– Думаю, фронтистириос в рабском дворе хватит всем желающим, – с трудом сдерживая смех, ответила Никарета, и, возглавляя оживленных девушке, повела их на рабский двор.

Тимандра сама не знала, почему ей не хочется туда идти, однако она ощущала что-то вроде тошноты при одной только мысли о том, что надо будет отдаться какому-то мужчине. Вернее, самой овладеть им…

«Что со мной происходит?! – думала она смятенно. – Что со мной?! О богиня наша Афродита, и ты, о Великая Богиня, я готова была служить вам всем телом, сердцем и существом, но что, скажите, что со мной произошло? Какую порчу навел на меня этот распропроклятый Евпатрид, что я все время думаю о нем и о том, как мои ноги обвивали его спину, а он целовал меня?!»

– Идем, идем, Тимандра, – подтолкнула ее Аспазия, заметившая, что девушка медлит. – Никарета очень хвалит тебя. Она говорит, что ты имела неистовый успех на симпосии несколько дней назад. Ты танцевала один из танцев критских жриц? Я бы очень хотела его узнать… это магия, которая может придать гетере особое очарование.

– Ты, госпожа, и без того наделена очарованием сверх всякой меры, – с восхищением взглянула на нее Тимандра. – Очарованием и знаниями! Я была просто поражена, услышав, как ты наигрываешь критский гимн Великой Богине! С трудом удержалась, чтобы не подпеть тебе!

– О, я буду просто счастлива услышать, как ты поешь, и увидеть, как ты танцуешь, – сказала Аспазия. – И я выучу слова этого гимна. Надо будет непременно отыскать для этого время, прежде чем я вернусь в Афины.

– О госпожа, почему бы нам не заняться этим прямо сейчас? – с воодушевлением воскликнула Тимандра, которая искала любой повод, чтобы не идти на рабский двор, однако Аспазия покачала головой:

– Ты забываешь, что я – наставница, которая должна провести матиому.

И поспешила вперед, увлекая за собой Тимандру.

И вот она снова вошла в рабский двор, снова увидела клетки, в которых содержали фронтистириос… На сей раз клетки были открыты, юноши полулежали на полу, и Лавиния уже сидела верхом на одном их них, подпрыгивая и издавая сладострастные вопли. Однако, когда она поднялась на дрожащих ногах, все сразу увидели, что главной цели – доставить наслаждение рабу, – Лавиния не достигла.

– О нет, ты все удовольствие забрала себе, – укоризненно сказала Аспазия. – Запомните, девушки: наивысшее искусство гетеры – довести до блаженного безумия мужчину! Только за это платит он вам, только за это будет вас прославлять и восхвалять. Вы можете быть необыкновенной танцовщицей, певицей, рассказчицей, но если ваше лоно не уносит мужчину в Элизиум, ваши прочие таланты ничего не стоят. Любая портовая порна будет вашему посетителю милей, если в ее объятиях он кричит от восторга. Поэтому запомните, аулетриды: вы не должны спешить. Когда мужской корабль войдет в вашу бухту, не обрушивайте на него всю силу шторма-страсти. Сжимайте и разжимайте створки своей ракушки медленно и осторожно, то ускоряясь, то замедляясь, потом опять ускоряясь… и только почуяв близость мужского извержения, вы можете дать волю своей страсти!

Аспазия окинула взглядом аулетрид и сказала:

– Ну, кто начнет? Давай ты, Тимандра, я хочу поглядеть, на что ты способна.

Тимандра затравленно огляделась, не в силах сдвинуться с места.

– Иди сюда, – приказала Никарета, показывая на крайнюю клетку, и в голосе ее зазвенел металл.

Тимандра сделал шаг и другой – и замерла, глядя на золотоволосого, словно Тезей, красивого юношу, который полулежал на полу. Хотя он глядел на девушку сонными глазами, тело его было вполне готово к соитию.

– Ну, Тимандра! – обеспокоенно воскликнула Аспазия. – Да что же с тобой? Ведь на том симпосии, о котором я столько слышала, ты уже одаривала своими милостями одного из мужчин. Откуда же вдруг столько робости?

– Погоди, – сказала Никарета, пристально глядя на Тимандру.

Девушка отвела глаза, вдруг почувствовав, что верховная жрица видит ее насквозь и знает даже то, что сама Тимандра не могла не только облечь в слова, но даже осмыслить.

– Я хочу это сказать всем… жалею, что не догадалась побеседовать с вами раньше, – промолвила Никарета. – Однако и теперь еще не поздно… Вот что, красавицы мои! Вам следует овладеть искусством лжи и притворства и не обращать ни малейшего внимания на требования скромности. Краска стыда вам не к лицу, скромность – это для замужних жен, а вы женаты на всех мужчинах подряд, на всех, кто вас пожелает!

Не вздумайте упрекать поклонника за измены! Ведите себя так, словно у вас есть и другие любовники: это держит мужчину в напряжении и питает его ревность. Ничего страшного, если он приходит временами в бешенство и таскает вас за волосы; напротив, после этого он должен вас утешить, а лучше всего это сделать деньгами. Вновь и вновь возбуждайте его ревность: пишите при нем письма другим мужчинам и постарайтесь, чтобы он всегда видел следы укусов на вашей груди и шее – это заставит его поверить в то, что они оставлены другими. Подумайте о подкрадывающейся старости и о том, что мужчины будут пользоваться вашей красотой лишь до тех пор, пока она у вас есть. Вы должны с самых первых дней думать о том, чтобы обеспечить себя наилучшим образом. Чем больше любовников, тем лучше. А это будет возможно, только если вы довели свое любовное искусство до совершенства.

Но вот самое главное, о чем вы должны помнить: вам следует забыть само слово «верность». Если у гетеры один мужчина, она скоро скатится в самые жалкие порны. Тем более, если этот мужчина женат! Пока вы будете гнать от себя других поклонников, храня ему верность, он будет стараться обрюхатить свою жену, а заодно – наложниц из числа рабынь и, скорее всего, миленькую вдовушку-соседку… Слово «любовь» не для гетеры, она должна знать только слово «любовник»! Вы должны уметь властвовать мужчинами, а не становиться рабынями их страстей, ибо это разрушит ваши сердца!

Никарета сурово оглядела девушек:

– Все меня поняли?

Они закивали.

– А ты, Тимандра?..

Кивнула и она.

– Тогда иди! – приказала верховная жрица.

Тимандра шагнула к клетке, но на пороге замешкалась, оглянулась на Адонию. Глаза ее были полны слез, и Адония зажмурилась, потому что не знала, чем помочь.

И тогда шагнула вперед Аспазия. Она не знала, что происходит с Тимандрой, однако женское чутье подсказало ей, что этой неопытной аулетриде нужно сейчас услышать не суровые указания верховной жрицы, а совет доброй подруги. И она шепнула:

– Если станет совсем тяжко, представь, что ты с тем, по кому сгораешь. Не смотри на этого раба, зажмурься – и вообрази то, единственное лицо, которое измучило тебя. Поверь, это поможет!

И Аспазия отступила, пропуская Тимандру в клетку.

Девушка вошла туда и, встав на колени над телом раба, опустилась на него, медленно принимая в себя напряженную мужскую плоть. Она даже не взглянула в лицо этого золотоволосого юноши – глаза ее были зажмурены, лоб сосредоточенно нахмурен, губы чуть приоткрыты. Она поднималась и опускалась, сначала медленно, потом быстрей и быстрей, и пальцы ее то сжимались, то разжимались, словно повторяя судороги ее лона. Но вот Тимандра задышала чаще, закинула голову, плечи ее дрожали, движения стали судорожными… раб уже вовсю стонал, бился от наслаждения… и тогда Тимандра закричала:

– Хорес! Хорес! – и обессилено поникла на грудь своего мимолетного любовника.

– Прекрасно, – сказала Никарета, наблюдавшая за каждым мгновением этого почти мучительного и столь бурного соития. – Прекрасно…

Аспазия кивнула и отвернулась, скрывая слезы, вдруг подступившие к глазам.

– Хо-рес? – повторила Лавиния с презрением. – А кто такой Хорес? Уж не тот ли красавец, который угадал твое имя на недавнем симпосионе, а потом обладал тобой? Что, его фаллос поразил тебя в самое сердце, как стрела Эроса?

И она издевательски захохотала.

– Да, – сказала Тимандра, поднимаясь и выходя из клетки. – Хорес – тот самый, кто угадал мое имя, но не пожелал угадать твое!

Лавиния злобно сверкнула глазами и примолкла, но ненадолго.

– Теперь я понимаю, что верховная жрица хотела вразумить именно тебя своей речью, – ехидно пробормотала она. – Ты зря пришла в храм Афродиты Пандемос, Тимандра! Тебе надо найти мужа и провести жизнь прикованной цепями брака к ткацкому станку!

– Зато ты, – тихо ответила Тимандра, – даже если будешь прикована самыми тяжелыми цепями, все равно сбежишь, чтобы отдаться всем рабам твоего мужа подряд, даже если придется дважды заплатить своим телом привратнику за такое удовольствие, потом омыться в дворовом водоеме и уползти без сил в свою постель.

Лавиния отшатнулась так, словно Тимандра плюнула ей в лицо огнем, но тут же, взвизгнув, кинулась было на нее, да отшатнулась, натолкнувшись на яростный взгляд.

– Не тронь меня, – с ненавистью прошептала Тимандра. – И я не трону тебя!

– Ладно, – отвела глаза Лавиния, – не будем ссориться!

И быстро вышла из рабского двора.

– Чем это ты усмирила Лавинию? – восторженно воскликнула Адония.

– Неважно, – отмахнулась Тимандра. – Главное, что она усмирена!

Никарета и Аспазия переглянулись. Они не слышали ни слова из этого стремительного разговора, однако обе чувствовали: случилось что-то неладное.

И вдруг страж-привратник вбежал в рабский двор с самым запыхавшимся видом и склонился перед Никаретой:

– Госпожа моя! Там… там явился кто-то… кто хочет стать евнухом при школе!

Никарета всплеснула руками:

– Неужели богиня, покровительница наша, услышала, наконец, мои молитвы?! Аспазия, продолжай матиому, а я взгляну на этого человека. А вы слушайтесь наставницу и старайтесь хорошенько, не то первое, что сделает новый евнух, это выпорет всех подряд!

Впрочем, в ее голосе не было угрозы – в нем звучала откровенная радость.


Коринф, школа гетер

– Каков же этот евнух? – нетерпеливо спросила верховная жрица. – Могуч ли он? Солиден? Привлекателен ли? Уродлив?