Я останавливаюсь около них, глубоко дыша и крепко зажмурившись:

— Камерон, я хочу, чтобы ты ушел, — боль от сказанного, словно виноградная лоза шипами вплетается в мои вены.

Тишина наступает вокруг меня, и я открываю глаза. Камерон все ещё сидит на Ашере, но его руки безжизненно висят вдоль тела:

— Не говори вещей, которых не имеешь в виду, Эмбер Роуз, — советует он. — Подумай о последнем разе, когда ты отослала меня.

— Я хочу, чтобы ты ушел, — я требую ровным голосом, делая шаг в сторону. — Я больше не хочу, чтобы смерть преследовала меня.

— Ты не можешь избавиться от смерти, принцесса, — говорит он печально, полностью отпуская Ашера. — Смерть бесконечна.

Меня это пугает, насколько его слова соответствовали моим:

— Тогда я думаю, я буду опережать её так долго, как смогу.

Камерон слезает с Ашера и сбрасывает грязь и траву с рук, прежде чем опустить капюшон плаща, так что я смотрю прямо на него, а не на Жнеца:

— Знаешь, я делал это только, чтобы привести тебя ко мне. Чтобы ты сдалась только мне, а не другим.

Мое сердце бухает в груди, когда он останавливается передо мной и приподнимает мой подбородок, чтобы посмотреть в глаза. Его светлые волосы тусклые в лунном свете и печаль преследует его глаза, как в первый раз, когда увидела его.

— Почему ты был здесь той ночью? — спрашиваю я с дрожью. — Когда я видела, как ты раскапываешь могилы?

Его пальцы дергаются, желая прикоснуться ко мне:

— Я уже говорил тебе, что искал семейную драгоценность. — он прикасается кончиком пальца к ложбинке у моей шеи. — Получается, оно было у тебя.

— Ожерелье моей бабушки… — я озадаченно затихла. — Зачем тебе оно?

Он печально улыбается:

— Я сожалею, что взял его, но мне пришлось. К тому же, изначально оно было не твое. Оно принадлежит моей семье.

— Тогда почему оно было у моей бабушки?

— Потому, что она украла его у нас.

Мои глаза расширяются:

— Камерон, скажи мне…

Он шикнул, положив палец на мои губы:

— Я не хочу говорить об этом сейчас. Я хочу поговорить о тебе и обо мне.

— Нас с тобой… — мой взгляд перемещается на Ашера, лежащего на траве, окруженного черными перьями. — Ты убил его?

— Он не может умереть, принцесса. — уголки губ Камерона хмуро опускаются. — К сожалению.

— Зачем ты убил Маккензи? И Ладена. И я предполагаю, что Фарра, наверное, тоже есть в списке. — мои ноги, умоляют меня бежать, но мое желание знать правду пересиливает их.

— Я не убивал Ладена. Ашер сделал это, — говорит он. — И Маккензи и Фарра умерли от рук одного человека, но не от меня. И если ты внимательно слушала её рассказ, ты, вероятно, могла бы выяснить виновника.

— Её отец?

Он пожимает плечами:

— Выясни это, если хочешь. Я просто собираю души. И признаю, я не пытался остановить смерть Маккензи. Я хотел, чтобы она страдала за все время, что была груба с тобой.

Его непонятая логика — это загадка для меня.

— Это самая сумасшедшая вещь, которую я когда-либо слышала.

— Я знаю, ты не понимаешь. — он касается моей щеки, пропуская экстаз и чистый ужас через меня. — Но в тот день, когда я увидел тебя на кладбище, я знал, что хочу тебя и накажу любого, кто причинит тебе боль.

— Твои маленькие друзья, — я указываю через плечо на лес, — причинили мне боль. Ты знаешь об этом?

— Я не могу помочь, не нарушая правил. Но все закончится, если ты этого хочешь. Все, что тебе нужно сделать, это согласиться быть со мной — хотеть быть со мной. И тогда я смогу помочь тебе.

— И что? Стать Мрачным Жнецом и начать собирать души и убивать людей?

— Что не так просто, — говорит он, его глаза тлеют. — Больше, чем ты представляешь, и ты будешь жить грубой и мучительной жизнью, пока не поймешь это. Но все может закончиться, если ты уступишь крови Жнеца в тебе.

Я сжимаю руки в кулаки, собираясь отказаться от его просьбы, хотя часть меня хочет этого:

— Я говорю тебе уйти, как ты сделал это, когда мне было четыре.

Его лицо опускаются, а глаза сверкают злостью. Молния бьет по небу, но я отказываюсь отвернуться:

— Это то, чего ты действительно хочешь, Эмбер?

Я проглатываю отказ в моем горле и заставляю себя хотеть:

— Это то, чего я хочу.

Он прикусывает губу так сильно, что кровь стекает по его подбородку, а затем хватает меня за затылок и притягивает в грубый, почти жесткий поцелуй, вжимая в свое тело. Я чувствую вкус крови на губах, неприятную тьму смерти, но мелькнуло что-то значительное, спрятанное глубоко внутри него, подобно семени в центре яблока.

Он отпускает меня, тяжело дыша, пробегая пальцами вниз по моему бедру и пересекая живот, прежде чем отстраниться:

— Я навсегда заплачу за это, — он идет спиной к воротам, его глаза устремлены на меня. — Они придут за тобой- остальные Жнецы. Они не остановятся, пока не сломают тебя.

— Тогда я тоже скажу им, чтобы они уходили, — говорю я ему.

— Это не сработает с ними, милая, — говорит он серьезно, отступая дальше в тень. — С Анамотти не так спокойно, как со мной. — шурша плащом, он уменьшается, проращивая крылья, и превращается в ворона. Он кружит вокруг моей головы, прежде чем исчезнуть в ночном небе.

Мое тело жаждет улететь с ним, быть свободной, сбросить кожу, стать единым целым с ночью, но я знаю, что не могу.

Ашер заворочался, и я подбегаю к нему, становясь на колени рядом с ним на земле:

— Ты в порядке? — спрашиваю я, не смея к нему прикоснуться.

Его рубашка разодрана от порезов, а его красивая бледная грудь вся покрыта синяками. Его черный волосы растрепаны, губа разбита, а на его прекрасных крыльях стало меньше перьев.

— Я в порядке, — садясь, он уверяет меня со слабой улыбкой.

— Это…это больно?

Его взгляд пересекается с моим, жаждущий и голодный:

— Ничто не может причинить боль в этот момент. Ты только что прогнала его.

— Я уже раньше прогоняла его. — я очищаю его руки от случайных перьев, и затем облокачиваюсь на сгиб его плеча, чувствуя его тепло. — Но он вернулся.

— Я знаю, — его рука находит мое бедро, и он тянет меня к себе на колени. — И он найдет способ возвращаться, пока я полностью не сдамся ему — им всем.

— Что ты сделал им? — спрашиваю я, вцепившись в его обнаженные плечи. — Другим Жнецам — Анамотти. Детективу Краммер или кто она там?

— Она — Жнец. Все Анамотти являются ими. Они Жнецы, которые объединились, чтобы ликвидировать Мрачных Ангелов, хоть и запрещено трогать их. И я заботился о них, до момента, когда они вернулись.

Я отмечаю его руки на своих бедрах, размышляя, позволит ли он прикоснуться к нему:

— Ты имеешь в виду, пока они не заставили меня потерять рассудок.

Он кивает, не отрывая взгляд от меня:

— Да, в этом смысл всего этого. Пока ты не сделаешь этого, мы прокляты в этом мире.

Мои колени опускаются на землю:

— Прокляты?

— Наше проклятие в этом мире, — отвечает он. — Это наше наказание за участие в Битве Смерти. Ангелы Смерти и Мрачные Жнецы привязаны к Земле существованием Мрачного Ангела. И только Мрачный Ангел может свободно одного из нас отправить домой.

— Но разве Мрачные Ангелы не создают баланс, чтобы никто не смог украсть души?

— Создают, но баланс все равно будет нарушаться. Жнецы проделали работу по отсеиванию каждого Мрачного Ангела от своей жизни, пока не остался существовать только один. И ему единственному придется пройти тест. Если они смогут жить своей жизнью, вытерпев кровь Жнеца и Ангела, тогда Ангелы Смерти вновь обретут власть над душами и освободят Землю. Если они сдадутся безумию Жнецов, то Жнецы получат контроль над душами.

— Но я думала, что Жнецы собирают злые души, а Ангелы — невинные? — спросила я, подвигав ногами и оседлав его.

— Так это работало, — говорит он, потянувшись пальцами к моей шее, будто хотел прикоснуться, но затем убрал руку. — Но правила были нарушены, и была сделана ставка. Теперь кто бы ни победил, выиграет все души.

— Но, если бы Жнецы могли забрать любую душу, — я смотрю на надгробные плиты, — было бы очень плохо.

— Было бы намного хуже, чем ты можешь себе представить. — говорит он с нажимом, и его челюсть напрягается.

— Сколько осталось? — я цепляюсь за него, боясь его ответа. — Сколько Мрачных Ангелов бродит по Земле?

— Я не совсем уверен. Раньше их было много, но Жнецы изолировали их и многие умерли от старости. Чем дольше они существуют, тем сильнее вырождается кровь Мрачных Ангелов. — подвинувшись, он морщится, по-прежнему отказываясь прикасаться ко мне. — И жнецы знают, как их мало, потому что за последние пару лет они действительно были полны решимости выслеживать их, хотя и не имели права.

— Вот чего я не понимаю, — говорю я, касаясь пореза на его щеке. — Если они не должны, то почему никто не остановит их?

— Теперь их кара зависит от их лидера. Или мы могли бы вступить в бой, — говорит он, пока я вожу пальцем по его шраму на брови. — Но Майкл, мой отец и правитель Ангелов Смерти, не позволит нам отклониться от правил ни при каких обстоятельствах.

— Ты говорил, что твой отец был плохим. И мертвым. — хмурюсь я, убирая руку. — И что ты переехал из Нью-Йорка, чтобы убежать от воспоминаний о нем.

— Говорил, — уверяет он меня, а потом быстро меняет тему, его мощный, всепоглощающий взгляд проходит по моим голым плечам и груди, выглядывающей из разорванного платья. — Ты так прекрасна. — он погладил кончик моих накладных крыльев. — У меня чуть не лучился сердечный приступ, когда я увидел тебя. На секунду я подумал…что ты стала одной из нас.

Воет ветер, перекинув мои крылья вперед и выбивая моё тело из равновесия. Ашер удерживает меня пальцами за бедра, не дав упасть, а потом прижимает меня к своей груди. Я чувствую, как прощание застыло на его губах. Мы смотрим друг на друга, сердца бьются, взгляды соединены, ни один из нас не желает двигаться. Но момент быстротечен, как невесомый смех, вспышка молнии, последний вдох умирающего.