— Не знаю, — ответила она. — Но мне хочется чем-нибудь заняться. Я даже думала поехать в районы боевых действий. Может, в качестве медсестры. Хотя я даже представить себе не могу, как буду смотреть на раненых… Это только внешне, наверно, я выгляжу сильной, но… не выношу вида крови! Но мне на самом деле хочется чем-нибудь заняться.

Она поставила чашку на стол и вызывающе вздернула подбородок.

— Нет, это все вранье, — сказала она. Глаза ее вызывали его на разговор. — Я пришла сюда потому, что не вынесла одиночества и хотела забыться у тебя. Это правда, и… мне все равно, что ты обо мне подумаешь.

Он продолжал есть тост, не спуская с нее заинтересованного взгляда.

— Ты думаешь, наверное, что я что-то вроде женщины-вамп? — продолжала она. — Английская Тэда Бара?

— Э-э… не знаю. Что у тебя на уме? Чего ты хочешь?

— Заниматься любовью, конечно. Надеюсь, ты не думаешь, что я девственница? — Она произнесла слово «девственница» так, словно речь шла о проказе. — Мы с Джорджем занимались этим, как собаки в жаркую погоду. Перед его отъездом во Францию. И, если честно, мне этого теперь страшно недостает! Что-то подсказывает мне, что ты очень хорош в постели. — Она сделала паузу, глядя на него. — Ну что? Хочешь, чтобы я ушла? Или чтобы я прошла в спальню и предстала перед тобой во всей своей прекрасной наготе?

Он налил себе кофе.

— Прежде чем я приму подобное потрясающее решение, — сказал он спокойно, — думаю, тебе следует знать, что я помолвлен и скоро женюсь.

— О! — Она сначала изумилась, а потом как-то сникла. — Ты любишь ее?

— Да, — сказал он, а сам подумал: «Люблю ли?» Эта мысль пронеслась у него в голове в тот момент, когда он смотрел на эту несомненно соблазнительную девочку.

— Это же надо! Какой я себя выставила дурой, а все зря! Ты хоть папе не скажешь?

— Слово чести. Но скажи, ты все это серьезно? Тебе правда хотелось лечь со мной в постель?

Она внимательно взглянула на него и внезапно показалась Нику очень незащищенной.

— Да, я все это серьезно, — просто ответила она. — Может, это все из-за войны. Жизнь вдруг так обесценилась. Кто знает, кому из нас суждено дожить до завтра? Я вспомнила, как ты замечательно выглядел тогда вечером в столовой. И подумала: «Да, я хочу переспать с ним. Хоть раз». Это плохо с моей стороны, да? — Она нервно посмотрела на него. Он пожирал ее глазами.

— Знаешь, что я тебе скажу? Мне кажется, что ты именно девственница.

Она изумленно вскинула на него глаза, залилась краской, потом утвердительно кивнула.

Он сдержал смешок. Да, она была забавна, но и умна… К своему крайнему удивлению, он понял, что она ему нравится. Он не мог отвести от нее глаз. Ему стало стыдно за то, что он изменяет тем самым Диане. Пусть даже в мыслях. Но затем он вспомнил, что Диана сама изменила ему, убив их сына. Он вспомнил оголтелый антисемитизм Арабеллы, ее жуткое посещение его матери. Была ли Диана на самом деле той женщиной, которую он желал? Да, он влюбился в нее, но это было давно, и это была всего лишь его первая любовь… Можно ли доверять первой любви? И если уж на то пошло, существует ли в принципе вечная любовь?

— Ты должен думать обо мне как о последней идиотке, — сказала она, поднимаясь из-за стола. — Я прошу прощения и больше не буду отнимать у тебя время.

Она некоторое время выжидательно смотрела на него, потом быстро направилась к двери.

— Нет, — сказал он. — Не уходи.

Она остановилась на полдороге. Затем медленно обернулась.

Он поднялся и подошел к ней.

— Наверное, это ошибка и с моей и с твоей стороны, — сказал он тихо. — Но у меня такое чувство, что мы не будем жалеть о ней.

Он обнял ее и поцеловал. Как и в случае с Дианой, он почувствовал желание в ее упругом теле. Вдруг она оттолкнула его.

— О Боже, я не могу! — крикнула она. — Я не могу, как же я…

Она так стремительно подскочила к двери и скрылась за ней, что он не удержался от смеха.

Потом вдруг он перестал смеяться и понял, что желает светлейшую Эдвину Тракс каждой клеточкой своего тела.


— Но почему? — кричала, заламывая руки, Диана Рамсчайлд. — Почему он должен ждать там еще две недели?

— Диана, он же объясняет все в телеграмме! — воскликнул ее отец. — Кабинет министров еще не принял решения по автоматическому оружию. Речь идет о миллионном контракте…

— Мне плевать на автоматическое оружие и на контракты тоже! Мне нужен Ник!

Она ударилась в слезы, закрыв лицо руками. Альфред и Арабелла обменялись обеспокоенными взглядами. Телеграмма, полученная в семье несколько минут назад, была подобна удару молнии.

— Диана, всего только две недели, — умолял отец. — Не будь же ребенком, прошу тебя. Война уносит миллионы жизней, и если это соглашение сократит ее хотя бы на сутки, это уже будет стоить всех усилий Ника.

Диана выпрямилась и вытерла залитое слезами лицо салфеткой. Она вновь успокоилась. Но это было пугающее спокойствие.

— Война тут ни при чем, — сказала она тихо. — Что-то случилось. Уже две недели он мне не пишет. Он встретил другую.

Арабелла тут же воспрянула духом.

— Ты думаешь, что у него теперь другая женщина? — произнесла она, принимая на себя озабоченный вид.

— Прошел уже год со времени нашей последней встречи. Я теряю его. Я чувствую это. — Она взглянула на своего отца. — Папа, на следующей неделе ты собираешься в Лондон. Я еду с тобой.

— Не глупи! — воскликнула мать. — Доктор Сидней никогда не даст разрешения на это. И потом ведь это опасно! Немецкие торпеды…

— Мы поплывем на нейтральном судне. Тебе не остановить меня, мама. И доктору Сиднею тоже. Я еду в Лондон, чтобы спасти свою любовь.

Она положила салфетку на стол, встала и вышла из комнаты.

«Ах, если бы только она была права, — думала Арабелла. — Если бы только была другая!»

Время делало то, что Арабелла безуспешно подготавливала при помощи всех своих ухищрений.


Получив телеграмму, извещающую о скором приезде Дианы, Ник испытал душевное потрясение. Теперь он уже до конца разобрался в своих чувствах: та страстная любовь, которую он испытывал однажды к Диане, была обращена теперь на Эдвину. Цепь событий убила в нем чувство к Диане: долгая разлука, потом аборт, выходки Арабеллы… А может, все это не имеет отношения к делу? Может, все из-за того, что его просто пленила Эдвина?

В то же время он не хотел причинить Диане боль.

— Боже, ну что… что я скажу ей? — восклицал он, когда они гуляли с Эдвиной по набережной Темзы под моросящим ноябрьским дождем.

— Я думаю, что нужно будет просто сказать ей правду: что ты ее больше не любишь.

Ник застонал. Капли дождя барабанили по полям его шляпы.

— Да, тебе это кажется таким простым и легким. Но я чувствую, что она не пожелает принять мои слова с той же простотой и легкостью.

— Но ведь помолвки расторгаются на каждом шагу.

— При этом разбиваются сердца. Это разобьет ей сердце. А я не хочу этого. С другой стороны… не вижу иного выхода.

Эдвина взяла его за руку.

— Ты правда не хочешь причинить ей боль, да? — нежно спросила она. — По-моему, это благородно. Большинство мужчин кинули бы ей пару ласковых на прощанье и тут же смылись бы. А ты не такой, раз хочешь защитить ее от страданий.

— Защитить ее от себя. Проблема именно во мне.

— Нет, во мне! — сказала Эдвина, стиснув его руку.

В течение последних нескольких недель они все время были вместе. Ник возил ее по самым лучшим в Лондоне ресторанам. По мере того как их отношения приобретали все более интимный характер, они стали целоваться и ласкаться. Ник, по его мнению, умно не шел дальше. Он прекрасно помнил ту сцену, которую закатила ему Эдвина во время их первого любовного свидания у него в отеле. Но их бешено тянуло друг к другу. Та девушка, которую он поначалу называл про себя испорченным ребенком, казалась ему теперь и милой и волнующей. Оба они любили позабавиться, читая друг о друге в английской прессе. Ника журналисты называли «этим молодым американцем, торгующим снаряжением и оружием», ее — «одной из первых красавиц своего времени». С этим утверждением Ник был полностью согласен. Что касается Эдвины, то она думала о Нике днем и ночью.

— Если бы ты меня не встретил, — говорила она, — ты бы до сих пор любил Диану, так что оставь ей право ненавидеть меня. А вот я совершенно не чувствую себя виноватой в том, что отбила тебя у нее. Я вообще большая бесстыдница, если вспомнить тот мой визит к тебе.

Он посмотрел на нее и улыбнулся.

— Ты мне больше нравишься такой бесстыдницей.

— Милый, постарайся не переживать так из-за Дианы. Я знаю, что ты чувствуешь, но жизнь — это джунгли, в которых мне как охотнице повезло больше. Я завалила своего тигра!

Снова она прижалась к нему. «Биг Бэн» над ними пробил три часа.

«Да, жизнь — это джунгли», — подумал он, по-прежнему со страхом ожидая встречи с Дианой.

Он встретил Альфреда и Диану, когда они сходили по трапу с корабля в Саутгэмптоне. Он был вежлив, и самый придирчивый наблюдатель не подметил бы в сцене встречи чего-нибудь подозрительного, но Диана сразу все поняла. Поняла тогда, когда он поцеловал ее: это не был поцелуй возлюбленного, в нем не было чувства. Пока поезд шел до Лондона, Ник разговаривал с Альфредом о делах, а Диана молча сидела рядом с отцом и боролась со своей тревогой и страхами.

Когда наконец они остались одни в его гостиничном номере, она взяла его за руку.

— Ты рад меня видеть? — спросила она тихо.

— Конечно рад. — Ник избегал встречаться с ней глазами.

— Что случилось, Ник? Я чувствую, что-то случилось! Посмотри на меня.