Она просто смотрит на меня.

– Я не сделала ничего плохого! – кричу я.

– Не повышай голос, – рычит она. – Если ты разбудишь брата, то будешь сидеть с ним всю ночь. Я только что его уложила.

– Это безумие, – говорю я. – Ты безумна. Пол был чист, у меня было свидание…

– Она сказала тебе вернуться, – говорит Великан.

– Тебя там даже не было, – отвечаю я. – Ты даже не знаешь, что случилось.

– Твоя мать сказала тебе вернуться в дом?

– Да, но она била меня, а Гэвин…

– Ты вернулась?

– Нет, – тихо говорю я.

– Тогда ты виновата, – заключает Великан.

Я вскакиваю, и вся злость, накопившаяся во мне с тех пор, как мы сюда переехали, льется из меня, превращаясь в слова:

– Я НЕ СДЕЛАЛА НИЧЕГО ПЛОХОГО!

Великан поднимает руку. Он в паре дюймов от моего лица, он готов меня ударить. Мама издает непонятный вскрик, но впервые мне не страшно. В этот раз я хочу, чтобы он ударил меня. Я хочу спровоцировать его.

– Давай, – говорю я, держась за стол. Я улыбаюсь, наклоняю подбородок, чтобы щека оказалась в удобном для удара положении. – Ударь меня. Хочу, чтобы ты это сделал.

Потому что тогда я смогу вызвать полицию. Я смогу рассказать в школе. Для разнообразия он будет тем, у кого проблемы.

Мы смотрим друг на друга. Его глаза водянисто-карие – цвет диареи, грязи. Его губы искривляются в усмешке, но скорее комического злодея, чем настоящего ужаса.

– Ты под домашним арестом, – говорит он.

Я откидываю голову назад и смеюсь.

Все это время я не понимала: он совсем не великан. Рой просто человек с одним тузом в рукаве.

И он его разыграл.



Глава 32


В первые за долгое время я счастлива. Натали сказала мне этим утром, что поговорила со своей мамой, и я могу пожить у них летом. Мама Натали и бровью не повела, когда она спросила, могу ли я остаться. «Конечно же», – сказала она, словно и спрашивать не надо было. В доме Натали не кричат, ничего не требуют, нет никакого напряжения. Только море любви и хорошей еды. Не могу дождаться, когда перееду к ним.

– Мне нравится, что план Великана обернулся против него самого, – говорит Лис. Она притворяется, что исполняет прием карате, бьет ногой и режет рукой воздух: – Вот так тебе, козел.

Нат ухмыляется:

– Очко в пользу Грейс.

Я почти рада, что все случилось именно так. У меня такое чувство, словно с плеч упал огромный груз. Ведь день я хожу по занятиям, как в тумане. Начинается отсчет. Два с половиной месяца до выпуска.

Сейчас конец школьного дня, я беру книжки из шкафчика, и треугольный кусочек бумаги выпадает на пол, толстый и аккуратно сложенный. Письмо от Гидеона. Бумага обжигает пальцы, и мне очень хочется прочитать письмо, но я не могу заставить тебя ждать. Я засовываю его в карман куртки, а потом думаю: а вдруг выпадет? А вдруг ты найдешь его? Мне нужно бы его выкинуть, а не читать, потому что он не мой парень, но я прячу письмо в учебнике по французскому и засовываю его в рюкзак.

Не то чтобы бы мне было что скрывать.

Мы с Гидеоном просто друзья. Это так. Я люблю тебя, и мне приходится повторять себе, что у нас все будет хорошо. Ты принимаешь лекарства, а я скоро выпускаюсь. Следующая часть наших жизней скоро начнется. Уже начинается. Ты спас меня от мамы. Я была в горящей машине, а ты запрыгнул и вытащил меня оттуда. Не Гидеон, а ты.

Я выхожу через главную дверь, где ты ждешь меня, а письмо будто посылает ударные волны из моего рюкзака. Я спешу, и часть меня знает, что это не из-за того, что я так хочу с тобой увидеться, а потому что я не хочу видеть выражение лица Гидеона, когда ты поцелуешь меня при встрече. Я быстро забираюсь в машину. Захлопываю дверь. Ненавижу свое дурацкое непостоянное сердце.

– Давай убираться отсюда, – говорю я.

Ты наклоняешься.

Я наклоняюсь.

Ты на вкус как сигареты, и я отстраняюсь.

– Что? – говоришь ты, сужая глаза.

Ты видишь? Видишь мое отчаянное желание уйти, уйти, уйти?

– Гэвин, ты на вкус как чертова пепельница.

– Раньше я не слышал, чтобы ты из-за этого жаловалась, – говоришь ты.

– Теперь услышал. – Мой голос сердит.

– Что это за стервозное настроение? – говоришь ты.

Я пожимаю плечами:

– Плохой день, прости.

Ты выезжаешь с парковки и поворачиваешь прочь от своего дома в сторону университета. Там рядом кофейня, куда ты меня иногда водишь. Из-за этого я чувствую себя взрослой, заказывая латте и проводя время со студентами. И я стану такой через пару месяцев.

Примерно через пятнадцать минут ты подъезжаешь к многоквартирному дому возле твоего колледжа. Сердце падает. В последнюю очередь мне сейчас хочется встречаться с твоими друзьями. Я всегда чувствую себя ребенком рядом с ними, словно быть в старшей школе так плохо.

– Гэв, я подумала, мы будем гулять. Вдвоем.

Ты ухмыляешься:

– Так и есть.

Ты паркуешься, выпрыгиваешь из машины и обегаешь ее, чтобы помочь мне выйти, галантный джентльмен, как всегда.

– Это, – говоришь ты и машешь рукой в сторону жилого комплекса, – наш новый дом.


– Ты снял квартиру? – спрашиваю я.

Ты так счастлив сейчас. Практически подпрыгиваешь на месте.

– Я снимаю ее у школьного друга. Он учится за границей, а парень, который должен был здесь жить, отвалился. Мне дают ее до конца лета. Пойдем.

Ты протягиваешь мне руку, и я иду за тобой на второй этаж. Это новый комплекс, с оштукатуренными стенами персикового цвета и балконами, куда люди выставляют свой гриль или мебель для патио. Кто-то громко включил радио и где-то орет ребенок, но в остальном все тихо. Я никого не вижу.

– Здесь и бассейн есть, – говоришь ты. – Я подумал, что мы сможем приглашать друзей, когда станет жарко.

Я улыбаюсь и киваю, но почему ты продолжаешь говорить «мы»? Ты открываешь дверь и заходишь внутрь.

– Добро пожаловать домой.

Это маленькая двухкомнатная квартира с голыми стенами, гостиная завалена гитарами, контейнерами от еды навынос и наполовину распакованными чемоданами.

– Да, парень, живущий здесь, так и не дошел до дизайна интерьера, – говоришь ты, наблюдая за мной, пока я осматриваю помещение. – Обещаю, что постараюсь не разбрасывать свои вещи повсюду.

Ты берешь меня за руку и ведешь внутрь квартиры, останавливаясь перед закрытой дверью в конце коридора.

– А это, – говоришь ты, аккуратно открывая дверь, – наша спальня.

Наша.

Единственный предмет в комнате, кроме кучи одежды на полу, это двойная кровать с полосатым стеганым одеялом.

– Я никогда раньше не видела, чтобы ты застилал кровать, – только и могу сказать я.

Ты нежно смеешься и обнимаешь меня за талию, кладешь подбородок на мое плечо.

– Я хотел постараться для тебя.

Секс.

Это последнее, чего мне хочется, но как могу я сказать об этом своему парню, с которым я уже почти год?

Ты ведешь меня к кровати и нежно укладываешь. Я дрожу, словно мы никогда раньше этим не занимались, и кажется, что снова во мне будет отдаваться резкая боль.

Сегодня ты нежный, невероятно медленный. Я целую тебя страстно, пытаюсь ускорить тебя, но ты просто тихо смеешься в мои губы и бормочешь:

– Наберись терпения, кузнечик.

Ты тянешь вниз мои джинсы вдоль бедер, колен. Следующая на очереди – моя рубашка, та, в которой, как сказал Гидеон, я похожа на озорную библиотекаршу.

Гидеон.

Я закрываю глаза и пытаюсь забыть его, но это лишь делает его более реальным, и внезапно я понимаю, как справиться с этим.

Твой язык проникает в мой рот, но он больше не твой, это язык Гидеона, и я представляю, что не чувствую вкус сигарет или кофе. Становится легче, когда твои губы двигаются ниже по моей шее, а твои руки скользят по мне, отлично зная мою анатомию.

Я кусаю губу, когда ты прижимаешься ко мне, и я хочу тебя – не тебя, а Гидеона, я хочу тебя в виде Гидеона, и это неправильно. Я знаю, что это так, но не могу по-другому.

Ты протягиваешь надо мной руку, хватаешь презерватив и берешь меня за руку, чтобы я помогла тебе надеть его, и я смотрю, как ты закрываешь глаза и откидываешь голову, и я забываю о Гидеоне. Будь ты проклят за свою красоту.

Я теперь держу глаза открытыми и прижимаю тебя к себе, и мы – буря, несущаяся по комнате, и я цепляюсь за тебя, потому что иначе разлечусь на части, а твои руки и губы… не останавливайся, не останавливайся.

Ты падаешь на меня, наш пот смешивается.

У меня снова болит живот, и я выскальзываю из-под тебя. Ты прижимаешь меня к себе, моя голая спина касается твоей голой груди, и мы лежим, прижавшись друг к другу. Я в таком замешательстве. Сначала я представляю, что ты Гидеон, а это неправильно и развратно, потом хочу тебя, а теперь мне просто нехорошо.

«Из-за тебя я попаду в неприятности», – говорю я Гидеону.

«Тебе подарят любовь, – поет Бьорк. – Тебе просто нужно ей довериться».

Я отстраняюсь от тебя, бормочу что-то о душе. Ты с улыбкой смотришь, как я ухожу.

– Ты такая красивая, – говоришь ты с тягучим южным произношением.

Я стою в душе, горячая вода колет кожу. Я пытаюсь смыть тебя с себя, как только могу. Но мыло не помогает от всего. Не знаю, как объяснить тебе, даже себе, почему нахождение здесь кажется неправильным. Это словно прийти домой к незнакомцу или что-то вроде того.

Я не должна здесь находиться. Не сейчас. Еще нет.

Меня наполняет страстное желание увидеть Натали, Алиссу и Гидеона. Мне хочется быть на репетициях и разговаривать о том, как глупо, что нам все равно нужно проходить Президентский тест на спортивную подготовку, бежать милю, потому что государство так сказало. Мне хочется смеяться из-за дурацкого дресс-кода, из-за того, что Алиссу отправляют домой, потому что бретельки ее майки шириной в один с половиной дюйм, а не два и больше, как необходимо.