Александр собирался что-то добавить, когда неожиданно со скрипом отворилась расписная дубовая дверь. Из-за неё показалась голова слуги.

– Князь! К вам гонец из Владимира. Срочно, говорит, должен увидеться с вами. Наедине.

Какое-то очень нехорошее чувство кольнуло сердце Александра. Что там стряслось?

– Зови.

В комнату вошёл плохо вооружённый и явно потрёпанный дружинник. Княгиня незаметно исчезла вместе с сыном, однако ж уютно устроившись под дверью. Мало ли что там опять…

– Увы, князь, на мою долю выпало сообщить вам о большом несчастье, – начал гонец, почтительно склонив голову, – наш Великий князь, ваш многоуважаемый отец, Ярослав Всеволодович смертельно болен… и заболел при весьма странных обстоятельствах. Увы, он при смерти.

Сердце пропустило удар и остановилось. Нет… не может быть!

– Как?! – Едва сдерживая вибрирующую дрожь в голосе, произнёс князь.

Невозможно… невозможно! Его отец… он всегда, ВСЕГДА был сильным! Он не может…

– Как я уже говорил, обстоятельства, при которых заболел Ярослав Всеволодович весьма странные, – продолжал дружинник, – Видите ли, князь… совсем недавно он ездил на поклон в Каракорум, к хану Туракину. Пересилил себя и гордость свою ради всех нас. Приняли его хорошо, однако… через несколько дней князь очень сильно заболел, якобы неизвестной болезнью, которая стремительно прогрессировала. Скорее всего татары, зная о силе, мощи и авторитете вашего отца, подсыпали ему яду… Всё, что нам остаётся – пригласить вас во Владимир, проститься с ним.

– Хорошо, ступай, – мёртвым, пробирающим до дрожи голосом ответил князь.

Дружинник, поклонившись, вышел.

– Отец… неужели и ты… ты, такой смелый, сильный… неужели и ты стал жертвой этих беспринципных, жестоких, трусливых тварей?! – неверяще прошипел Александр, утопая в ярости и сыновьей боли, сминая медную чашу, будто восковую. По его руке текло, проливаясь на стол, кроваво-красное вино, но князь в этот момент не замечал ничего, чувствуя лишь, что от его души с болью и кровью отрывают важнейшую её часть, одного из самых близких людей на свете. Неужели НИЧЕГО нельзя сделать?!

Наверное, бессилие – самое ужасное чувство для того, кто привык побеждать…

…Полутёмная комната, освещённая всего одной свечой. В центре её лежал едва живой Великий князь Ярослав. Его осунувшееся лицо было иссиня-бледным, овеянное ледяным дыханием смерти. Он уже не двигался, так как это приносило страшные мучения. Каждое слово давалось ему уже в прямом смысле потом и кровью.

У его изголовья стояли четверо: высокий, широкоплечий молодой человек с короткими тёмно-русыми волосами и голубыми, как у отца, глазами, второй, похожий на него, только моложе, ниже и коренастее, и третий – длинный, крепкий, худощавый и явно моложе всех из них. Это сыновья Ярослава – Андрей, Ярослав и Михаил. Они уже попрощались с отцом, но всё ещё не могли поверить, что человек, которому хватило сил на то, что не смогли сделать все князья вместе взятые, вот так умирает от какой-то там болезни. Рядом с Андреем, приобняв его, стояла безутешная жена умирающего – Феодосия.

– Где… мой сын? Где… мой Александр?! – Хрипло прошептал Ярослав. Мир уже плыл перед глазами… Нет! Он так много не успел им сказать, столь многому не успел научить их всех… и это единственное о чём он сожалел.

– Отец!.. – Буквально влетев в комнату, воскликнул Александр, весь покрытый дорожной пылью. Он сходу бросился сюда, только-только приехав.

Больше всего на свете он боялся опоздать.

Сейчас он на секунду застыл, не веря своим глазам. Наверное, так уж мы все устроены…

Если родители любят своих детей, они не просто отдают им частичку своей души и жизни, а полностью посвящают себя им. И тогда уже не столь важно – бедняки ли они, или царская чета – они сделают всё, но обеспечат своему ребёнку счастливую жизнь, всегда найдут время для него. В детстве они представляются нам добрыми волшебниками, которые бессмертны и всемогущи. И, вырастая, мы на подсознательном уровне продолжаем так считать. Поэтому когда всё же приходит неизбежное, нам так зверски, невыносимо больно.

Вот и Александр, глядя на отца, всё ещё не верил. Ярослав, несмотря на катастрофическую нехватку времени в силу своей должности, всё равно умудрялся очень часто бывать с детьми. Он научил его всему – милосердию хорошего человека, дальновидности мудрого правителя, расчётливости полководца. Он подарил ему бесконечную, всеобъемлющую, незаменимую и настоящую родительскую любовь, безоблачно-радостное детство. Он доверял ему всё, гордился любыми его успехами, при всём при этом оберегая от врагов и от грязи мира, давая бесценные советы, наставляя. И, в конце концов, он, Ярослав, был для Александра не просто отцом и советчиком, но и кумиром, примером для подражания, к которому всегда стремился его сын.

Подойдя к ложу, князь рухнул на колени, будто изнемогая, осторожно и трепетно-ласково взяв в ладони недвижимую руку отца. Неизмеримая боль наполнила его глаза, неотрывно глядящие на умирающего.

– Сынок, – попытавшись улыбнуться, прохрипел Великий князь, – мой Александр. Приехал всё-таки к старому отцу.

– Что ты говоришь? Я не мог не приехать, – ответил княжич.

Слова давались с трудом, горечью обжигая горло. Всё сейчас причиняло боль и ничего, кроме последних слов отца, не имело значение.

– Это сделали они? Татары? – Спросил он.

– Сын…

– Просто ответь мне!

С секунду помолчав, Ярослав едва заметно кивнул.

Александр задохнулся всепоглощающей яростью. Сейчас ему было абсолютно плевать, во сколько раз превосходят татары русских в военном плане.

– Убью тварей! – Прорычал он, едва сдерживая рвущийся наружу гнев.

– Это уже слишком! – Прошипел Михаил, крепко сжимая рукоять меча.

– Нет, Александр, – тихо ответил Ярослав, – дети, не пришло ещё наше время. И так много бед на Руси. Междоусобицы, войны с рыцарями, а ещё и набеги этих самых татар… мы захлебнулись кровью, сын… потеряли и силу былую, и веру, и самих себя потеряли. Ослабли мы, Русь… умирает. Пока есть хоть какой-то хрупкий мир с более сильным врагом, его нужно беречь, пуще всего. Даже если придётся ради этого поплатиться гордостью и жизнью некоторых, вроде меня. Придёт время, и Бог покарает их за все загубленные ими души. Придёт время, и мы отомстим, освободимся, но… для этого нужно ждать.

По мере того, как он говорил, голос его затухал, вместе с жизнью. Из уголков губ текла кровь.

Цепляясь за последние драгоценные секунды, Ярослав прохрипел, сжимая руку Александра:

– Ты… будешь Великим князем, я знаю… возможно, не дай Бог, тебе тоже ради всея Руси… кх-кх… постигнет такая же… кх, судьба. Берегись этого… я всегда рядом с вами буду… и береги братьев, семью, родину. Они… дороже. Их жизни, судьбы… будут, кхе… в твоих руках, я почти уверен. Решать тебе… главное, никогда… не забывай об этом!..

И, сказав это, испустил дух.

– Папа!.. – совсем по-детски прошептал князь. Сжав его ещё тёплую руку, он… заплакал.

Сколько смертей он видел на своём веку, скольких убил своими руками! Он встретился с ней где-то в четырнадцать лет, с тех пор она стала частью его жизни. Ведь власть соседствует со смертью.

Следуя долгу, он разучился плакать, рано и навсегда расстался с иллюзиями и мечтами юности. Так он думал до сего момента.

Неверие, ужас и боль, боль… Порванная на клочки, будто тряпка, душа безутешно, болезненно выла, опустошая, убивая изнутри.

Сгорает, безутешно рыдая, моя буйная душа,

В полу потухшем пламени свечи.

Отец! Ведь мне никого нет дороже тебя!

Говори что хочешь, только, умоляю, не молчи…

Я ледяной, я плакать не умею…

Я воин, князь, безжалостно карающий врагов…

Но я – твой безутешный сын, и слёзы все же льются.

И вот сейчас, впервые не хватает слов.

То, что никому не удавалось – ты осилил.

Ты всех и всегда привык побеждать

Отец, как же вот так получилось

Что смерти не сумел ты избежать?!

Вот благоговейно сжимаю твою ещё трепещущую руку,

Жадно ловлю каждое слово – твоя воля для меня священа.

Отец! Ты – моя поддержка, советчик, порука!

Знай – твой сын всегда будет помнить тебя…

– Сынок… – как сквозь вату услышал Александр умоляющий всхлип матери.

На плечо легла чья-то тяжёлая рука. Обернувшись, княжич наткнулся на голубые глаза старшего брата, как две капли воды похожие на его собственные.

Братья… Всю свою жизнь Александр не знал, как к ним относиться. Они, вроде бы и братья, но в то же время – политические соперники. Они – одна семья, и они же – противники.

Два почти противоположных чувства каким то образом уживались в сердцах у этих четверых: братская любовь и желание победить вперемежку с опасением. Нет, они, конечно, никогда не могли и подумать, что причинят друг другу какой-то сильный вред (что уже для того кровавого времени – достижение), однако во многом, особенно в мелочах, им приходилось постоянно натыкаться друг на друга и соперничать. Однако сейчас, в этот тяжёлый для них момент, братская любовь всё же на мгновение пересилила соперничество.

– Мы, наверное, уже не сможем быть прежними, братья, – крепко обнимая Александра и Михаила, сказал Андрей, – Говорят, люди по-настоящему взрослеют только тогда, когда умирает их отец. А сейчас и я это понял.

– Я тоже, – ответил князь.

– Знаешь… – добавил Андрей, внимательно посмотрев на Александра, – Многие годы я жаждал власти, как и все, поэтому мы никогда не были близки так, как могли бы, родись мы в простой семье. И я очень жалею об этом, братья, хотя вы и вправе не верить. Возможно, татарский хан выберет меня, возможно – тебя, может Михаила, а может и оставит дядю, как по обычаю – один Бог знает. Но даже если это выпадет мне, и я добьюсь того, чего так хочу и всегда хотел – это не заменит мне отца и не загладит вину перед вами. Наше соперничество всегда было, есть и будет, мы не в силах этому помешать, но я клянусь памятью отца, что в любом случае никогда не стану относиться к вам как к врагам и не пойду против вас ради власти.