Елена Арсеньева - Тимандра Критская: меч Эроса

– Я богохульствовал?! – в ужасе простонал Анатолий, неудержимо трезвея и цепляясь за приятеля, как за спасительную соломинку. – Не может быть! Нет! Ты никому не скажешь, Хорес? Клянусь, что я больше никогда… никогда…

Голоса и шаги Анатолия и поддерживающего его Хореса какое-то время еще слышались, потом затихли.

Никарета перевела дух, огляделась, высоко поднимая факел.

Двор был пуст. На ступенях, которые вели к спальням аулетрид и наставниц, никого.

Кругом тишина. Кажется, вопли Анатолия никого не успели разбудить.

– Тем лучше, – пробормотала верховная жрица. – Все останется тайной.

Она вернула факел стражнику и сурово сказала:

– Посмеешь кому-нибудь пикнуть о том, что тут приключилось, – клянусь, что велю тебе отрезать язык – и не только! Понял?!

Бедняга бухнулся на колени, в ужасе клянясь, что не обмолвится ни словом, что уже все забыл, да и вообще – он совершенно ничего не видел и не слышал!

– Прекрасно, – пробормотала довольная Никарета. – Кажется, это дело мы все же уладили. Одного я понять не могу: как здесь среди ночи оказался Хорес Евпатрид?! Он-то что здесь делал?!

На самом деле она отлично знала ответ на этот вопрос, а потому тихонько засмеялась, глядя в темноту.

Коринф, школа гетер

– Вчера, как вы помните, у нас была матиома по владению мышцами лона, – сказала Аспазия. – А сегодня мы займемся искусством, которое называется пиапиласмос [103] и способно доставить мужчине особенное, утонченное наслаждение. В простонародье это называется просто пипа – труба, однако вы должны знать и название, которое употребляют аристократы. Впрочем, сие искусство я бы сравнила с игрой не на трубе, а на аулосе. Играть на нем вы уже обучены, Не зря же учениц школы гетер называют аулетридами – флейтистками! Первой вас так назвала Никарета, основательница этой школы, а мысль об этом ей была внушена самой Афродитой, так же, как и мысль о создании школы гетер. Никарета была великой мастерицей в нашем ремесле и прекрасно знала все тонкости любовного искусства. Уж не знаю, первой ли ей пришло в голову, что игра на аулосе и на уде мужском схожи, думаю, что эти смелые ласки применяли и прежде многие порны, однако они вряд добивались того успеха, которого добивалась Никарета. Вы не сможете играть на аулосе без помощи губ: вы просто не сможете извлечь ни одного звука, будете попусту перебирать пальцами по ее стволу, а прощу сказать, рукоблудствовать. Впрочем, если вы станете играть, не перебирая пальцами отверстия на стволе аулоса, получится пустой и однообразный свист.

Аспазия поднесла аулос ко рту и, проворно перебирая пальцами, заиграла красивую мелодию. Тимандра так и встрепенулась! Ведь это был один из гимнов Великой Богине, который она помнила с давних времен!

Тимандра едва удержалась, чтобы не запеть:

Но Тимандра не стала петь, боясь помешать наставнице.

Откуда может знать эту мелодию Аспазия?.. Но тотчас Тимандра вспомнила многочисленные рассказы о том, что подруга Перикла – не только одна из искуснейших и красивейших гетер своего времени, но также и одна из самых образованных и умных женщин Эллады, – и перестала удивляться, а принялась с прежним вниманием слушать прекрасную мелодию.

Аспазия отложила инструмент, снисходительно улыбнулась в ответ на восторженные рукоплескания девушек и показала им большой и очень натурально изготовленный лоури, обтянутый тщательно выделанной кожей.

– Вот и для игры на этом «аулосе» вам понадобится непременно работать и ртом, и пальцами: только тогда вам удастся заставить мужчину спеть прекрасную песнь восторга! Взгляните, как это нужно делать.

Она хлопнула в ладоши, и появилась Никарета. Вслед за ней храмовые стражники вели, вернее, втащили нескольких обнаженных юношей, закованных в цепи. Голова их была опущена, они еле передвигали ноги и вообще, создавалось впечатление, будто незнакомцы идут во сне. Все они были чисты, коротко стриженые волосы красиво уложены, и горьковатый, манящий женщин аромат амигдалы [104] показывал, что юношей тщательно подготовили к встрече с аулетридами.

Девушки изумленно вскрикивали, смеялись – одна только Лавиния сидела, словно оцепенев, красная с опущенными глазами. Тимандра покосилась на нее – и догадалась, кто эти люди, еще прежде, чем Никарета сказала:

– Это несколько храмовых рабов, которых мы держим здесь в качестве фронтистириос. У каждой из верховных жриц нашей школы свои взгляды на то, как должна аулетрида обучаться основам своего ремесла. Многие мои предшественницы предпочитали матиомы с лоури или, на крайний случай, ласкать фаллосы мраморных изваяний богов, которые в изобилии стоят в нашем храме. Однако мы с Аспазией согласны во мнении, что живую плоть не заменит никакая подделка. Сейчас ваша наставница покажет вам, как надо работать с фаллосом мужчины, чтобы доставить ему удовольствие. Потом некоторые из вас попробуют проделать это. ну а затем мы все вместе пойдем на рабский двор, чтобы попрактиковаться во владении мышцами лона.

– Да они все какие-то сонные, – подала голос Мема. – Может быть, привести кого-нибудь пободрей, поживей?

– О нет! – усмехнулась Никарета. – Пока вы учитесь, вы будете иметь дело только с теми рабами, которые выпили особое зелье. На плоть оно не оказывает воздействия, однако заставляет дремать разум и вселяет в сознание доброту и миролюбие. Все эти рабы сильны и молоды, поэтому допускать вам к ним, пока не одурманены, небезопасно. Желание может сделать их неуемными, неуправляемыми, лишить рассудка! Итак, Аспазия…

Стражники заставили рабов лечь на пол и удалились, оглядываясь на полусонных юношей с нескрываемой завистью.

Аспазия подошла к одному из рабов – черноволосому, черноглазому, смуглому – и устроилась между его раздвинутых ног. Она была обнажена, как и прочие аулетриды, и талия ее была так же стянута тонким пояском, однако не кожаным, а золотым. Это был особый знак, которым награждали особо выдающихся аулетрид при окончании школы, и можно было только диву даваться, что за десять лет, минувших с этого дня, талия Аспазии не увеличилась ни на дактиль [105] и поясок не врезался в кожу.

Кажется, ее зрелая красота обладала такой силой, что раб начал возбуждаться даже в том оцепенении, в которое он был погружен. Однако Аспазия не намерена была спешить. Неторопливо, чтобы все аулетриды успели разглядеть любовное действо, Аспазия показала им свои умения играть на мужском аулосе. Наконец юноша издал блаженный стон и, чудилось, лишился сознания от восторга.

Девушки зааплодировали.

– Теперь, – сказала Аспазия, поднявшись и прополоскав рот заранее приготовленной розовой водой, – посмотрим, на что способны вы. Кто хочет попытаться?

Лавиния шагнула вперед. Тимандра в эту же самую минуту шагнула назад и попыталась спрятаться за спинами девушек. Поскольку в этот миг все смотрели на Лавинию, Тимандра надеялась, что ее отступления никто не заметил, однако, покосившись на Никарету, увидела, как та нахмурилась.

Тимандра и сама не могла понять, что заставило ее попятиться. Нет, она не чувствовала брезгливости, тела молодых рабов были прекрасны, однако… она вдруг сообразила, что не в силах коснуться их губами! Не может заставить себя прижаться к ним. Почему?! Да не потому ли, что вновь всплыли в памяти недобрые серые глаза?..

Давно пора забыть об этом человеке, который жестоко оскорбил ее после того, как насладился ею!

Не думать о нем. Не думать. Что бы там ни рассказывали про Алкивиада, каким бы распутником он ни был, Хорес Евпатрид не стоит и ногтя своего брата, который дважды спас жизнь Тимандры! Она обожает Алкивиада… ради него она должна стать самой блестящей гетерой на свете!

«Я должна выйти вперед и проделать это! – твердила себе Тимандра. – Ну! У Лавинии получилось отлично – получится и у меня!»

Однако она так и не смогла заставить себя выйти вперед.

Тем временем свои силы в «игре на аулосе» попробовали, вслед за Лавинией, Мема, Деспоина и даже скромница Адония. У всех получилась прекрасная «музыка», и теперь еще четыре молодых раба лежали, раскинувшись на полу в блаженной полудреме.

– Наверное, им чудится, что они в Элизиуме, – усмехнулась Аспазия. – Мне приходилось читать записи путешественников, которые побывали в Персиде,[106] и там рассказывалось, будто жители этой страны мечтают после смерти оказаться в некоем прекрасном саду, где их встретят объятия и поцелуи прекрасных дев – гурий. Очень может быть, нашим юношам сейчас кажется, что они попали именно в такие восхитительные сады блаженства!

– Госпожа, – робко подала голос Адония, – скажи, что будет потом с этими юношами? Неужели они всю жизнь так и будут служить фронтистириос для аулетрид?

Аспазия заметно смутилась и перевела взгляд на Никарету.

Верховная жрица выступила вперед:

– Не волнуйся о них, добрая ты девочка. Этим рабам редко удается бодрствовать, а такой жизни – между сном и почти невыносимым блаженством – долго не выдержать. Дремотное зелье слишком сильно влияет на них. Рано или поздно они засыпают, чтобы не проснуться. Однако не стоит их жалеть! Такая счастливая смерть гораздо лучше чем медленное старение и гибель в неволе или под плеткой злобного надсмотрщика, поверь! И если бы мы спросили их, какую смерть они предпочитают, они, без сомнения, выбрали бы именно такую участь, какую приготовили для них мы.

Адония кивнула.

– Ну а теперь, девушки, – сказала Никарета, – мы идем на рабский двор, и те из вас, которые не практиковались в искусстве владения мышцами рта, покажут, на что способны мышцы их лона.

– А те, которые «играли на флейте», разве не смогут показать себя? – с явным неудовольствием спросила Лавиния, жадно поглядывая на спящих рабов.