– Ты! А я думала…

Из-за плеча Эвангелины выглянула симпатичная брюнетка.

– Какие люди! Заходите, я – Ванда. А вы – Хели. Потанцуем?

– Ты что здесь забыла? – раздался рядом голос Чупрея.

– Это не я забыла. Это ты кое-что забыл. Разве это – не твой номер? Заходи. Будешь четвертым.

– Так, девчонки, – грозно взревел Ежи и вытянул Кицай из комнаты. – Ванда марширует в свой номер, а Эва… – Он посмотрел на часы. – Даю вам с Хели пятнадцать минут…

Спиру протиснулся в дверь и запер ее перед носом у Чупрея. Прошагал внутрь, нашел источник музыки, и в номере наконец-то воцарилась тишина. Спиру обернулся к Эве. Та стояла, как натянутая струна. Прошептала:

– Чего ты хочешь?

– Тебя. И поговорить. – Спиру подошел к девушке так близко, что той пришлось приподнять голову, чтобы заглянуть ему в лицо. Его смелая Эва никогда не прятала глаз. – Сначала поговорить.

Хели нежно коснулся рукой разрумянившегося лица, провел большим пальцем по упрямому подбородку, затем по губам. Эва приоткрыла их, и мужчина едва сдержался, чтобы не начать ее целовать.

– Слушаю, – тихо, но строго вымолвила девушка.

– Я тут подумал…

Жаль, что он не подготовил нужные фразы заранее. Как же трудно признавать собственные ошибки!

– И?

Кажется, любимая не собиралась облегчать ему задание.

– Знаешь, я всегда избегал лицедеев. В моей семье ты - первая актриса.

– В твоей семье? Ты не передумал жениться?

– Никогда.

– И готов терпеть все мои образы?

- Это еще что такое?

– Образы на экране, то есть, роли.

Эва заметно разволновалась. Глаза стали огромными. Девушка жестикулировала и выглядела такой же юной, как три года назад.

– Готов, – вздохнул Хели. – Буду очень стараться.

– Думаешь, у нас что-то получится?

– У нас все получится.

Эва уткнулась лицом ему в грудь, а Спиру тотчас ее обнял.

– Тогда «да».

– Не слышу.

– Я согласна.

Хели сомневался, что возможно чувствовать себя лучше, чем чувствовал он в это мгновение.

– Как думаешь, тебя отпустят на выходные?

– Куда?

– В Грецию. Хочу поставить родителей перед фактом. Поженимся при первой же возможности.

– А греческие традиции? Мелина мне рассказывала…

– Чтобы у тебя появилось время сбежать? Нет, чем скорее, тем лучше.

– А мои родители?

– Отправим к ним Рафаэля, а потом сыграем там вторую свадьбу – по вашим традициям. Так подходит?

Эвангелина подняла на него полные слез глаза.

– Мне все подходит.

Хели и сам не сразу смог говорить.

– Тогда, давай спать. Что-то я устал.

– Просто спать?

– Можно не просто, но если только ты сама пожелаешь. У тебя сегодня был дебют. Во всех смыслах. А завтра съемки.

– Я тебя люблю, – прошептала Эвангелина и бросилась его целовать.

– Так и знал, что что-то забыл, – проворчал счастливый Хели. – И я тебя люблю.


* * *

Чупрей кашлянул.

– Ну, мне пора.

– Куда?

Ванда пыталась привести в порядок свои волосы, заплетая прямые темные пряди в косу.

– К фонтану. Там есть скамья.

– Может… Моя соседка сегодня ночует в другом месте, одна кровать свободна и…

– Плохая идея. А сценария у тебя случайно нет?

– Есть. Могу одолжить.

Они молча спустились на первый этаж. Чупрей подождал, пока Ванда вынесет ему стопку листов.

– Спасибо.

– Но там темно.

– Нет, есть фонарь.

– Юр, это же смешно. Мы с тобой женаты.

– Давно пора подать на развод.

– Послушай…

Ванда прикоснулась к мужской руке. Чупрей посмотрел на красивые длинные пальцы, на одном из которых красовалось тонкое обручальное кольцо. Видимо, она не надевала его ради съемок, так как мужчина давненько его не видел. Очень давно. Слишком.

– За сценарий спасибо, а остальное… Предпочитаю оставить прошлое в прошлом.

Чупрей шел по коридору и чувствовал спиной, как Ванда провожает его взглядом. Он говорил себе, что все сделал правильно. Ванда обязательно найдет себе кого-то, а он не хочет больше быть запасным вариантом.

Глава 28

Эва распахнула глаза за пять минут до звонка будильника и тотчас выключила его, чтобы не разбудить мужчину. Самого лучшего из всех. Она спала к нему спиной, чувствовала, как он напряжен ниже пояса, и сожалела, что сейчас не в силах оказать посильную помощь.

Спали они обнаженными. Белоснежное покрывало сбилось у ног, связав их своеобразными путами. Но никто убегать не собирался. Просыпаться рядом с любимым, в его объятиях так приятно, что слов для описания чувств не хватало. Было настолько чудесно, что из кровати вылезать не хотелось. Обниматься, целоваться, и заниматься любовью весь день – гораздо лучше. А еще чудеснее – множество дней. Очень-очень много…

Мужская рука погладила ее грудь, затем нежно сжала.

– Ты чудесно пахнешь. Белый мускус, иланг-иланг, немного ванили…

– Ты голоден? – не удержалась от улыбки девушка.

– Очень. Разве не заметно? – Он толкнулся в женские ягодицы. – Доброе утро. Может, сделаем его еще лучше?

Эва зажмурилась от предвкушения, но потом, пытаясь скрыть разочарование, напомнила:

– Мне подниматься пора.

Причину уточнять не стала. Со вчерашнего вечера они старались не упоминать о предстоящих съемках.

Хели гладил ее живот, продвигаясь все ниже, пока не пробрался рукой меж завитков, закружил кончиками пальцев у клитора. Мягкие губы уже целовали и легко покусывали женский затылок.

– Будильник молчал.

– Я его выключила.

Эва дышала все чаще, поскольку мужские пальцы уже пробрались туда, где их тотчас сжали жадные упругие стенки.

– Значит, поторопимся. – Не успела Эвангелина открыть рот, чтобы высказаться по поводу беспредела, творящегося в ее постели, как Хели приподнял женское бедро и заполнил собой лоно. Девушка не смогла сдержать стон и прогнулась в спине. Вторжение вызвало боль, но не критичную. Удовольствие оказалось намного сильнее. – Так-то лучше.

– Спиру, я опоздаю.

– Правильно, к фамилии привыкай, но думаешь ты не о том.

– А о чем, по-твоему, следует?

Эва быстро приноровилась к ритму. Безрассудство фонтанировало в ее крови, заставляя забыть о важном. Но вполне возможно, что именно происходящее в эти мгновения и было самым важным.

– Обо мне, конечно.

– А ты о чем собираешься думать?

– У нас, мужчин, все это проще.

– Так о чем?

– Об этом, – мужчина смял отяжелевшие полушария, приласкал соски. – Об этом, – сжал ягодицы. – А еще об этом, – хрипловато выговорил, сгибая женские ноги в коленях и проникая еще глубже, удерживая за бедра и насаживая Эву на себя все быстрее.

Разве могла она думать о ком-то другом, когда собственные губы горячечно шептали: «Хели»?

Эва не сопротивлялась, когда мужчина вместе с ней перевернулся на живот. Она тотчас забилась под ним, удерживаемая тяжестью навалившегося тела, а Хели сделал еще несколько толчков и глухо зарычал, придя к завершению.

Так и лежали какое-то время, пока Эва вдруг не вспомнила, зачем вообще прилетела в Черногорию.

– Хели, я неприлично опаздываю. Мне срочно нужно в душ.

– Полежи еще так. Ну, хоть немного!

– Потом полежу, обещаю.

– Потом – само собой. Чем чаще и дольше, тем лучше.

– Для чего?

– Для зачатия. Ребенка от тебя хочу. Много детей.

– Прямо сейчас? Послушай, давай отложим это до…

– Обеда?

– Хели!

Он скатился с Эвы, и в тот же миг девушка почувствовала себя покинутой.

«Как глупо! Неужели у всех влюбленных так же?»

Эвангелина вскочила с кровати и помчалась в ванную. Принимала душ быстро, но не думать о высказанном Хели желании не могла. Но если она не будет вылезать из декретного отпуска, что станет с ее карьерой?

Девушка выскочила из душа, в чем мать родила, быстро напялила на себя шорты и майку. Хели, возлежавший на ее кровати совершенно нагой, выглядел великолепно. Как же не хотелось оставлять его здесь!

Он, видимо, заметил ее колебания, потому что неожиданно для девушки заявил:

– Беги. Я позже подойду.

И станет смотреть, как она с Чупреем…

Эве стало не по себе, но она припомнила, как давно мечтала получить хоть какую-то роль, и выдавила улыбку.

– Тогда увидимся. – Эва сунула под мышку стопку листов. – Дверь запереть не забудь.

Запыхавшись, она примчалась в импровизированную гримерку, где ее встретили две пары глаз. Любопытных.

«К чему бы это?» – подумала Эва, раскрывая потрепанный сценарий.

Когда лицу и волосам придали должный вид, костюмерша с поджатыми губами протянула ей на выбор три пары кружевных трусиков с бирками. Эвангелина держала в руках ничего не скрывающие «стринги» и «бразилианы», и не решалась сорвать бирки.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍ Даже если в этом ее увидит только Юрка…

– А бюстгальтер?

– По сценарию не положено. И вообще – сколько можно выбирать? – Костюмерша пожевала верхнюю губу. – Что бы вы ни надели, особой разницы не будет.

Не согласиться с ней Эва не могла. Она взяла «бразилианы» и поплелась за ширму. Сняла свою одежду, сорвала бирку и натянула невесомые трусики. Они ничегошеньки не скрывали. Вздохнув, девушка набросила сверху висевший на плечиках халат, завязала потуже поясок и побрела к месту действия.

– Сколько можно одеваться? – встретил ее восклицанием Кипятковский. – Арич, вы же не в корсет облачались. – Режиссер еще раз оглядел кровать, где должна сниматься сцена близости между главным героем и его любовницей, затем участников процесса и повернулся к остальным членам съемочной группы: – Все выходим. Арич и Чупрей раздеваются и ложатся. Юрий ложится на спину и до края плавок накрывается покрывалом, Эвангелина устраивается поверх всего этого, изящно и максимально сексуально, к камере спиной и немного боком, чтобы можно было снять грудь. Арич целует героя, уговаривая его не нервничать, проводит по его животу рукой и ныряет ею под покрывало, чтобы зритель подумал, сами знаете, что. Чупрей сначала не реагирует, затем говорит свои реплики, потом хватает любовницу за затылок и начинает яростно целовать. Яростно! Как видите, ничего сложного нет. Раздевайтесь. Даю вам пять минут. После этого мы заходим.