— Пройдите в дом, — пригласила она и отступила от дверей.

Тина не двигалась.

— Мое имя Тина Хиггинс, — сказала она. — Извините, мисс Хьюз, вы меня, видимо, не помните. Мы ехали вместе в сиднейском поезде…

— А! — Лицо Бренды озарилось улыбкой. — Да, действительно не узнала. Простите, пожалуйста, мисс Хиггинс. Войдите же!

Тина вошла, уступив настойчивости хозяйки, и очутилась в большом светло-коричневом холле, а потом — в не менее просторной кремовой гостиной. Было видно, здесь живут если не богато, то, по крайней мере, весьма зажиточно. Солнечный свет, проникавший сквозь желтые шторы, нежной позолотой ложился на изящную викторианскую мебель и дорогие ковры, паркет и высокие белые вазы, стоявшие на полке великолепного мраморного камина.

— Это было месяца два или три назад?

— Да…— ответила Тина. Она вдруг почувствовала слабость и с благодарностью опустилась на придвинутый стул.

— Мы с братом сошли в Берке, — вспоминала Бренда.

И Тина прошептала:

— Ваше счастье…

— Что? — Бренда присела рядом. — С вами что-то случилось? Вы… вы немного изменились. Расскажите, прошу вас!

Тина молчала. Довериться этой совсем незнакомой девушке? Разве можно рассказать кому-нибудь о том, что случилось?!

— Ничего, — сказала она, — так… была немного больна.

Однако Бренда уловила: случилось нечто куда более трагичное, чем простой телесный недуг.

Придвинувшись ближе, она взяла в свои теплые ладони холодную руку Тины и очень мягко произнесла:

— Думаю, будет лучше, если вы скажете правду. Что бы ни произошло, клянусь, это останется между нами!

В голосе девушки было столько искреннего сочувствия, тепла, что Тина не выдержала. Она сидела, безмолвная и прямая, а по лицу бежали слезы — точно потоки дождя по белому оконному стеклу.

Бренда выглядела бесконечно расстроенной.

— Что же случилось? Ну? — ласково подбадривала она.

— Случилось… Самое худшее, что может случиться с женщиной, самая страшная боль, какую можно ей причинить! Поезд остановили грабители, нескольких пассажиров увели в лес, в том числе и меня, и…— Больше она не смогла говорить.

— О Боже! Нет!

На концах пушистых бронзовых ресниц Бренды задрожали слезы.

— Все это время я лежала в частной клинике, а теперь решила обратиться к вам, мисс Хьюз. Тогда, в поезде, вы сказали, что сможете помочь мне найти работу…

— Конечно, — кивнула Бренда, не отпуская руку Тины, — очень хорошо, что вы пришли ко мне.

Вошла служанка. Бренда сделала ей знак, и вскоре перед ними появился накрытый тонкой скатертью столик с маленькими розовыми чашками китайского фарфора, таким же чайником и молочником, полным густых сливок, серебряными ложечками и блюдом с пирожными.

Бренда сама наполнила чашку гостьи.

— Пожалуйста, мисс Хиггинс, не стесняйтесь!

— Спасибо.

— Простите, есть у вас в Сиднее родственники, знакомые?

— Нет.

— Но вам надо где-то остановиться. — И, подумав секунду, предложила: — Знаете, мисс Хиггинс, оставайтесь у меня!

— Нет, — сказала Тина, — мне не хочется злоупотреблять вашим гостеприимством.

— Это вовсе не так. Дом большой, в нем много комнат, тем более я сейчас живу одна.

— Ваш брат…

— Стенли уехал в Мельбурн и вернется через пару недель. Уверяю вас, он не будет против. Не раз случалось, что у нас жил кто-нибудь… И мне будет веселее с вами!

— В таком случае я должна платить за свое содержание.

— Это необязательно.

— Мисс Хьюз, — сказала Тина, подняв голову, — я не хочу, чтобы ко мне относились с жалостью.

— Это дружеское участие, не более! — возразила Бренда, внимательно глядя на собеседницу зелеными глазами. — Вы мне нравитесь, я желала бы подружиться с вами.

— Я тоже, — искренне призналась Тина.

— А чем бы вы хотели заняться, мисс Хиггинс?

— Не знаю. Я не боюсь никакой работы.

— У нас со Стенли есть две школы, — сказала Бренда, — кажется, я говорила вам. Нужны хорошие учителя.

— Учителя?

— Да.

— Но я, к сожалению, малообразованна. Училась в провинции, не знаю языков, не умею ни рисовать, ни музицировать. И речь моя далека от совершенства.

— А рукоделие?

— Да. — Тина немного воспрянула. — Могу шить, вышивать. Даже золотом.

Бренда улыбнулась.

— Прекрасно! В школе для девочек есть занятия по рукоделию. Сначала вы можете просто посмотреть, помочь, а потом попробуете вести уроки самостоятельно. Я вам помогу. Оплата скромная, но для начинающей довольно неплохая. Согласны?

И Тина, сложив оружие перед этой искренней, открытой улыбкой, слабо, нерешительно, и все же совсем иначе, чем прежде, улыбнулась в ответ.

Жизнь в доме Бренды Хьюз оказалась даже лучшей, чем можно было ожидать. Девушка убедила Тину не спешить браться за работу, отдохнуть еще недельку, и за это время они неплохо узнали друг друга. Тине отвели отдельную спальню, завтракала и обедала девушка с Брендой в просторной столовой; позднее к ним присоединился вернувшийся из Мельбурна Стенли.

Тина не знала, что сказала Бренда брату, как объяснила ее появление в доме, эту странную замкнутость и непривычную взгляду короткую стрижку, скромно прикрытую шарфом. Она старалась об этом не думать. Стенли относился к ней с учтивой вежливостью и вниманием, как и подобает хозяину дома. Тина чувствовала: он в самом деле рад тому, что она поселилась здесь. А раз так, ее совесть была спокойна.

По вечерам у Хыозов нередко собирались друзья. Первое время Тина отказывалась покидать свою комнату в эти часы, но однажды Бренда уговорила ее выйти к гостям, и с тех пор девушка иногда присоединялась к общей компании. Это были образованные, светские молодые люди, и Тина в их присутствии чувствовала себя скованно. Она считала себя куда менее развитой, но вскоре заметила, что ее, пусть редкие, замечания (к чему Тину чаще всего побуждала Бренда) внимательно выслушиваются и имеют, по-видимому, не меньший вес, чем слова других собравшихся. И постепенно начала ощущать себя почти что равной среди равных.

По выходным Тина выезжала с Брендой и Стенли в город, в парки, музеи и к морю, а в будни занималась с детьми в школе. Маленькие девочки требовали немало внимания, но справляться с ними было не так уж трудно. Как и сказала Бренда, сначала Тина лишь помогала более опытным наставницам, но через некоторое время начала вести занятия по рукоделию самостоятельно. Она была в меру строга, требовательна, но не сурова, имела терпение, желание отдавать другим свою любовь и тепло, и дети тянулись к ней.

Казалось, жизнь ее наполнилась смыслом: у нее появились друзья, дом, любимая работа. Но только Тина знала, что пустота и боль не исчезли. Ее сердце по-прежнему оставалось израненным и разбитым, как бы хорошо ни удавалось это скрывать.

Тина не раз собиралась переехать от Бренды, не желая стеснять друзей, к тому же теперь ей было по средствам снимать квартиру. Но при малейших попытках покинуть дом сестра и брат совершенно искренне настойчиво удерживали ее.

Отношения между ними можно было назвать идеальными. Бренда и Стенли, хотя порою и подшучивали друг над другом, были связаны крепкой любовью, и оба откровенно симпатизировали Тине — ни на миг она не почувствовала себя лишней в этом доме. Впрочем, взгляды Стенли иногда смущали девушку, ей казалось, что в них сквозит нечто большее, чем просто дружеская привязанность. Но она не позволяла себе задумываться над этим. Во-первых, у Стенли была невеста, а во-вторых, Тина не считала себя способной когда-нибудь еще почувствовать влечение к мужчине, ответить на его любовь.

Она о многом не разрешала себе думать. Например, о Конраде. Тина больше не встречала его и, по правде сказать, не желала видеть. Ей было страшно вспоминать о том, что Джоан и Мелиссы, так сильно очаровавшей ее малышки, дочери Конрада, больше нет. Пусть бы они жили и были счастливы! А Конрад… Тогда, в Кленси, она больше жизни желала быть с ним, а теперь… Впрочем, окончательно разобраться в себе было не так-то просто.

С матерью они регулярно переписывались, и Тина мечтала когда-нибудь уговорить Дарлин переехать в Сидней. Неплохо было бы снять маленькую квартиру и жить вместе. Благодаря помощи Бренды у нее есть теперь свой хлеб и, надо надеяться, будет всегда. Иногда Тина спрашивала себя: довольна ли она положением дел? В общем, да. Ей нравился Сидней, нравилась школа. Вот если бы можно было отыскать Терезу и осуществить еще одну мечту — взять на воспитание ребенка! Как-то она обмолвилась об этом при Бренде, и та удивилась, сказав, что незачем брать чужого ребенка женщине, которая может выйти замуж и родить сама. Тина вздохнула. Никогда она не сможет выйти замуж, никогда! И даже если б решилась, иметь детей ей, скорее всего, не суждено.

Но приемный ребенок — это в будущем, может быть через год, через два, но не сейчас. Сейчас нужно попытаться найти сестру. Тина уже начала это делать, но пока результатов не было. Кто знает, возможно, след Терезы затерялся в огромном мире, и разыскать ее будет непросто.

… А жизнь текла, унося минуты, часы и дни. Незаметно прошло больше года.

ГЛАВА IX

Заслышав предупредительный звонок в дверь, Роберт О'Рейли опустил штору и отошел от окна. Он находился в своем рабочем кабинете в Мельбурне, куда приехал месяц назад по делам компании. Ему нравился этот город, в отличие от хаотичного Сиднея выстроенный по строгому плану, с широкими прямыми улицами, более спокойный, дающий ощущение простора, свободы и полный света.

Роберту О'Рейли исполнилось пятьдесят шесть лет, но держался он по-прежнему бодро, а хандру, скуку дней и чувство одиночества подавлял работой. Хуже было вечерами, но тогда утешением служили рюмка хорошего коньяка, книги и воспоминания о былом. Впрочем, последние не всегда приносили радость.

Роберт сел за стол и принял соответствующий вид. Что ж, он, и правда, был властным, принципиальным, деловым, благодаря чему предприятия руководимой им гигантской компании год от года процветали, но… было ли это так уж важно?