Рука Гидеона касается моей, когда он отмечает гору Фудзи на карте, которую мы рисовали. Я застываю, каждая частичка меня осознает тепло, которое оставляет его прикосновение.

Я хочу, чтобы он снова меня коснулся.

Черт.

Мы проводим следующие несколько часов, старательно продумывая наш маршрут, споря из-за городов и путей, смеясь из-за урчащих животов. Скоро мы должны остановиться на обед, но я не хочу останавливаться, потому что мне так весело флиртовать с Гидеоном. Чертчертчерт. Я всегда была такой: быстро влюблялась. Когда я увидела тебя впервые, то была как персонаж мультика с выпученными глазами-сердечками. Я моментально перешла от незнания о твоем существования до мыслей о тебе практически каждую секунду каждого дня в течение трех лет.

– Говорю тебе, мы обязаны проехать по Транссибирской магистрали, – говорит он.

– Но у нас тогда останется слишком мало времени на Москву и Санкт-Петербург, – спорю я.

Он хмурится:

– Проехав Сибирь на поезде, я официально стану крутым парнем.

– Думаю, плавание у Большого Барьерного рифа решает этот вопрос.

– О, то есть тебя не смущают большие белые акулы, но в Сахару мы не можем поехать из-за скорпионов? – говорит он в неподдельном удивлении.

Я смеюсь, и Питер бросает на нас взгляд со своего сиденья перед нами. Я и не заметила, что они с Кайлом там сидят. Кажется, я… отвлеклась.

– Ты же знаешь, что Гэвин никогда не отпустит тебя в кругосветное путешествие с другим парнем, да? – говорит Питер, потому что этому засранцу везде нужно сунуть свой нос.

Гидеон фыркает:

– «Отпустит»? Это звучит как 1840-е, разве нет? – Он поворачивается ко мне. – Он же шутит, да?

Я игнорирую Гидеона и пододвигаюсь ближе к окну, бросая гневный взгляд на Питера. Надеюсь, он не заметил, как близко друг к другу мы сидели.

– Это совершенно гипотетическая затея, – говорю я.

Но покрываюсь холодным потом. Расскажут ли Кайл или Питер тебе, что я сидела в автобусе с парнем? Считается ли это как «наедине» с другим парнем?

Питер просто поднимает брови:

– Как скажешь…

Он отворачивается и усаживается на место. Гидеон смотрит на меня, склонив голову набок. Он переворачивает блокнот на чистый лист и пишет неровным почерком.

Ты в порядке?

Да.

Как Гидеон понял, что мое хорошее настроение внезапно исчезло? Словно он почувствовал, что это случилось, еще до меня самой.

Он шутил насчет того, что твой парень разозлится?

Когда Гидеон описывает простыми словами, я вспоминаю, насколько абсурдно твое правило. Нет ничего плохого в том, чтобы проводить время с кем-то другим. Или обнять кого-то. Я уже почти год не обнимала других мальчиков, кроме того дня, когда Мэтт обнимал меня плачущую на работе.

Нет. Гэвин…

Я кусаю губу, смотрю на Гидеона. А это огромная ошибка, потому что за очками его глаза самые большие, карие и добрые, которые я когда-либо видела, и я проваливаюсь в них. Я чувствую тепло, словно после хорошей большой чашки горячего какао. С зефиром.

Мне нравится его лицо, смесь длинных римских линий и мягких щек, круглых, словно в них все еще есть немного детской пухлости. Мне нравятся его прямые белые зубы, аккуратные, в то время как в остальном он нескладен и очаровательно неуклюж.

Гидеон берет ручку из моей руки.

Собственник?

Вот оно, черным по белому.

Да. Типа того.

Автобус резко останавливается, и я вырываю листик из блокнота, на котором он писал, и скатываю его в шар.

Гидеон вскидывает брови:

– Уничтожаешь улики?

– Очень проницательно, доктор Ватсон.

Нат хватает меня за руку, когда мы все выходим из автобуса и направляемся в центр путешественников с пятью разными магазинами фастфуда. Гидеон уходит вперед с Кайлом и Питером.

– Ты и Гидеон? – говорит она. Ее улыбка отвратительно широкая.

– О боже, прекрати, – говорю я. – Он такой задрот.

Я чувствую себя ужасно, так его называя, потому что думаю про него совсем другое. Но я начинаю понимать, что мы все носим странные доспехи, чтобы дожить до конца дня. Мои – отрицание. Отрицание того, что я чувствую что-то к Гидеону. Отрицание того, что нам с тобой нужно было расстаться еще вчера.

– Нет, – говорит Лис, надевая свои солнечные очки в виде сердечек. – Вы двое очаровательные задроты, а это другое.

– Девчонки. У меня есть парень. Я знаю, что вы от него не в восторге, но я его люблю, ясно?

Я говорю себе, что больше не буду флиртовать с Гидеоном. Это неправильно. Я это знаю.

Я как раз заканчиваю обедать, когда понимаю, что телефон стоял на беззвучном режиме все это время. У меня шесть пропущенных звонков от тебя. И одна эсэмэска:

Кто такой Гидеон?

Чертов Питер. Я знала, что ты подослал его шпионить за мной, но теперь у меня есть доказательство.

Когда я возвращаюсь в автобус, Гидеон снова садится рядом со мной. Я бросаю телефон в сумку и оставляю его на беззвучном режиме. Впервые я собираюсь игнорировать тебя. Тогда я еще этого не понимаю, но я делаю первые шаги к разрыву с тобой. Крошечные шаги.

– Так где мы остановились? – говорю я, беря в руки блокнот.

– Мы в Токио, и я рассказывал тебе о достоинствах Южной Африки, – говорит Гидеон.

– Я соглашусь на Южную Африку, если ты согласишься на Марокко.

Он протягивает руку:

– Договорились.

Я беру ее, сжимая его ладонь своей.

Мы держимся за руки чуть дольше, чем надо.


Глава 28


Лис влюбилась в девушку из Бирч Гров Хай.

Ее зовут Джесси, у нее кудрявые каштановые волосы, а ее смех длится так долго, что все вокруг тоже начинают смеяться.

– Не могу поверить, что это наконец происходит со мной, – говорит Лис в восхищении. Она полдня ходила как в тумане.

Мы в нашей отельной комнате, всего в нескольких минутах ходьбы от Орегонского Шекспировского фестиваля. Гора сладостей, которые мы накупили, лежит посреди одной из кроватей. У меня уже болит живот, но я продолжаю есть жевательные конфеты.

– Как же ты теперь рада, что театральный кружок Бирч Гров присоединился к нашей поездке, а? – говорю я. Изначально Лис была недовольна этим, так как Бирч Гров – школа для богатых детей. (Хоть она сама богатая, но говорит, что она из народа. Ну да, конечно.)

– Я знаю, знаю, – говорит Лис. Она падает на спину и практически млеет.

На следующий день мы встречаемся со всеми в местной закусочной и втискиваемся за пять столиков. Гидеон сидит за соседним столиком и кричит мне:

– Канада! Мы совершенно забыли о Канаде!

Я смеюсь, когда Джесси смотрит на него, как на сумасшедшего.

– Мы планируем кругосветное путешествие, – объясняю я.

– А, он твой парень, да? – спрашивает она.

Я давлюсь своим слишком сладким кофе, а Нат ухмыляется.

И ты, как всегда, безупречно выбираешь время: мой телефон звонит, и я поднимаю его, чтобы Джесси увидела фотографию, которую я сделала, когда ты играл на гитаре.

– Вот это мой парень, – говорю я.

– Красавчик какой, – говорит она. Но потом подмигивает Лис. – Не мой тип, конечно.

– Это просто упаковка, – бормочет Нат.

У нас только два дня в Орегоне, и все расписано по часам. После закусочной наступает время уроков по импровизации с некоторыми актерами фестиваля. Они разделяют нас на две группы, и мы играем в игру, которую они называют «Да/нет». Выбирают двух людей, которые стоят в центре круга. Это оказываемся мы с Нат. Мне разрешено говорить только «да», а ей – только «нет». Вот так. Мы должны отвечать на намеки друг друга, чтобы казалось, что это настоящая сцена.

– Нет, – говорит Нат как бы между прочим.

– Да, – говорю я твердо.

– Нет, – говорит она.

– Да?

– НЕТ.

Где-то в этот момент я начинаю понимать, что это разговор, который мы вели о тебе уже несколько последних месяцев. Нат жульничает и бросает взгляд в сторону Гидеона. Она улыбается мне:

– Нет?

Я убью ее. Потому что мне разрешено говорить только одно слово.

– Да, – рычу я.

После этого по пути на клоунский мастер-класс я хватаю ее за руку:

– Это не круто, – говорю я.

– Что?

Она – само воплощение невинности.

– Слушай, я знаю, ты не хочешь, чтобы я была с Гэвином…

Она останавливается посреди тротуара и кладет руки мне на плечи:

– Я люблю тебя. Давай не будем об этом говорить. Давай насладимся жизнью.

Я сурово смотрю на нее некоторое время, уперев руку в бок. Я была так зла, но почему? Потому что моя лучшая подруга заботится обо мне? Потому что она дразнит меня из-за милого парня?

Наконец я киваю:

– Ладно. Вызов принят.

Впервые в жизни я чувствую себя совершенно свободной. Мои родители в сотнях миль отсюда (даже в другом штате!), а тут только я и мои друзья, как говорит Нат, наслаждаемся жизнью.

Мы пьем слишком много кофе, насыпая в кружки слишком много сахара и сливок. Мы бегаем по милым магазинчикам, продающим всевозможные театральные вещички. Мы говорим о системе Станиславского и зачитываем друг другу любимые цитаты из Шекспира в книжных магазинах. Наше время почти все принадлежит нам, и мы проводим его, помогая Лис и Джесси влюбиться, поедая хорошую еду и много смеясь. Ты звонишь мне чаще, чем обычно, и я позволяю себе игнорировать звонки, даже если знаю, что ты будешь злиться. Так хорошо делать только то, что мне самой хочется.

– Вот такой будет жизнь в универе, – говорит Джесси, держа Лис за руку. – Только подумайте об этом: никаких родителей, уроки по театру, время с новыми людьми.

Мы говорим о том, куда подали документы. Письма с ответами, поступили мы или нет, придут в следующем месяце.

– Так как поступать в университет на режиссера? Так же, как и на актера? – спрашивает меня Джесси.