Ава Рид - Тишина моих слов

Сара шагает рядом со мной, она молчит, но улыбается. Свой свитер с воротником она сослала в чемодан, на ней моя футболка. Я совершила так много ошибок и рада, что за это время сделала хоть одно доброе дело.

Шина болтается сбоку рюкзака. Мне она больше не нужна. Отек сошел, ноге хорошо, таблетки помогли. Пиа считала, что мне стоит все же поберечься и быть внимательной при ходьбе, в «Святой Анне» Дана все осмотрит. Дану вообще-то зовут доктор Винтерс, но в «Святой Анне», кажется, все немного по-другому, чем где-либо еще. Я это понимаю, мы ведь тоже немного другие.

Чемодан трещит и громыхает, пока я тащу его по лесной дорожке, по камням, траве и корням. Когда в поле зрения появляется парковка с автобусом, сердце у меня на секунду останавливается. Мне бы так хотелось остаться, хотя бы на чуть-чуть. Я понимаю, что это невозможно, но желание от этого меньше не становится. Думаю, самые сильные желания – те, про которые мы знаем, что они никогда не исполнятся.

Автобус все ближе, а никаких следов Пии и Леви не наблюдается. Я не беспокоюсь, но удивляюсь. Да, думаю, это правильное слово.

– Они наверняка сейчас будут здесь, – говорит Сара, от внимания которой не укрылось, как часто я оглядываюсь.

Яна заботится о том, чтобы наши чемоданы были надежно сложены, все садятся в автобус.

– Сядешь опять со мной сзади?

Да, было бы хорошо. Назад стоит ехать так же, как и сюда, и все-таки совсем по-другому. Кивнув, я поднимаюсь по ступенькам со спящим Мо и Сарой. Остальные садятся впереди, все вместе, болтают друг с другом и да, смеются. Когда я вспоминаю о гнетущей тишине, висевшей в автобусе на пути сюда, и оглядываюсь здесь теперь, то вижу, что «тогда» и «сейчас» разделяют целые миры. Возможно, дело всего лишь в понимании. Понимание способно так многое изменить. Сара идет за мной в конец автобуса. Мы садимся на последнее сиденье, на этот раз рядом, на этот раз с Мо, который теперь едет не зайцем.

В автобусе жарко, уже пять минут работает двигатель. Наконец появляются Пиа и Леви. Они сдают свой багаж и заходят в автобус. Пиа садится в самом начале рядом с Яной. Леви останавливается, смотрит на меня и… садится на сиденье напротив них. Подавив ком в горле, я перекладываю Мо с плеча на колени, надеясь, что никто не обратил внимания на только что случившуюся странность. Я надеюсь на это, пока не встречаю взгляд Лины, который она тут же отводит, и не слышу тихий голос Сары:

– У вас все хорошо?

Я пожимаю плечами. Правда заключается в том, что я этого не знаю. Нет никаких «нас». Есть Леви и есть я, и очень много всего, что стоит между нами. Но я думала, что за эти три недели этого «очень много» стало меньше.

Сама того не желая, поворачиваюсь к Саре и ловлю ее взгляд. Сочувствие. Но почему? Из-за того что Леви не пришел ко мне? Мы не пара, может быть, даже не друзья. Все нормально, даже если так и не кажется.

– Все обязательно будет хорошо.

Я знаю, что она имеет в виду, но не хочу этого слышать. Потому что родители тоже всегда так говорили, потому что все так говорят.

Потому что это ложь.

Потому что они не понимают, каково это, когда не хочешь, чтобы тебя подхватили в падении, а под тобой натягивают сетку, они не понимают, каково это, когда хочешь, чтобы тебя подхватили, но продолжаешь падать.

Потому что иногда я просто не хотела быть нормальной, потому что и это порой нормально. Потому что моим нормальным состоянием стал Леви, и теперь я не знаю, куда себя деть.

Стараясь улыбаться, я передаю Мо Саре и включаю музыку.

Мимо нас тянутся пейзажи, а в голове неистово носятся мысли.

Знать бы, что со мной будет.

Наконец автобус останавливается.

– Мы приехали, – говорит Сара, вырывая меня из оцепенения. – Мне взять Мо?

Я смущенно киваю, затем делаю глубокий вдох и, убрав МР3-плеер, поднимаю с пола рюкзак. Краем глаза вижу Пиу, которая поднимается с места и поворачивается к нам.

– Мы приехали! Лагерь закрыт. Думаю, за эти три недели кое-что изменилось. Надеемся, что к лучшему. Прежде всего мы надеемся, что вы хоть немного рады предстоящей встрече со «Святой Анной». Сейчас мы встретимся с другими учениками, которые, к сожалению, не смогли поехать в лагерь. После этого мы с Яной проводим вас в ваши комнаты. Мы распределили их уже несколько дней назад и проинформировали школу. Вы будете жить в этих комнатах и с этими соседями до последнего дня.

Пиа ободряюще улыбается нам.

– На следующей неделе пройдет много разных мероприятий, которые подготовят вас к школе. Участие в них обязательно. Расписание вы получите в понедельник после общего собрания. Таким образом, в выходные вы пока свободны. Наслаждайтесь этим временем, осматривайтесь, вживайтесь в обстановку. Сейчас мы встречаемся у главного входа.

Пиа делает короткую паузу, в автобусе очень тихо. Все слушают ее, ловя каждое слово.

– Спасибо за этот чудесный лагерь! Спасибо за все! – прежде чем выйти из автобуса, тихо добавляет она. На этих ее словах мне сдавило грудь. Они напомнили мне о том, что это ненормально. Что каждый из нас ненормален.

Все друг за дружкой покидают автобус. С каждым шагом я приближаюсь к Леви, который все еще сидит на своем месте. Может, я смогу быстро поговорить с ним – на свой лад. Может, ничего и не случилось.

А может, я просто выдаю желаемое за действительное.

Леви резко встает и выходит, не оглянувшись и не подождав. Когда мы с Сарой оказываемся снаружи, его уже и след простыл. Как очень многого в моей жизни.

Мы разбираем чемоданы, и Пиа делит нас на две группы: мальчишки и девчонки. Яна уходит с девочками направо, а Пиа с мальчиками налево.

– Когда-то «Святая Анна» была госпиталем, с двадцатых годов прошлого века здесь школа. В пятидесятые годы главное здание расширили, и школу преобразовали в интернат.

Голос Яны гулко разносится по коридорам со старыми каменными стенами и высокими сводами. Но я слушаю вполуха, мысли мои где-то далеко.

– Комната 28. Лина, Сара и Ханна, – остановившись у одной из дверей, радостно говорит Яна, – вам сюда.

До этой минуты мы не знали, с кем будем жить, и отрадно слышать имена Лины и Сары в сочетании с моим. Лина не проявляет никаких эмоций, Сара улыбается.

Яна, открыв дверь темного дерева, выдает каждой из нас по ключу и радостно тараторит дальше:

– Родители уже принесли ваши вещи, вам нужно их только разложить и распределить между собой кровати.

Сара с Линой проходят в комнату. Я собираюсь войти следом за ними, но Яна останавливает меня.

– О, Ханна, это тебе, – сунув мне в руку письмо, она машет нам и отправляется с двумя другими девчонками дальше. Они последние, кому еще нужно заселиться.

Закрыв дверь, я верчу конверт в руках, но перед тем, как его открыть, хотелось бы все-таки зайти.

Комната довольно просторная, светлая и радостная. А потом я замечаю, что это больше, чем одно помещение. Четыре другие двери ведут, очевидно, куда-то еще. Из левой, закатывая глаза, выходит Сара:

– Это комната Ханны! Там кошачий туалет для Мо!

Она исчезает в следующей комнате и, поскольку так и не выходит оттуда, я исхожу из того, что она нашла свою. Сара уже заняла помещение по соседству.

Я трогаюсь с места и, таща за собой чемодан, вхожу к себе. На душе у меня кошки скребут.

Кровать, письменный стол, маленький шкаф, окно. Белые стены, видавший лучшие времена светлый ламинат. Комнатка маленькая, но уютная. В углу стоит туалет Мо. Рядом с кроватью две большие коробки. Мимолетно проскальзывает мысль о родителях. С тех пор как я их видела, прошло несколько недель. Несколько недель, с тех пор как они отослали меня из дома.

Оставив чемодан, я с письмом в руках выхожу и рядом со своей комнатой обнаруживаю ванную.

Осматриваюсь в общей гостиной. Посередине стоит диван, уже продавленный и давно не ярко-синий. Пестрый ковер сюда совсем не подходит.

В углу нахожу кошачий корм для Мо.

Я слышу, как Лина и Сара достают и раскладывают вещи. Мо сидит в шкафу у Лины. Я это знаю, потому что она, ругаясь на чем свет стоит, пытается вытащить его оттуда. Опускаю взгляд на письмо и вскрываю конверт. Белый лист нелинованной бумаги, красивый размашистый почерк.

Письмо от директора школы. Об этом говорят печать и его имя. Бенедикт. Он представился Беном. Я снова и снова читаю одну и ту же строчку: «Зайди, пожалуйста, в шестнадцать часов в мой кабинет».

Мы опять в «Святой Анне», но мысли у меня давно уже крутятся не вокруг моего будущего или следующего дня. Нет, они крутятся вокруг того, что сказала Пиа. В лагере она была не разъярена, нет, она была раздражена, и поэтому у нее вырвались странные фразы и намеки, которых никто не понимает.

– Помнишь, я говорила, что у каждого здесь свои проблемы? Почему бы тебе хоть раз не прислушаться к моим словам? Леви, зачем ты это делаешь? Чем это может кончиться? – сказала она.

А я стоял с тысячей вопросительных знаков над головой и все громче спрашивал, что, черт побери, Пиа хочет сказать и в чем она видит проблему. Она мне ничего не выдала. Так, словно швырнула передо мной на землю десятки чертовых элементов какого-то пазла и сказала, уходя: «Собирай с удовольствием!»