— Она сказала мне, что сделала что-то, чтобы доказать мне, что любит меня сильнее, — в какой-то момент пробормотал Ашер, не глядя на него.

Его голос был так болезненно тих, что сердце Эвана защемило.

— Я обещал маме, что никогда не причиню ей боль и никому не позволю её обидеть, но это всё-таки случилось, и всё из-за меня. Вивиан сказала это. Она сказала: Вот увидишь... — и это не давало мне покоя. Она сказала: Вот увидишь...

Сколько Эван ни переубеждал Ашера, что его вины тут нет, это не помогало. Когда он только начинал говорить об этом, Ашер тут же затихал. Оставалось только молчать, позволив Ашеру говорить, когда он сам того хотел.

— …Я должен был защитить её. Я никого не способен защитить.

Он склонил голову, сцепив пальцы за шеей. Скрючился, как будто в обычном положении его просто разорвёт на части.

Кроме него, Ашер разговаривал только с доктором Деб. Это была симпатичная женщина с длинными светлыми волосами. Эван подумал, что Ашер разговаривает с ней потому, что она похожа на маму Вивиан.

Именно она провожала Эвана до выхода и говорила с ним о всяких пустяках. Спрашивала, как у него дела, ждёт ли он лета. О всяких пустяках. Она всегда спрашивала его об одном и том же. Погода стояла чудесная, поэтому Ашер был на улице. В конце коридора, прямо у двойных дверей, доктор Деб остановила Эвана. Мимо, шаркая ногами, прошёл санитар. Она подождала, пока тот зайдёт за угол и сказала:

— Я просто подумала, что вам стоит об этом знать, — мягко сказала она. — Ашер всё мне рассказал.

В груди у Эвана всё сжалось в узел. Но на лице у него засверкала его лучшая улыбка а-ля «пай-мальчик», которую он за последние месяцы хорошенько отточил. Он дарил её каждому, кто спрашивал его о Вивиан и Ашере, и старался как можно быстрее запомнить вторую версию произошедшего. Эту ложь ему придётся держать в голове всю оставшуюся жизнь.

— Что он вам рассказал?

— Всё, — она замолкла и посмотрела на него.

Улыбка погасла и сползла с его лица.

— Понятно, — что ещё прикажете ему на это ответить?

— Я знала, что он не всё мне рассказывает, но, если он хочет выйти отсюда, он должен быть с кем-то абсолютно честным.

Эван медленно кивнул, но продолжил хранить молчание. Ждал, пока она подберётся к главному.

— Ашер никогда не оправится. Если он выйдет отсюда с вами, я искренне надеюсь, что вы готовы ко всем последующим трудностям. Это всё, что я хотела сказать, — она пожала плечами, протянула руку и толкнула дверь, придержав её для Эвана.

— Поверьте, я готов.

Как может быть иначе? У Эвана создалось впечатление, что и сама доктор не знает порой, что творится в голове у Ашера. Особенно в те ужасные дни, когда Ашер лежит у Эвана на коленях, не в силах справиться с нахлынувшим чувством вины по поводу смерти матери.

Даже если такое будет повторяться в течение всей оставшейся жизни, Эван был готов к этому.

Выдавив слабую улыбку и кивнув, он вышел на улицу, встретившую его весенним дневным холодком.

— И ещё, мистер Бишоп.

Он оглянулся.

Доктор Деб подняла руку, прикрывая глаза от солнца.

— Если вы беспокоитесь по поводу того, что он мне рассказал... то не стоит. Это строго конфиденциальная информация. Его откровенность со мной была началом долгого пути. Я не стану подписывать документы о выписке, пока Ашер не будет готов. Хорошо?

— Да. Спасибо, — он и правда, был благодарен.

Дверь захлопнулась. Он выдохнул из себя сдерживаемый воздух, и его плечи расслабились.

Было так здорово ждать каждый следующий визит. Поначалу Ашер перед его уходом закатывал истерику. У него начинался приступ паники, он хватал его за руку и умолял остаться. После первых двух месяцев, когда Ашер терял в весе, мало говорил и спал, что-то в его голове, видимо, щёлкнуло. Улучшение началось, когда с Ашером стала работать доктор Деб. Она лишь раз взглянула на такую вспышку у Ашера, когда Эван однажды попытался уйти, и сказала:

— Пока вы не станете с нами сотрудничать, он приходить не будет.

Было ужасно тяжело, когда в течение трёх недель ему не разрешали навещать Ашера. Но потом Ашеру всё-таки разрешили позвонить ему, и тот, позвонив, тихо и с запинками спросил:

— Придёшь меня навестить?

И он пришёл. Конечно, он пришёл.

Тогда постепенно всё стало налаживаться. Ашер начал говорить. Перестал бороться со всем и вся.

Господи, с тех пор как будто прошла вечность. Эван подошёл к Ашеру, который, в свою очередь, растянулся на траве с книжкой. Он был босиком и одет в футболку с джинсами. Эван, глядя на него, подумал, что Ашер сейчас выглядит намного более нормальным, чем... вообще когда-либо.

Он плюхнулся на траву рядом с ним, наклонился к нему и прошептал:

— Только не говори моему парню, что я это сказал... но ты очень милый.

Ашер стукнул книжкой ему по ноге и снова поднёс её к лицу, чтобы не упустить ни строчки. Но, минуту спустя, опустил её так, что было видно только его светлые глаза, и посмотрел на Эвана поверх страниц.

— Я не думал, что ты сегодня придёшь.

— А я решил тебя удивить, — Эван наклонился к Ашеру и отодвинул книгу от его лица, чтобы полностью его рассмотреть.

Ашер определённо стал набирать потерянный вес, но под глазами у него всё ещё виднелись тёмные круги от бессонных ночей.

Ашер, задумавшись, сжал губы.

— Доктор Деб сказала, что я иду на поправку. Возможно, скоро меня отпустят домой.

Но оба хорошо понимали, что Ашер похоронил в себе слишком много секретов и натворил слишком много дел, чтобы его в ближайшее время выписали. Но, может быть, таким образом, он успокаивал Эвана, давая ему понять, что конец не за горами.

Подожди меня ещё чуть-чуть, — в эти слова Ашер вложил очень многое.

Как будто Эван собирался куда-то уйти после всего, что они пережили.

Ашер смотрел на него, почти ждал отказа. Но даже если недели перейдут в месяцы, или в целый год, или даже больше... Он будет рядом.

Они не говорили о том, что будет после выписки. Эван не видел в этом никакого смысла. Насколько он знал, решение уже было принято.

— Я перееду в нашу новую квартиру уже в конце месяца.

Выражение лица Ашера смягчилось и расслабилось. Уголок губ дёрнулся вверх.

— Только постарайся не устроить там помойку до моего прибытия.

— Ох, чувак. Грязное бельё с посудой будут повсюду, — он широко улыбнулся, наклоняясь вперёд, пока их губы не встретились. Ашер поймал его за шею, удержав рядом.

Когда их губы разделились — не намного — Эван улыбнулся.

— Ещё чуть-чуть, — прошептал он, — и мы поедем, куда захотим, встретимся, с кем захотим, и будем смотреть на китов.

Из Ашера вырвался мягкий и лёгкий звук, похожий на смешок.

— На китов.

На лице Ашера появилась заразительная улыбка. Эван так скучал по этим улыбкам. К чёрту всех тех, кто думал об Ашере как о бесчувственном и холодном человеке. Да он чувствовал и любил больше, чем все, кого знал Эван.

— Ага. И на дельфинов.

— Что, правда?

— А почему бы и нет? Мы могли бы поехать в отпуск. Ты ведь хотел бы съездить туда с ними, да? С мамой и Вивиан.

По лицу Ашера прошла лёгкая тень скорби. Она больше не парализовала его так, что он даже не мог произнести их имён, но всё ещё жила в нём. Эван понимал, что она вряд ли когда-нибудь исчезнет.

— Я более чем уверен, что распылять пепел над океаном незаконно, — сказал Ашер.

Эван закатил глаза и пожал плечами.

— Знаешь, если вспомнить все наши предыдущие преступления, такой поступок кажется сущей мелочью.

Ашер полузакрыл глаза.

— И да — я бы хотел этого. Если это та вещь, что я могу для них сделать в последний раз...

— То мы это сделаем. Мы с тобой — оба. Когда ты только будешь готов, — Эван наклонился к Ашеру и коснулся его лба своим, не разрывая зрительный контакт. — Даже не думай больше, что ты один.

— Ты же знаешь, что я не всегда буду таким, — пробормотал Ашер. — Я выберусь отсюда, и всё встанет на свои места. Наладится.

— Я знаю. И я буду рядом, буду ждать тебя, — Эван сжал руку Ашера и посмотрел ему в глаза, не отрывая взгляд, пока не увидел, что Ашер понял, что он имеет в виду.

Наконец, Эван ещё раз чмокнул его в губы, ухмыльнулся и помог подняться на ноги.

— А теперь пошли, перехватим чего-нибудь. Тебе бы не помешало отрастить немного мяса на своих костях.


 ***

[1] Примечание переводчика: «dumb ant» с английского можно перевести как «тупой муравей»

[2]Измерение градусов по Фаренгейту. Равно примерно двум градусам по Цельсию.