Хезер Димитриос - Токсичный роман

– Ты сегодня был великолепен, – говорю я в твои губы.

Я сижу у тебя коленях, ноги по сторонам твоих бедер, а твои руки заняты развязыванием веревочек на моем купальнике. Ты ничего не говоришь – комплименты делают тебя застенчивым, – но поешь California Dreamin’ тихо, пока твои губы двигаются по моей шее к груди. Мои руки обвивают тебя, пальцы в твоих волосах, и я медленно привстаю на коленях, чтобы твоей руке было легче скользнуть в трусики моего купальника.

– Я купил презервативы, – шепчешь ты мне на ухо. – На всякий случай…

– Мы… не можем… Твои родители…

Я ахаю, и ты мягко смеешься, когда укладываешь меня на постели и расстегиваешь свои штаны. Мы лежим, прижавшись друг к другу, обнаженные. Ты прижимаешься сильнее.

– Уверена? – шепчешь ты.

Я хочу отдать свою невинность тебе. Я просто не знаю, когда настанет правильное время. Думаю, я просто пойму. Почувствую внутри себя.

– Не когда твои родители дома, – шепчу я.

Я нахожу ту благоразумную Грейс внутри себя. Но она не похожа на себя. Я переворачиваю тебя на спину, а потом медленно двигаюсь вниз вдоль твоего торса к тому участку кожи, который я жаждала, когда ты был на сцене. Ниже и ниже.

Твои пальцы проникают в мои волосы, и я улыбаюсь, касаясь губами твоей кожи, чувствуя себя могущественной, чувствуя, словно я единственное важное для тебя прямо сейчас. Наконец я самое важное в мире для кого-то.

Когда все закончено, я вытираю рот и смотрю на тебя. Если бы я могла рисовать. Нет, если бы я могла лепить скульптуры. Я хочу превратить тебя в глину, пробежаться руками по всему твоему телу. Я хочу тебя под своими ногтями и прилипшего к моей коже. Я хочу знать, как именно ты сделан, что внутри. Я смотрю на тебя, и смотрю на тебя, и смотрю на тебя.

Когда я вижу тебя в шапочке и мантии, то начинаю плакать.

Я зажата между Нат и Лис, и они обе, словно по молчаливому соглашению, обвивают меня руками. От этого хочется плакать громче.

Ты легонько машешь мне с того места, где стоят двенадцатиклассники, выстроившись за трибунами.

Лис пытается перенаправить мое внимание:

– Как дела с твоими родителями?

– Они злы на меня как черти, – говорю я, вытирая глаза.

Вот почему мне нельзя видеть тебя все лето, твое последнее лето перед колледжем.

Ты стучишь мне в окошко, и спустя пару секунд я у двери спальни. Под юбкой на мне кружевное белье, которое ты подарил. Я отодвигаю стеклянную дверь, когда происходит следующее:

– Что, черт возьми, ты делаешь?

Великан. О боже, из всех людей ОН поймал меня.

Моя рука падает с дверной ручки. Твое лицо почти такое же белое, как сценический грим для мимов.

Я поворачиваюсь и говорю первую ложь, которая приходит мне в голову.

– Я не могла уснуть и потому позвонила Гэвину. Мы просто собирались посидеть на крыльце и поговорить, пока мне снова не захочется спать.

– Лучше иди домой прямо сейчас, Гэвин, – говорит Великан.

А потом поворачивается ко мне:

– Поздравляю. Ты только что потеряла свое лето.

– По крайней мере они не запретили мне видеться с вами, девчонки.

Этот вопрос тоже рассматривался какое-то время.

Девочки сжимают меня в объятиях, кокон из любви лучших подруг. У меня новая версия «трех амигос». Никаких «Фу-у, фиолетовый дом», но и это сойдет.

Церемония проходит быстрее, чем я думала, – месяцы страха из-за полутора часов прощаний.

– Увидимся через несколько минут, – говорю я Нат и Лис и спешу вниз по трибуне.

Я должна увидеться с тобой до того, как ты уйдешь на вечеринку для выпускников. Мы договорились встретиться на бейсбольном поле, прежде чем ты найдешь своих родителей.

– Привет, – говоришь ты, вытирая мои слезы. Мне не нравится, что я вся в пятнах. – Люблю тебя. Ничто этого не изменит.

Я киваю, чувствуя себя несчастной.

– Просто я так люблю тебя, и что, если…

Ты прижимаешься к моим губам своими, мягкими и сладкими. Я жадно цепляюсь за тебя. Мне все равно, кто нас увидит.

– Мне нужно идти, – говоришь ты, отстраняясь. – Вариант, что я не смогу видеть тебя целое лето, не подходит – мы что-нибудь придумаем. Обещаю.

Я ночую у Нат, и мы с ней и Лис проводим ночь, поедая попкорн и шоколад. Если бы не они, я бы была безутешна сегодня. Мы говорим о том, что ты пойдешь в колледж, и о том, что, хоть он и местный, там совершенно другой мир. Нет, совершенно другая планета.

– Он станет крутым парнем-рокером, и все девушки колледжа будут бросаться ему на шею, – говорю я несчастно.

Лис кивает:

– Да. Прости, но… да. – Нат пихает ее, и та говорит:

– Что? Это правда.

Нат обнимает меня.

– Очевидно, что он влюблен в тебя. Думаю, вы останетесь вместе на следующий семестр… Если ты захочешь.

– Конечно, захочу, – говорю я. Не могу представить себе такой сценарий, в котором мы не вместе. – Ладно, больше не говорим о мальчиках. Это вводит в депрессию.

– Согласна, – говорит Нат. – Вы можете поверить, что мы теперь официально двенадцатиклассники?

Лис тянется к упаковке попкорна.

– Вообще, да? Пришло время смотать отсюда.

Будущее нависает надо мной. Возможности, понимаю я, бесконечны. Я забыла об этом за месяцы с тобой. Мой и так крошечный мир сжался до окружности твоих объятий.

– Я теряю себя? – внезапно спрашиваю. – Стала ли я «той девушкой»?

«Та девушка» – это которая бросает друзей ради парня. Девушка, вся жизнь которой вращается вокруг него.

Нат колеблется. Она делает большой глоток «Пепси Фриз».

– Ну-у, – говорит она, задумчиво взвешивая каждое слово, – может, немного.

Я протягиваю к ней руку, потом к Лис и сжимаю их руки в своих.

– Это плохо. Простите.

Нат качает головой:

– Ты же счастлива, так?

– С Гэвином? Да, – говорю я. – Это мои родители делают наши отношения такими сложными.

– Тогда только это имеет значение.

Счастлива. В это время в следующем году, Гэвин, я не буду счастлива. Я не буду отчаянно желать увидеть тебя. К этому времени в следующем году я буду готова сказать «прощай».

У тебя идеальная семья.

Мне просто нравится сидеть и смотреть на вас вместе: твоя мама подразнивает тебя, целует в щеку, чтобы поддержать, когда ты слишком серьезно воспринимаешь ее подшучивания. Мне нравится, что когда она целует тебя, то издает чмокающий звук. Чмок! Это означает, что она действительно тебя любит, если ты вдруг не знаешь. Твой папа рассеянный и милый, всегда заходит в комнату, в которой мы сидим, в поисках своих очков (или проверяя, как мы себя ведем, не знаю). Ты их единственный ребенок, и это очевидно: ты весь их мир. Они боготворят тебя, как и все остальные, – твои первые приспешники.

– Грейс, хотела бы я просто положить тебя в один из наших чемоданов, – говорит твоя мама, – ты такая крошечная. Думаю, может получиться.

– В ручную кладь лучше, – говоришь ты. – Тогда ей не придется быть в багажном отделении самолета с другими сумками.

Твой папа смеется. Он думает, что ты самый умный мальчик в мире. Я тоже так думаю.

Ты подходишь ближе и целуешь меня в голову с серьезным выражением лица.

– Не могу поверить, что твоя мама сказала «нет». Я думал, что точно… – Ты не заканчиваешь, вздыхая.

– Знаю. – Я отворачиваюсь, потому что в горле начинает свербеть. Я так много плакала в последнее время.

Я так люблю тебя, Гэвин Дэвис. Мне нравится, как запутаны твои волосы и как ты носишь всего три набора одежды все время. Мне нравится, что на подходе к твоему дому я слышу, как ты играешь на гитаре. Мне нравится, что ты единственный человек, который знает, что мне очень щекотно на внутренней стороне локтя.

– Это преступно, – соглашается твой папа.

Твои родители везут тебя на Гавайи на десять дней, и они предложили оплатить и мой проезд как подарок в честь выпуска, а мама сказала «нет». Гавайи. Тропический пляж, едва вообще какая-то одежда и ты, ты, ты.

Это преступление. Я ненавижу свою маму. Знаю, что ужасно говорить такое, но это правда. Думаю, она завидует, что у меня есть парень, который не сидит у меня на шее, что я молодая, худая и счастливая. Что у меня много-много оргазмов. Иногда я замечаю, что она смотрит на меня с настоящей неприязнью. И она стала больше критиковать меня в последнее время. У меня складки жира на животе, когда я наклоняюсь вперед, у меня недостаточно красивые колени для коротких платьев и юбок, мой любимый цвет (красный) делает меня болезненно-бледной. Она даже разозлилась, когда я взвесилась, и оказалось, что я сбросила пару кило. «Вот подожди, когда твой метаболизм замедлится, – сказала она. – Ты вся в отца, а только посмотри на женщин в его семье».

– Любовь в разлуке только крепнет, – говорю я. Тренирую свое мужество. «Не опускай нос», как говорит Бет.

– Вот это боевой дух, – говорит твоя мама и ставит колу передо мной – она знает, что мне не дают газировку дома, что это считается роскошью в списке покупок моей семьи.

– Спасибо, Анна, – говорю я. Мне нравится, что она не дает мне называть ее миссис Дэвис. «Ты теперь член семьи, – уверяет она. – Он любит тебя. И мы любим тебя. Все просто».

И это правда так. Твои родители стали и моими родителями. Они дают мне советы, переживают за меня, кормят меня. Твоя мама даже настаивает, чтобы мы, девочки, проводили время вместе. Маникюр или обед. Я слышала, что это все делают другие мамы, но не знала, как это действительно происходит. Когда ты сказал им о том, что случилось утром, когда я пропустила свои квалификационные экзамены, твоя мама начала плакать. Ты заставил меня пообещать, что с этого дня ты будешь отвозить меня на важные мероприятия.

Она сжимает мою руку:

– Когда вы двое поженитесь, нам больше не надо будет разбираться с этим безумием.

К этому времени я уже привыкла к открытости твоей семьи, но не знала, что твои родители настолько одобряют меня.