Ава Рид - Тишина моих слов

Взгляд девчонки растерянно блуждает от рюкзака к кошке, к земле, на которой она сидит, к озеру, а затем влево. Ко мне. Глаза у нее становятся все больше, губы складываются в возглас «О!», а сама она, притягивая к себе кошку, все плотнее прижимается к дереву.

– Доброе утро, – говорю я, откашливаясь, потому что голос звучит слишком хрипло. – Ты Ханна, да? Я Леви, – добавляю, чувствуя себя полным придурком.

Она по-прежнему ничего не отвечает. Разумеется, не отвечает, она немая, идиот ты этакий.

Я сажусь на корточки, чтобы наши глаза оказались на одном уровне.

– Ты не отвечаешь, это нестрашно.

Я не могу, говорят ее глаза, и я, поджав губы, безмолвно отвечаю: Я знаю.

Леви. Парень из автобуса. Тот, что наблюдал за мной у озера и ни с кем не общается. Парень, что всегда стоит в стороне. Гость.

Мой взгляд проясняется, мысли тоже. Наконец мне удается закрыть рот. Во рту противно и сухо, только в уголке губ какое-то странное ощущение. Провожу по ним рукой и готова провалиться сквозь землю. Я пускала слюни. С закрытыми глазами делаю глубокий вдох, и только после этого снова смотрю на Леви. Зеленые глаза. Зеленый был любимым цветом Иззи. Он не улыбается, ничего больше не говорит, только смотрит на меня. Серьезно и выжидающе. Я сижу, прислонясь к дереву, словно меня тут пригвоздили, и невольно рассматриваю парня. Футболка ему слишком велика, бейсболку я уже видела. Угловатый подбородок и веснушки на носу для меня новость, но на загорелой коже они почти не видны. А справа в углу рта на губе маленький пирсинг. Длинные черные ресницы. Если бы Иззи их увидела, первое, что она сказала бы: «За такие ресницы все бы отдала».

Я здесь спала, а это в план не входило. Послав Иззи письма, я была еще не в состоянии вернуться в ограниченное пространство палатки или в общество всех этих чужаков, которое вообще-то никакое не общество. Я еще не устала и поэтому пошла другой дорогой, Мо с готовностью следовал за мной. Вскоре я пришла сюда, нашла этот уголок прямо у озера, откуда открывается прекрасный вид, и поваленное дерево в нужном месте. Увидев его, почувствовала, что вижу саму себя, и тут же влюбилась в это место. Я ощущала себя как это дерево, вырванное из земли, обреченное и одинокое. Мне захотелось составить ему компанию, и… насколько глупой казалась эта мысль уму, настолько же верной она ощущалась сердцем. Ну, я и прислонилась к стволу, усевшись между корнями, и смотрела в ночное небо. С Мо под боком. На мгновение мне подумалось, что Иззи тоже здесь. На мгновение я почувствовала ее, услышала ее смех и голос: гляди в оба! Кто проворонит упавшую звезду, тот не сможет загадать никакого желания!

О, мы глядели в оба и доверяли сгорающим звездам тысячи и тысячи желаний. Разве ненормально, что я ждала, когда какая-нибудь из них упадет?

Мяуканье вырывает меня из размышлений, и я впадаю в панику. Мо здесь. Леви видел его, и с этой минуты только вопрос времени, когда об этом узнают Пиа с Яной, когда отнимут его у меня. Я судорожно вскакиваю, спотыкаюсь, с трудом удерживая рюкзак и убирая с лица волосы. Леви поднялся вместе со мной, его руки протянуты ко мне, может, чтобы удержать меня, если буду падать. О, для этого слишком поздно. Я падаю с давних пор, все падаю и падаю – и не знаю, долечу ли когда-нибудь донизу. Я убегаю, чуть не сбив Леви с ног. Мо следует за мной.

Звездопада я не видела. И не смогла пожелать вернуть тебя. Зато я видела мальчишку с зелеными глазами. Он бы тебе понравился. Когда вижу что-то зеленое – траву, мятное мороженое, а теперь вот глаза Леви, – всегда думаю о тебе. Так нечестно, что тебя нет, и все-таки ты повсюду.

Они знают о Мо, Иззи. Я не позволю, чтобы у меня еще раз забрали то, что я люблю.

Она убегает. Я знаю, каково это. Когда мчишься и мчишься, не понимая куда и как долго. Я знаю, что это делает с человеком.

Она давно уже скрылась из виду, а я все еще смотрю ей вслед. В голову приходят слова Бена в ответ на мой вопрос, почему в жизни вообще существует зло. Он сказал: «Потому что зло делает добро еще лучше». Это ничего по-настоящему не объяснило и до сих пор не утешает. Никого, кому пришлось столкнуться со злом – причем задолго до того, как оно сделает еще лучше какое-нибудь добро. До этого еще дожить нужно.

Я сажусь с гитарой на дерево и начинаю играть. Музыка как пластырь, как таблетка от боли. Действует недолго, но помогает. Она как старый друг.

– Дай мне эту чертову упаковку!

– Не говори со мной, пожалуйста, таким тоном! – кричит мама на Тома, в то время как я, заткнув уши, сижу под маленьким кухонным столом.

– А как же мне с тобой говорить? Как мне тебя называть? Тебя и всех этих долбаных мужиков, что шляются здесь туда-сюда как им вздумается. Скажи мне! И как мне это все выносить без этой штуки?

Голос Тома срывается, а мама плачет.

– Я просто пытаюсь быть счастливой! Я не хочу быть одна… я не смогу одна! – рыдает она.

– Ты не будешь счастлива ни с кем из них, и мы, черт побери, тоже не будем.

Я напеваю мелодию, слышу в голове музыку, а уши болят, так крепко я их зажимаю.

Дело не в тебе. С тобой все в порядке, Леви. Дело не в тебе, с тобой все в порядке. Как мантру, я повторяю слова Бена, которые за последние шесть лет он говорил мне чаще, чем «привет» или «пока». Пальцы лежат на струнах гитары, голова опущена. За последние дни я выучил, что «вытеснить из памяти» не то же самое, что «забыть».

Понятия не имею, сколько времени я играл, понятия не имею, как давно перестал, но, взглянув вверх, вижу, что солнце уже стоит прямо над головой и на него начинают наползать темные тучи. До меня доносится первый раскат грома, а вскоре и следующий. Пока они звучат словно за много километров отсюда, но, судя по тому как усиливается ветер и стягиваются тучи, очень скоро они будут здесь – гром и гроза. При духоте последних дней меня это не удивляет. Я люблю грозы, но ни за что не стал бы рисковать своей гитарой. Поэтому я, секунду помедлив, хватаю ее и отталкиваюсь от дерева. Вспыхивает молния, гремит гром, от которого мурашки по коже, и тучи окончательно закрывают солнце. Вмиг становится темно. На нос мне приземляется первая капля дождя и, пока я думаю, что все еще не так плохо, на лицо шлепаются пять следующих. Проклятье! Несусь быстрее, чувствуя, как наэлектризован воздух и как тяжело дышать. На бегу стянув через голову футболку, обертываю вокруг гитары и наклоняюсь, прикрывая ее всем телом, тут небо на секунду освещает молния, и начинается безумие. На последних метрах я уже мокрый до нитки. Как сумасшедший, броском вратаря влетаю в палатку.

Тяжело дыша, снимаю мокрую футболку с гитары, которая, по счастью, почти не пострадала. Сам же я пострадал значительно больше. Выглянув из палатки, вижу, что другие оказались проворнее меня и теперь наблюдают за грозой сухими. Почва превращается в пруд, потому что земля за дни жары совершенно высохла.

Пиа, идя под зонтиком от душевых, кивает мне. И не может сдержать улыбки, вероятно, потому, что видок у меня, мокрого, довольно дурацкий. Она проконтролировала, не остался ли кто-нибудь в душевых, а Яна проверила палатки. Но почему Яна бежит к Пиа в таком волнении? Что-то не так. Она мчится под зонтик Пиа и, отчаянно размахивая руками, показывает на палатку, откуда только что вышла и откуда сейчас высовывает голову девчонка. В такую жару на ней по-прежнему шерстяной свитер с высоким воротом, но ее имя никак не приходит мне в голову.

Пиа качает головой, Яна бледнеет. Девчонка начинает кричать!

– Она пропала! Она пропала!

Я выхожу под дождь, джинсы липнут к телу, как вторая кожа, и тяжелеют, потому что промокли насквозь, как и кеды, которые уже начали поскрипывать. Другую футболку я даже не надеваю, она через пару секунд тоже намокнет. Бегу к Пии, которая, вздыхая, трет лицо, и смотрю вслед Яне, идущей к девчонке, чтобы ее успокоить. Дождь все льет и льет, все выглядывают из своих палаток, задаваясь вопросом, что случилось. Я догадываюсь, но хочу услышать это от Пии.

– Что случилось?

– Мы не можем найти Ханну, ту девочку, которая не разговаривает.

Знаю, кто это, только и думаю я, но молчу.

– В душевых ее нет, у столов со скамейками тоже, она не сообщала, что уходит, и в палатке ее нет. Сара говорит, что все ее вещи на месте.

Я тихо чертыхаюсь. Пиа, прищурившись, внимательно разглядывает меня.

– Давай выкладывай, Леви. Что тебе известно?

– С чего это мне должно быть что-то известно?

– Не притворяйся, я слишком давно тебя знаю. Где она?

– Не знаю, ясно? Понятия не… – тут я запинаюсь.

Что же мне сказать? Смотрю в сторону палатки, вижу девчонку, которая, плача, раскачивается взад-вперед в объятиях Яны, и вижу, как сильно поливает, слышу громкие раскаты грома.

– У нее кошка.

– Это я знаю! Скажи мне лучше, где она!

Я в ужасе смотрю на Пиу.

– Я же сказал, что у Ханны кошка. Она взяла кошку с собой в лагерь. Сюда!