Фред Стюарт - Титан

Она впервые произнесла вслух то слово, и оно прозвучало очень нежно.

— Я люблю тебя, — прошептал он. — Нам придется испытать на себе ту большую любовь, на которую, как ты говорила, способны лишь редкие счастливцы.

Он поцеловал ее со всей страстью, на которую вдохновляла его душа, а Диане в те мгновения впервые стал понятен смысл слова «экстаз».

— Мы избранники, — шептала она в перерыве между поцелуями. — Мы счастливые избранники! О, Ник, ты мне желаннее самой жизни!

Мужской инстинкт подсказал ему, что настало самое время… Взяв ее за руку, он сказал:

— Пошли.

С этими словами он бросился бегом вдоль пляжа.

— Куда мы бежим? — задыхаясь и смеясь, воскликнула она.

— Увидишь. Сюрприз.

Для самого Ника это сюрпризом не являлось. Он уже давно приглядел это место и ждал только удобного случая воспользоваться им. Это был большой, с крышей из кровельного железа дом, выходящий окнами на пролив. Вот уже полгода как он был выставлен на продажу. Когда они подбежали К закрытому козырьком крыльцу, Диана, откинув со лба прядь своих золотистых волос, спросила:

— Чей это дом?

— Престарелого господина по имени Герсон. Он умер прошлой зимой. Дом продается, но, видимо, без большого успеха. Я обратил на него внимание пару недель назад.

Он спрыгнул с крыльца И подошел к одному из окон. Пошарив рукой за ставнями, он извлек из тайника ключ и показал его Диане.

— Как видишь, агент, который занимается продажей дома, не большой хитрец.

Она смотрела, как он открывает дверь. Затем, опустив ключ в карман брюк, он протянул к ней руки.

— Пойдем, — шепнул он.

Она уже поняла, что происходит. Она подала ему руку, и они вошли в дом. Внутри не было никакой обстановки — сплошь голые стены. В воздухе стоял характерный запах запустения. Он провел ее в одну из комнат, запыленные окна которой выходили на берег пролива. Он обнял ее и стал нежно целовать.

— Я люблю тебя, Диана, — повторял Ник.

На ней была шерстяная кофта на пуговицах, которую он снял с нее.

— Я люблю тебя, Ник, — шептала она, пока он расстегивал ее белую блузку. Для нее все это было впервые, и она сама удивлялась тому, что не испытывает и тени стыда. Она жаждала Ника с такой силой, которая делала просто смешными те добродетельные манеры, которые вбивались ей в голову в течение всей жизни. Взращенная в традициях епископальной церкви, в эти минуты Диана с восторгом чувствовала себя язычницей.

Когда они оба были раздеты, он прямо на полу соорудил из своей одежды нечто вроде ложа, опустился на него и посмотрел на нее снизу вверх. У Дианы было восхитительное созревшее тело, крепкая грудь с большими нежными сосками. И снова он протянул к ней руки.

— Мы счастливые избранники, — прошептал он. — Это наша особенная любовь. Она будет длиться вечно.

— Вечно, — повторяла она, подавая ему руки и опускаясь рядом с ним. Она слегка вздрогнула, почувствовав прикосновение к себе его крепкого и горячего тела. Он мягко водил руками по ее спине, целовал повсюду: щеки, шею, плечи, груди… Она не удержалась от легкого стона, когда он прикоснулся губами к ее соскам. Она чувствовала его руки на своих бедрах, и ее сердце готово было выпрыгнуть из груди.

— Ник, Ник, — шептала она тихо. — Любовь моя… вечная.

Он уложил ее на пол. Одежда уже вся смялась, и Диана почувствовала, что лежит спиной на холодном пыльном деревянном полу, но ей было все равно: шершавая поверхность казалась ковром из мягкого клевера. В комнате было темно, но она почувствовала, как испарина выступила на его коже, когда он стал входить в нее. Внезапно Диана тихо вскрикнула: Ник порвал ей девственную плеву.

— О Боже! Боже… — задыхаясь, шептала она, чувствуя толчки Ника внутри себя. В голове завертелась мысль о том, что у Ника, возможно, было до нее множество женщин, но Диану это не волновало. Она вся отдалась его нежной страсти, которая воспламеняла ее тело, наполняла ее ощущениями, о существовании которых она раньше и не подозревала. Она даже не думала о том, что может в результате забеременеть: Диана верила, что Ник все сделает правильно. Их любовь будет длиться вечно.

Она не замечала, что стонет и мечется, как животное. Его ногти впились в ее плоть.

— Кончаю! — прохрипел он, и она не поняла его, пока не ощутила разлившееся внутри себя тепло. И тогда Диана, испытав первое в своей жизни наслаждение, вскрикнула.

После они лежали на том же месте, крепко обнявшись, и смотрели, как за пыльными стеклами окон заходит над проливом вечернее солнце.

— Это было так красиво, — шептала она, целуя его в щеку. — Сам Господь одарил тебя способностью делать это красиво.

Он нежно провел рукой по ее лицу, волосам. Потом сел на полу и, улыбнувшись, сказал:

— Нам нужно иметь какой-нибудь секретный символ или знак.

— О чем ты?

— Ты ведь знаешь, как не любит меня твоя мать. Так что, имея определенный, только нам понятный сигнал, мы смогли бы при помощи него вовремя оповещать друг друга о приближении опасности: пожилой леди с боевым топором в руке.

— Ник!

— Ну хорошо: знак, который всегда напоминал бы нам о нашей вечной любви. Что-нибудь в этом роде.

С этими словами он поднял правую руку и скрестил пальцы.

— Сделай так же, — попросил он.

Она подняла свою правую руку и тоже скрестила пальцы.

— Так?

— Правильно. Когда мы скрещиваем пальцы, никто кроме нас не догадывается о назначении этого символа. А он означает нашу с тобой любовь. Вечную любовь.

Эта мысль показалась ей такой же прекрасной, как и сам Ник.

Диана не уставала изумляться полноте своего счастья и дивилась тому, насколько пуста была ее жизнь без Ника. Не могла отказать себе в удовольствии подразнить немного свою мать-антисемитку, говоря ей время от времени, что всерьез думает о переходе из христианства в иудаизм. Это было глупо, если учесть, что в этом вопросе Арабелле хронически недоставало чувства юмора. Она приходила в ужас, наблюдая страсть своей дочери к человеку, которого сама она начала люто ненавидеть.

Между тем Ник и Диана, находясь вместе, почти не размыкали объятий, настолько велика была сила физического притяжения между ними. На свое десятое свидание они отправились смотреть «Кармен» Тэда Бара, вышедшую на экраны одновременно с «Кармен» Джеральдин Фаррар, где в течение всего просмотра беззастенчиво ласкались. Покинув зал по окончании сеанса, они, взявшись за руки, вернулись к машине Ника.

— Каков мой рейтинг у твоей матери в последнее время? — поинтересовался Ник.

Диана не сразу нашлась с ответом.

— М-м… Похоже, ты все-таки начинаешь ей нравиться, — солгала она.

Ник рассмеялся:

— Это означает, что при случае она задушит меня быстро, без мучений. Думаю, придется упредить ее и повергнуть в немалое потрясение.

— Как?

— Мы поженимся.

Они остановились перед его машиной. Диана повернулась к Нику:

— Я… я даже не стану делать вид, что мне надо подумать над этим. Да. Да!

И снова они поцеловались. Затем Ник достал из кармана своей куртки спортивного покроя черную коробочку и вложил ее в руку Дианы.

— Эта вещица почти превратила мой банковский счет в листок чистой белой бумаги, — сказал он.

Она открыла коробочку. Внутри оказалось кольцо с сапфиром и бриллиантами.

— О, Ник!

— Позволь, я сам его надену, — сказал он. — Это кольцо является залогом моей вечной любви, Диана.

— И моей, Ник.

Они поцеловались.

Следующий день выдался убийственно жарким. С самого утра Ник все собирался с духом, чтобы пойти в кабинет к боссу и объявить о помолвке с его дочерью. Каково же было его удивление, когда Альфред Рамсчайлд сам пожелал его видеть.

Окна в кабинете Альфреда выходили на речной поток Коннектикута. На обшитых деревом стенах висели многочисленные фотографии изделий, производимых компанией, на специальном демонстрационном пюпитре лежал открытый ящик с образцами стрелкового и холодного оружия, начиная с 1862 года. Над каминной доской висел в искусно выполненной золотой раме портрет отца Альфреда, основателя компании. Этот джентльмен с элегантными бачками неподвижно уставился в вечность. В кабинете, разгоняя влажную духоту, гудели два электровентилятора.

— Отслеживаешь то, что происходит сейчас в России? — спросил Альфред, плюхнувшись всей своей вспотевшей массой во вращающееся кресло.

— По газетам, — ответил Ник. — У меня такое впечатление, что всей страной заправляет этот безумный Распутин.

— Отчасти это верно. Кстати, он не монах. По информации, которую я имею, царь находится под влиянием царицы, а та в свою очередь вся во власти Распутина. Любовница ли она ему или нет — не знаю. Ходят слухи, что у цесаревича обнаружена какая-то странная болезнь, которую может лечить только Распутин. Так или иначе, но в стране нет порядка, государственная власть расстроена, армия несет поражения от австрияков, а теперь еще и от немцев. Потери русских исчисляются миллионами, во всяком случае, мне так говорили. Наконец, считается, что в ближайшее время можно ожидать чего-то вроде coup d’état[4]… Теперь слушай. Четыре месяца назад агент царя поместил у нас заказ на сто тысяч наших винтовок Р-15 и десять миллионов патронов к ним. Спустя месяц то же лицо заказало у нас тысячу пулеметов и два миллиона патронов к ним. Совокупный заказ составил восемнадцать миллионов долларов. Половину царь оплатил нам вперед, переведя золото со своего личного счета в «Английском банке» на наш в лондонском банке «Братья Саксмундхэм». Мы удовлетворили заказ, и сейчас товар грузится в Сан-Франциско на корабль, который готов доставить его во Владивосток. Однако теперь агент царя говорит, что оставшиеся девять миллионов нам придется согласиться получить в русских государственных облигациях, потому, видите ли, что царь уже исчерпал весь свой золотой запас. А, между прочим, никто сейчас не примет русскую валюту, потому что всем известно: там у них печатают рубли без остановки, чтобы успевать финансировать свою войну. Инфляция в России скачет галопом.