Так или иначе, товарищеские взаимоотношения между Алексом и Пегги задевали Марка. Как бы близок он ни был с женщиной, он никогда не открывал ей душу – даже если любил ее или считал, что любит. С женщиной у него не могло быть таких доверительных отношений, как, например, с Алексом.

За те три года, пока «Мачо» оставался не более чем мечтой, Марк неплохо узнал Александра Лаваля. Тогда Алекс был начальником Марка, но очень скоро стал его опекать, обучая искусству делать журнал.

До определенного момента они прекрасно уживались друг с другом – вероятно, потому, что были очень похожи.

Конечно, не внешне. Алекс был высоким, громкоголосым блондином, весьма неравнодушным к радостям жизни. Задолго до того, как бороды вошли в моду, он носил большую рыжую бороду, которую любил расчесывать своей крупной пятерней.

Марк тоже славился непомерными сексуальными аппетитами, но что касается хорошего вина, или изысканных блюд, или роскошных сигар, или мелодий Бетховена или Шопена, – его душа была равнодушна. Увлеченный каким-нибудь проектом, он мог питаться опилками, запивая их безалкогольным пивом, и при этом прекрасно себя чувствовать. Марк не курил и был совершенно лишен музыкального слуха.

Если у Алекса душа всегда была нараспашку, то Марк, наоборот, не подпускал к себе никого. Наконец, Алекс был на восемь лет старше.

Однако мыслили они одинаково. Оба были поборниками отточенного литературного стиля и мечтали создать журнал, в котором можно было бы публиковать изящную прозу. Оба считали отвратительным ханжество и хотели бы издавать журнал, который игнорировал бы все и всяческие табу в области секса. Единственное, в чем они расходились, так это своевременность их затеи.

– Марк, издание журнала – самая рискованная из всех азартных игр. Такую игру нельзя начинать, располагая ничтожной суммой.

Но для Марка издание журнала стало уже, как говорил тот же Алекс, навязчивой идеей. Марк горел желанием покончить с викторианским пуританством, которое держало в оковах издательское дело.

– В сексе нет ничего постыдного, – говорил он. – Здоровая сексуальность означает здоровый дух и здоровое тело, Алекс. Наступает новая эпоха, а пресса всегда была в авангарде крупных социальных изменений. Я долгие годы мечтал выпускать журнал, который послужит этой цели.

Марку было всего двадцать шесть лет, и в его устах «годами» звучало все равно что «веками».

– А как насчет фотографий? – с лукавой улыбкой спрашивал Алекс.

– Конечно, будут и фотографии. Но ничего общего с тем голым мясом, которое помещают в журналах для мужчин.

– Рад слышать это от тебя, дружище. Мне не хотелось бы иметь отношение к тому, что один мой приятель назвал журналом для однорукого читателя.

– Думаешь, я этого хочу?

– Сейчас большинство журналов именно такие. – Алекс выдохнул облако дыма. – Или – или. Или впихивают столько обнаженной натуры, сколько позволяет закон, или разводят такое ханжество, до какого далеко даже твоей незамужней тетке.

– Ты не знаешь моей незамужней тетки, Алекс, – сухо улыбнувшись, сказал Марк. – Большей ханжи просто не существует. – Помолчав, он вновь заговорил о своей мечте: – Я думаю, что в этом журнале все должно быть первоклассным. Конечно, там будут статьи о сексе, но их напишут солидные авторы, с хорошим вкусом. Будут и другие статьи – обо всем, что интересует современного мужчину.

– И беллетристика. Лучшие произведения лучших современных писателей.

– Ну, насчет этого я не знаю, Алекс. Короткие рассказы отмирают. Посмотри, что сейчас происходит в массовых изданиях.

– Черта с два они отмирают! Беллетристику, дружище, печатают меньше потому, что журналами руководят бывшие обозреватели, которые просто не в состоянии понять, что публике интересны не только факты. Я уверен, что у произведений, хорошо написанных, с интересным сюжетом, существует немалая читательская аудитория. Уж это-то я офуительно хорошо знаю. – Недавно прочитав «Нагие и мертвые» Нормана Мейлера, Алекс дико хохотал, обнаружив, что привычное англосаксон-ское выражение заменено там на ханжеское «офуительно». С тех пор он при всякой возможности употреблял это словечко.

– Хорошо, давай подумаем, как подавать беллетристику. Но это должна быть хорошая литература, литература для мужчин – для современных мужчин. Кстати, вот отличный подзаголовок: «Журнал для современных мужчин».

– Согласен, но остался еще один барьер, который нам надо взять. Я имею в виду название. Ничего нового тут уже не придумаешь.

– Я нашел название.

– И какое же?

– «Мачо».

– «Мачо»? – Подавившись дымом, Алекс закашлялся. – Что это еще за чертовщина?

– Это незаконное ответвление от мачизма.

Алекс скривился:

– Дьявол тебя побери с твоим Хемингуэем!

– На самом деле понятие «мачо» появилось раньше мачизма, по крайней мере в испанском языке. – Марк усмехнулся. – Не зря я наполовину мексиканец.

– Мачо… Даже не представляю, что это означает.

– Скоро все будут знать, что это такое. Это слово войдет в повседневный обиход.

– Может, ты все-таки скажешь наконец, что оно означает?

– В словаре оно имеет множество значений. Но то, которое нужно нам, – «мужской, мужественный, сильный».

Погладив бороду, Алекс довольно хмыкнул:

– Неплохо. Мне это нравится. Мужик, самец, настоящий мужчина с яйцами.

Время принимать решение настало раньше, чем оба могли себе представить.

И Алекс, и Марк работали в популярном, с большим тиражом журнале, рассчитанном прежде всего на мужскую читательскую аудиторию. Уже несколько лет журнал хоть и осторожно, но все-таки касался сексуальных тем, а также публиковал фотографии скудно одетых женщин, причем делалось это со вкусом и тактом. Здесь журнал явно опережал своих конкурентов – если, конечно, не брать в расчет издания с девочками, которые, впрочем, были рассчитаны на совершенно другого читателя.

Именно по этой причине Алекс и Марк пошли туда работать. Алекс, который был старше и опытнее, занимал должность старшего редактора – более престижную и с большей зарплатой. Марк же занимался всего-навсего тем, что читал «самотек» – присланные в редакцию рукописи неизвестных авторов или тех, у кого не было литературных агентов. Продираясь сквозь груды материала, по большей части совершенно непригодного для печати, он чувствовал удовлетворение, отыскав рукопись, достойную публикации. В месяц он обнаруживал одну или две таких рукописей и передавал их для окончательного приговора Алексу. Поначалу Алекс считал достойной оплаты лишь незначительную часть обнаруженного Марком, однако за последний год купил уже практически все, что тот рекомендовал.

В то время в редакции проводились ежемесячные летучки, в которых по воле издателя принимали участие абсолютно все сотрудники – независимо от положения в редакционной иерархии. Конечно, Марк не питал особых иллюзий по поводу этих обсуждений. Что бы он ни сказал, это вряд ли произведет впечатление на издателя.

Тем не менее предчувствие перемен витало в воздухе. И хотя Марк ощущал их приближение, но все же оказался не готов к тем радикальным изменениям редакционной политики, которые предложил издатель. Причем предложил не как тему для обсуждения, а как руководство к действию.

Ласло Сноу было далеко за пятьдесят. Высокий, худой, он носил пенсне, которое ему совершенно не шло, и удивительно походил на банкира. Впрочем, по мнению Марка и его сослуживцев, он и был в первую очередь банкиром, которого гораздо больше заботила прибыль, чем такие абстрактные вещи, как просвещение читательской аудитории, новшества в издательском деле и тому подобное. Непропорционально огромные уши Сноу больше прислушивались к мнению рекламодателей, чем читателей.

За глаза его называли Мыльный Пузырь.

В тот день весь состав редакции собрался в конференц-зале. Сидевший во главе длинного стола Сноу, как обычно, открыл заседание, энергично постучав карандашом и откашлявшись. Все разговоры прекратились, все взгляды устремились к председательствующему.

– Джентльмены! – В штате редакции не было женщин. – Попрошу меня выслушать. С вашего позволения, мы сегодня обойдемся без обсуждения тех вопросов, на которые вы хотели бы обратить мое внимание. Есть более неотложное дело. Некоторые из вас, вероятно, знают, что в последнее время перед нами стоит вопрос о значительной корректировке редакционной политики. После серьезных размышлений, если хотите – после длительной борьбы со своей низменной натурой… – На лице Сноу появилась ледяная улыбка. – Кроме писем от недовольных читателей, я получил много жалоб от наших рекламодателей. Как бы то ни было, а для любого издания реклама – это источник жизненной силы. Наш журнал, конечно, не является исключением. Если наши рекламодатели обратятся к другим изданиям, то журнал начнет умирать. Как вы, безусловно, знаете, жалобы рекламодателей связаны с сильным креном в сторону сексуальной тематики…

Сильным креном? О Господи! Марк не мог поверить своим ушам. Он окинул взглядом сидящих за столом. Никто не выражал ни малейших признаков несогласия. Даже бородатый Алекс спокойно смотрел на своего работодателя.

– …и конечно, никаких фотографий полуобнаженных девиц, – продолжал Сноу. – Никаких сексуальных сцен в литературных произведениях. Время от времени допустимо появление статей на сексуальные темы, но они должны быть написаны признанными специалистами в этой области…

Марк больше не мог этого выдержать. Алекс, очевидно, разгадавший его намерения, сделал предупреждающий жест.

Не обращая на него внимания, Марк вскочил на ноги:

– Сэр! Мистер Сноу!

– Да, молодой человек? Вы…

– Марк Бакнер, сэр. Я читаю «самотек».

– Да-да, я помню. Я еще не открыл дискуссию, мистер Бакнер. Надеюсь, вы будете так любезны, что позволите мне продолжить…

– Вы совершаете ошибку, сэр! – выпалил Марк. – Серьезную ошибку!