— Не волнуйся, отец, все наладится.

— Дай Бог! — задумчиво произнес Роберт.

Конрад знал, что отец прав. Когда он объявил Мелиссе окончательное решение, девочка закатила дикую истерику. «Папочка, я люблю тебя! Папочка не женись! — кричала она, ломая руки. — Я все сделаю, я буду хорошей!» Но Конрад хотел жениться на Тине, он любил ее и желал уже давно и теперь, когда цель была так близка, не хотел видеть никаких препятствий. Он остался непреклонен, несмотря на слезы дочери и ее отчаянные мольбы.

А Тина готовилась к великому событию в своей жизни. Сшила фиалковое платье из тонкого шелка, вопреки обыкновению открывавшее шею и плечи, и заказала другое — белое; купила красивые туфли и с раннего утра сидела перед зеркалом, колдуя над прической.

Конрад заехал за невестой в полдень и нашел ее восхитительной. Они покатались по солнечному городу, а вечером поехали в ресторан — тот самый, где случайно встретились пять лет назад.

Тина сидела за столиком перед тарелкой с яствами и бокалом шампанского и не ощущала ожидаемой радости. Может быть, потому, что все еще не могла поверить в то, что случилось? Она — невеста Конрада О'Рейли! Сегодня они празднуют помолвку, а совсем скоро она станет его женой. Тина думала о том, что если б это случилось десять лет назад, в Кленси, она сошла бы с ума от счастья. Возможно, все произошло слишком поздно? Или она боялась того, что ждало ее впереди? Не имела уверенности в том, что все сложится так, как хотелось бы?

Каждый возраст имеет свое зрение — теперь Тина уже не могла смотреть на вещи глазами той юной девушки, и все-таки она по-прежнему любила этого человека, пусть как-то иначе, но любила. Она вспоминала рассуждения Роберта О'Рейли о юношеской влюбленности и зрелой любви. Ее чувство выросло вместе с нею, изменилось, как и она сама, но это была любовь к одному и тому же человеку — настоящее чувство, пережившее все.

Конрад с нежной задумчивостью поглядывал на нее. Тине понравилось кольцо — окруженный бриллиантами аквамарин, и она иногда вытягивала руку, чтобы лишний раз полюбоваться им. Она сидела, опустив каштановые ресницы, и Конраду невероятно хотелось ее поцеловать, прямо здесь, на виду у всех! Но он помнил, что и сейчас, и потом должен сдерживать себя. Господи! Как это нелегко! Тина такая красивая! Блестящие тяжелые волосы, нежные губы, сияющие глаза, а под тонкой тканью платья — изящно изогнутые линии бедер, упругая грудь и гибкая тонкая талия.

За огромным во всю стену окном таял долгий вечер. Багровые полосы заката растворялись в наползающей темной синеве ночи, но на западе небо еще сохранило насыщенный голубой оттенок.

Сливались с темнотою краски тропической растительности и красные черепичные крыши домов, и загорались огни вечернего Сиднея.

Конрад и Тина почти не разговаривали, только смотрели друг на друга, и их глаза с каждым мгновением наполнялись сиянием любви.

Так же молча они вышли из ресторана и сели в экипаж. Он катился по тихим, озаренным фонарями улицам, и Тине эта поездка казалась путешествием в вечность.

— Заедем ко мне? — предложил Конрад, и Тина поняла, что это значит.

Она медлила. События развивались слишком быстро, наверное, все-таки следовало подождать до свадьбы… Но, с другой стороны, Тине хотелось убедиться в том, что она несмотря ни на что осталась полноценным человеком, женщиной: она знала, что не найдет покоя, пока не узнает правды. А если она не сможет быть Конраду настоящей женой, им следует расстаться.

— А Мелисса?..

— Она у отца.

Тине было неловко оттого, что он, по-видимому, все заранее спланировал, но она постаралась не думать об этом. Какая разница, главное, он ее любит!

Конрад провел женщину в гостиную, где горела лампа с затененным абажуром и было таинственно-тихо, будто в заколдованном лесу.

Рука Тины, лежавшая в руке Конрада, задрожала, тогда он порывисто обернулся к невесте и обнял ее.

Конрад усадил женщину на диван и подвинул столик с бутылкой шампанского и сладостями. Он говорил с Тиной, заставлял ее есть конфеты, смеяться и пить шампанское. Постепенно ее скованность прошла, она развеселилась, болтала, шутила над тем, что голова пошла кругом.

Она не помнила, как они очутились в спальне. Конрад наполнил бокал и вложил ей в руку, но сам больше не пил.

— Зачем ты заставляешь меня делать это? — спросила Тина.

Ей казалось — его огненный взгляд прожигает ее душу насквозь.

— Чтобы ты забыла обо всем, кроме того, что любишь меня.

— Люблю, — повторила Тина.

— И хочешь быть моею?

— Да. — Ее язык слегка заплетался. — Но я пьяна, Конрад. А ты нет!..

— Я пьян больше тебя — от любви!

Он уложил ее на серебристое покрывало, и Тина закрыла глаза. Для нее это был просто сон, в котором она жаждала его поцелуев, как тогда, в Кленси. Действительность, отражаясь в зеркале ее желаний, становилась прекрасной. Тина любила этого человека и хотела отдать ему всю себя, до конца! Он обращался с нею бережно, нежно, словно она была невинной девушкой, и Тине казалось, будто она покоится на лепестках роз и ее тело ласкает ветер. А потом — точно она срывается с вершины горы и летит вниз с головокружительной быстротой, освобождаясь от чего-то, и тонет в мягкой чистой воде. Ее тело было удивительно невесомым, и душа больше не болела.

Они были одни не только в доме Конрада, одни в Сиднее, в Австралии, во всей Вселенной. Любовь уничтожила все сомнения и страхи Тины. Она впервые почувствовала себя настоящей женщиной, любимой, желанной, способной получать радость и дарить ее другому — бесконечно любимому человеку.

Утором Конрад, невзирая на шутливые протесты и не позволив ей поменять утреннее одеяние на платье, на руках вынес Тину в столовую. Они сидели за столом вдвоем, пили кофе, поминутно сплетали пальцы рук, касались друг друга коленями и, наклоняя головы, целовались.

Конрад, зная, что и прислуга, и Мелисса вернутся домой только к обеду, не спешил отвезти Тину домой, и она чувствовала себя так, словно навсегда поселилась здесь. Однако действительность постучала в душу скорее, чем можно было предположить.

Конрад взглянул на оставленную со вчерашнего вечера почту, и его внимание привлек лежавший сверху конверт. Тина видела, как он схватил его, нетерпеливо разорвал и быстро пробежал глазами послание. Глаза ее возлюбленного озарились внутренним светом, куда более сильным, чем тот, который присутствовал в них в тот миг, когда она согласилась стать его женой.

— Это из Франции, — сказал он, — от Мишель!

Он не спешил объяснить, в чем дело, и Тине, которая как никогда нуждалась во внимании, стало не по себе. Она заметила на конверте женский почерк. Кто такая Мишель? Что ей нужно от Конрада?

Наконец он сказал. Оказалось, три месяца назад Конрад отправил на имя своей давней знакомой письмо, а также три, по его мнению, наиболее удачных музыкальных сочинения. Он просил Мишель Ламбер, известную в Париже актрису, представить его произведения на одном из престижных музыкальных конкурсов, ежегодно проводившихся во французской столице. Мадемуазель Ламбер прислала ответ, в котором сообщала, что одна из пьес Конрада завоевала первую премию и его самого просят пожаловать в Париж на церемонию вручения дипломов и наград.

Конрад не верил тому, что читал. Неужели сбылось?! Его талант признан, и где — в самом сердце мира, в городе поэзии и любви — невероятно! Он почувствовал удивительную легкость, ликование, восторг, невиданное воодушевление! Конрад мало надеялся на то, что Мишель вообще прочитает письмо… Значит, она его не забыла? Не забыла те две жаркие ночи в тесном номере дешевого отеля… Впрочем, именно воспоминание об этом и останавливало Конрада, когда он собирался писать во Францию. Мысль о том, что приходится обращаться с просьбой к бывшей любовнице, была не очень приятна. Он просил Мишель не содействовать ему на пути завоевания пьедестала, просто представить пьесы на конкурс и проследить за результатом.

Чем была для него музыка? Способом раскрыть свою душу, выразить чувства? Смыслом жизни? Важнейшей из всех жизненных потребностей, величайшим наслаждением и одновременно мукой? Стихией, в которой растворялось его «я», чем-то, что превыше всего и всех, что успокаивало и тревожило, пугало и влекло? Его любовь, его жизнь!..

Он так разволновался, увлекся, что едва вспомнил о Тине, сидящей рядом, Тине, которая с настороженной грустью следила за меняющимся выражением его лица.

Очнувшись, Конрад дотронулся до руки Тины.

— Милая, я должен ехать в Париж.

— В Париж?..

— Да. — Он рассмеялся радостно и облегченно. — Знаешь, Тина, я не самая лучшая кандидатура на роль заместителя своего отца. Когда-то я действительно создал проект, заслуживающий множество похвал, но тогда у меня была определенная цель… Теперь же я способен выполнять лишь обычные обязанности, конечно с должным усердием, но без желания одним рывком взлететь на новые высоты. Бизнес — смысл жизни моего отца, мне же светит другая звезда. И ты знаешь это, Тина!

— Конечно знаю, — сказала она, видя в его глазах отражение этого света, — ты должен поехать, Конни. Только я хочу, чтобы ты поскорее вернулся, и вернулся ко мне.

— Я люблю тебя! — прошептал он и привлек Тинук себе, — люблю!

Конрад отвез Тину домой, и только оставшись одна, она сполна ощутила какую-то странную тоску и отчасти — обиду. Чувство незащищенности не исчезло, почему? Она хотела разделить радость Конрада, она чувствовала соединяющую их любовь и все-таки понимала, что в этот миг они счастливы по-разному. А она отныне желала, чтобы их души не разлучались, чтобы сердца бились в едином ритме и глаза смотрели в глаза.

На пристани, куда Тина пришла провожать Конрада, стоял Роберт О'Рейли с Мелиссой. Девочка хмуро посмотрела на Тину и ничего не сказала, а Роберт, поздоровавшись, слегка улыбнулся, и Тина ответила такой же простой, дружеской улыбкой.