как метод власти над женщиной для меня неприемлемо, но насилие, как элемент игры и притворства, иногда позволяет сбросить напряжение.

— Хочешь сказать, что если бы я проявил чуточку заботы и внимания, то ты бы не допустила меня до своего тела? — хмыкнул ледяной голос мажора. — Впрочем, не бойся за свою добродетель, она мне не интересна. Уговор есть уговор. Я тебя не трону.

— Сказал тот, кто только что применил силу, — хмыкнула я, разглядывая журнальный столик с вазой из оникса.

Искусственные  подсолнухи  смотрели в мою сторону, будто с интересом следили, за кем окажется последнее слово.

Ответа никто так и не услышал. Повернувшись, я обнаружила, что стою в спальне одна, а Ярослав скрылся за дверью в ванную комнату.

Что ж, так оно и лучше. Дождавшись, пока мужчина покинет своё бастион, в который трусливо удрал от аргумента, возразить на который не смог, я с каменным лицом прошла в душ.

Никогда ещё я не мылась так быстро. Хотелось обозначить границы, сказать, что лягу в кресле, но Ярослав опередил моё предложение.

— Ляжем вместе, —произнёс он так, что возражать расхотелось. — Надеюсь, ты не слишком сильно храпишь, у меня чуткий сон.

Я почти валилась с ног от усталости, поэтому кивнула, не глядя на мажора, и улеглась на свою половину. Стоило голове коснуться подушки, как меня настиг крепкий дурманящий сон.

***

Несмотря на волнение, я смогла превосходно выспаться. Когда очнулась, то солнце было уже высоко, часы показывали начало десятого а Ярослава рядом не было.

Только пустая половина смятой постели говорила о том, что он ночевал рядом.

Потянувшись, я присела и спустила ноги на коврик. Выходить из спальни не хотелось: здесь меня устраивала тишина, а также полное одиночество.

Если бы не голод, давший о себе знать урчанием в животе, возможно, я притворилась бы, что всё ещё сплю.

Вчера мажор упомянул , что мы уедем после обеда, так что можно было выйти к столу позже и, не тратя время на пустые разговоры и глупые нахальные вопросы, сразу перейти к извинениям и прощанию.

Вчерашняя изменница мне очень понравилась. Была в этой Жанне какая-то спокойная уверенность в завтрашнем дне, что не могло ни импонировать.

С такими дамами любой мужчина будет чувствовать себя кораблём, нашедшем тихую гавань. А лукавый взгляд из-под пушистых ресниц дамы без возраста намекал на то, что скучать в этой гавани не придётся никому.

При других обстоятельствах я с удовольствием пообщалась бы с Жанной подольше, но в присутствии Ярослава Дмитриева делать этого не хотелось. Создавалось ощущение, что постоянно нахожусь под надзором и нельзя сказать лишнего слова.

В дверь робко постучали и почти сразу молодой девичий голос произнёс:

— Госпожа Багирова, можно войти?

Голос был мне не знаком, судя по вежливо-угодническому тону, это была прислуга: горничная или кого там держат на побегушках в богатых домах?

— Да, конечно, — ответила я, набросив поверх пуританской ночнушки, которую я выбрала для этого вечера, шёлковый халат.

Девушка в белом переднике лет двадцати с хвостиком остановилась на пороге:

— Хозяйка хотела попросить вас спуститься на завтрак. Он будет на террасе, стол уже накрыт, —  и горничная или домработница уставилась на меня в ожидании ответа.

Лицо у визитёрши было совсем не запоминающимся, хотя и симпатичным, наверное, это, помимо трудолюбия, самая главная черта для тех, кто хочет служить богатым и успешным: не отвлекать на себя внимание гостей.

— Передайте, я сейчас буду. Спасибо, — ответила я и, девушка, кивнув, скрылась за дверью.

Я чувствовала себя золушкой, попавшей на чужой блистательный бал, где такие как я, образованные, умные, но не готовые принимать правила игры местной публики, приходились не ко двору.

Ну о чём можно беседовать с теми немногими гостями, что остались ночевать у Жанны и сейчас уплетали помпезный завтрак на свежем воздухе, восхваляя местные красоты?

Я оделась так же как вчера, решив, что переодеваться в повседневное не буду. Моё представление о каждодневном стиле могло кардинально отличаться от представлений того общества, что собралось внизу.

И хотелось позлить мажора. доставить ему каплю того дискомфорта, что он причинял мне.

«Маленькое белое платье» никак не вязалось с завтраком на террасе загородного дома. И пусть я буду похожа на даму с сомнительными моральными принципами, попросту, на хищницу в поиске богатого мужа, зато Дмитриев не станет задерживаться в гостях и поспешит забросить меня домой. Это как раз и входило в мои планы.

Однако, когда я вышла на террасу, то не увидела за овальным столом с хрустящей белой скатертью, никого постороннего. Если не считать Ярослава, Настю и Константина.

Последний окинул меня быстрым жадным взглядом, но тут же повернулся к хозяйке, всем видом показывая, что готов вернуться к прерванному с моим появлением разговору.

— Доброе утро, Герда! — улыбнулась Жанна, указывая мне на свободный стул. — Не стесняйтесь. Присаживайтесь, тут всё по-простому. Мы как раз говорили о том, что мода на пышные свадьбы в стиле «единственной купеческой дочери» давно прошла. Но вот за столом не все с этим согласны.

И хозяйка бросила взгляд на Костю с Настей. Ярослав сидел чуть поодаль от честной компании и рассеянным взглядом скользил по идеально подстриженному газону. При виде меня мажор лениво встал с места и пододвинул мне стул.

— Ну вот, к примеру, взять Ярослава и Герду, — произнесла Настя, махнув рукой в нашу сторону. Видимо, спор был жарким, потому что щёки Насти всё ещё пылали. — Они как раз хотят пышную свадьбу, хотя вполне современные.

— Не совсем пышную, если быть точным, — отозвался мой жених. — Примерно человек восемьдесят, если, конечно, Герда не решит пригласить половину Саратова.

Шпилька в мой адрес достигла цели, но эффект получился ничтожным. Я мило улыбнулась и, не глядя в сторону мажора, произнесла:

— Я вообще против торжества. Да и можно было вовсе обойтись без свадьбы. Но Ярослав настаивает, что всё должно быть по закону.

Вот, пусть получает любимый и родной! А то, родни моей из Саратова испугался!

— Да, Ярослав всегда у нас был предприимчивым! — вставил Костя, уплетая третий бутерброд с икрой подряд.

Я бы никогда не обратила на это внимания, мало ли, кто что ест, но племянник покойного отца, каждый раз, когда подносил кусок ко рту, озирался по сторонам, словно пугливый вор.


Замашки и реплики деятеля искусств явно не говорили о широте его души, скорее о ветре, привыкшем разгуливать в карманах.

— Потому что не привык тихушничать, — парировал мажор с явным удовольствием. — Что моё, то моё, и точка. И пусть все об этом знают.