Фред Стюарт - Титан

Состоятельным господам всегда можно было купить икру «У Петросяна», такие роскошные магазины, как «Гермес», «Картье» и «Бушерон», были завалены продуктами и вещами как никогда. Дельцы в сфере антиквариата переживали бум спроса. Ведущий в Париже аукцион «Саль Дрюо» осуществил в 1942 году продажу коллекции Вио за сорок семь миллионов франков! Пять миллионов было заплачено за полотно Сезанна «Гора Святой Женевьевы»! И ту и другую покупку сделали немцы. Знаменитые рестораны, такие, как «Лапераз», «Ля маркиз де Севинье», «Ля тур д’Аржан», «Ле гран Вефур», «Кларидж», «Сиро», «Ше Каррер», «Друан» и «Максим» — под опекой и управлением берлинского ресторана «Горхер», — были открыты и получали огромные доходы. Фабьен Жаме, содержательница знаменитого публичного дома на Рю-де-Прованс, 122 и главный конкурент Дианы Рамсчайлд, признавалась, что никогда еще не была так счастлива и никогда еще так не процветал ее бизнес. Да и личный доход Дианы от «Семирамиды» составлял четверть миллиона долларов ежегодно. В Париже был оазис. За его пределами бушевали вихри небывалой войны, а во французской столице, смирившейся под начищенным сапогом германского солдата, если не считать реденьких налетов авиации союзников, результатом которых были разрушения в пригородных заводах и воронка от взрыва перед собором Парижской Богоматери, жизнь была безмятежной и относительно сносной. Относительно.

Подводная лодка неслышно всплыла на поверхность чернильных волн под низким темным небом в полумиле от Ля-Рошели, на западном побережье Франции. Люк открылся, и первым на скользкую палубу вышел командир субмарины капитан третьего ранга американского военно-морского флота Уоррен В. Хикмен. За ним показались его помощник и два матроса, которые тут же стали надувать небольшую лодку. Затем на палубе появился полковник Ник Флеминг. На нем были черный костюм, поверх свитер-водолазка, черное пальто и морская фуражка.

Ветра совсем не было, и поверхность моря была спокойна. Термометр показывал три градуса ниже нуля по Цельсию. Ник поднял воротник своего пальто и стал терпеливо ждать, пока ему надуют лодку. При нем были пистолет и тысяча долларов во французских франках. Он был полон тревожных предчувствий, так как до сих пор не исключал того, что Диана Рамсчайлд просто заманивает его в очередную ловушку. Ник верил в силу любви, но не представлял себе, каким образом Диана еще могла любить его после всего, что произошло между ними за четверть века!

И все же он понимал, что игра стоит свеч.

— Удачи, Ник, — пожелал командир, пожав его руку в перчатке.

После этого Ник спустился в резиновую лодку и матросы, налегая на весла, направили ее к французскому берегу. Они находились к югу от Ля-Рошели.

Прошло минут пятнадцать, как у берега замигали два зеленых огонька. Матросы стали править в ту сторону. Спустя еще десять минут Ник перебрался из резиновой лодки во французский рыбачий баркас, на котором его приветствовал двадцативосьмилетний Николя Фукад, член французского подполья. Резиновая лодка повернула обратно к субмарине, а рыбацкая — к берегу. Тут-то Фукад и представил Нику своего товарища, лицо которого показалось американцу знакомым.

— Этот человек доставит вас в Париж, — сказал Фукад. — Рене Рено.

Ник с радостью пожал руку молодому французу, который оказался тем самым капитаном, с которым он познакомился за четыре года до этого в саду замка Де-Шиссе, когда часы отсчитывали последние дни независимой Франции.

— Как видите, мистер Флеминг, — сказал капитан, улыбаясь (теперь он был без усов), — я нашел способ продолжать служить Франции.

— И я, — улыбнулся в ответ Ник. — Счастлив, что мы будем работать вместе.

— Когда я узнал, что эта миссия возложена на вас, я сам вызвался вам в помощники. К тому же, может, и нам перепадет что-нибудь от чудес «Семирамиды»? — Рено хитро подмигнул Нику.

В каждом поколении женщин рождается не так уж много тех, чьим призванием становится соблазнение мужчин. Лора Дюкас попала в число избранных. Она была не только ослепительно красива, но обладала также редким обаянием и спокойной уверенностью в себе, что делало ее просто неотразимой. Она плохо слышала на одно ухо, поэтому всегда садилась по правую руку от мужчин. Она довольно рано поняла, что, наклоняясь к своему кавалеру, производит впечатление человека, крайне заинтересованного его болтовней и боящегося пропустить хоть одно его слово. Это очень льстило самолюбию мужчин. А эта лесть, как она прекрасно знала, — полдела в процессе соблазнения. В глубине души Лора относилась к мужчинам с некоторой долей презрения и считала, что все они либо шуты гороховые, либо властолюбцы. Впрочем, это не мешало ей получать наслаждение от их лаек в постели.

Не каждого мужчину, понятно, она хотела бы уложить в свою постель. Пьяные попытки Штольца приласкать ее вызывали в Лоре только отвращение. Но, с другой стороны, его безумная страсть к ней была слишком выгодна, чтобы ею пренебрегать. Поэтому, когда он валил ее на постель, она стискивала зубы, закрывала глаза и представляла себе Кларка Гейбла. Задача была не из легких и требовала полного напряжения фантазии. Лора частенько включала в свои песенки антисемитские выверты, но делала это только потому, что знала, перед какой аудиторией ей приходится выступать. Она лично не имела ничего против евреев и даже спала с одним молодым еврейским актером. Но потом он вынужден был уйти в подполье и примкнул к Сопротивлению. Она не рассказывала об этом Штольцу — это вызвало бы у него припадок, — но сама с удовольствием вспоминала своего бывшего любовника. Быть же любовницей Штольца означало, прежде всего, купаться в роскоши. Лору совершенно не интересовало, платит ли за все это Штольц из своего кармана или «реквизирует». Лора привыкла жить с комфортом, и в то время, когда большинство парижан было озабочено тем, как согреть свои дома и чем наполнить свои кладовые, Лора блаженствовала в тепле и питалась настолько хорошо — Штольц доставал все на черном рынке, который обслуживал преимущественно немцев, — что вынуждена была даже соблюдать диету, дабы сохранить фигуру.

Штольц покупал ей драгоценности от Ван Клифа и Шомэ, наряды от Нины Риччи и Баленчиага. Купив Лоре шубу из русского соболя и накидку из русского песца, Штольц показал себя плохим патриотом, так как русские в те дни без счета клали его соотечественников на Восточном фронте. Лоре подарки нравились. Ей нравилось то, что в ее распоряжении всегда есть «хорьх» с личным шофером. И это в то время, когда во всем Париже насчитывалось всего лишь семь тысяч автомобилей! И это в то время, когда специально были изобретены машины, работающие на природном газе, так как бензин был почти недоступен. И это в то время, когда два миллиона парижан использовали велосипеды, а велотакси вовсю соревновались с конными повозками, явившимися словно из прошлого века. Лоре нравилась ее четырехкомнатная квартира на пляс Вендом, за которую заплатил фон Штольц. Окна ее выходили на «Ритц», где в своих апартаментах Коко Шанель затворилась вместе со своим высокопоставленным немцем-любовником. Лора всегда говорила себе, что устроилась не хуже Шанель, а это можно было назвать не рядовым достижением.

Но должность любовницы фон Штольца предполагала и еще одно важное преимущество, на которое указала Лоре год назад ее хозяйка Диана Рамсчайлд.

Лора любила Диану, восхищалась ею. Хозяйка жила в собственной роскошной квартире на авеню Фош. Лора знала, что Диана умна, как сам черт. Сама певичка абсолютно не интересовалась ни войной, ни политикой, но едва пришла весна 1943 года, Диана сказала ей, что Гитлер, судя по всему, проиграет войну, что выдворение немцев из Парижа — лишь вопрос времени. Диана говорила, что французы из Сопротивления придут к власти и тогда наступят тяжкие времена для таких коллаборационистов, как она и Лора. Поэтому Диана приказала Лоре начать прислушиваться к пьяной болтовне «немчика» и потом передавать всю информацию ей. Тем самым они смогут, по меньшей мере, играть на два фронта. Диана уже установила контакты с Сопротивлением, и переданная ими военная информация могла помочь им обеим избежать неминуемой кары после изгнания немцев. Лора, убоявшись одного только зловещего слова «кара», с готовностью согласилась и во время общения с немчиком стала кое-что брать себе на заметку. О «тяжелой воде» она в первый раз услышала поздней осенью 1943 года, а 18-го января 1944 года, снежной ночью, ей суждено было услышать обо всем подробнее.

Штольц выпивал по вечерам не менее двух бутылок бургундского, но такова уж была его бычья комплекция: наутро он просыпался почти без признаков похмелья. В тот январский вечер он, как обычно, поглазел в «Семирамиде» на очередное представление с участием Лоры, затем потащил ее ужинать к «Максиму». Старший официант ресторана Альберт едва ли не на коленях ползал перед генералом. Хорошо набравшись в ресторане, Штольц захватил с собой бутылку «Ля Таш» и повез Лору на ее квартиру на пляс Вендом. В лифте, который поднимал их на второй этаж, Штольц зычно затянул германский гимн. Лора уже привыкла к таким «концертам» и просто не обращала на них внимания, но она знала, что соседям в эти минуты приходится несладко.

Они вошли в квартиру. Лора включила свет. Штольц нетвердой походкой отправился на кухню, чтобы откупорить бутылку. Перед тем как заняться сексом, Штольцу необходимо было немного «добрать». Эти несколько минут были отдыхом для Лоры. Она пошла в спальню, чтобы переодеться. В «Галери Лафайет» он недавно купил ей чудную ночную сорочку из голубого шелка и атласа, а также красивый пеньюар.

У Лоры всегда был неплохой вкус в одежде, чего нельзя было сказать о ее вкусе в обстановке жилых помещений. Ее квартира являла собой ярчайший пример мещанства и безвкусицы. Все эти розовые банты на абажурах, псевдоголливудская современная мебель, куклы и чучела животных на креслах, стульях и диванах могли вызвать дурноту у любого, кроме Штольца, который обожал кич. Когда она, переодевшись, вернулась в гостиную, то обнаружила Штольца развалившимся на одном из диванов. Ботинки и форма валялись тут же на полу. Рубашка наполовину расстегнута, на левом носке дырка. Стакан с вином стоял у дивана под рукой. Штольц забавлялся, подкидывая в воздух одного из плюшевых медвежат Лоры.