Колин Маккалоу - Тим

Он осторожно положил ее и стоял над ней в нерешительности. Она почувствовала, что он в тревоге.

— Тим, ты знаешь, что я тебе никогда не лгу?

Он кивнул:

— Да, знаю.

— Тогда поверь мне, не надо беспокоиться, я сейчас в полном порядке. Разве тебе не бывает плохо, когда ты съешь что-то, что для тебя вредно?

— Да, раз так было, после того, как я ел засахаренные фрукты, — ответил он серьезно.

— Тогда ты понимаешь, как я себя чувствую, да? Теперь я хочу, чтобы ты перестал беспокоиться обо мне и пошел спать. Я чувствую себя гораздо лучше и все, что я хочу это заснуть, но я не смогу заснуть, если я буду думать, что ты волнуешься. Обещай мне, что ты сейчас же пойдешь спать и не будешь тревожиться.

— Хорошо, Мэри, — в его голосе слышалось облегчение.

— Спокойной ночи, Тим, и спасибо за то, что помог мне. Как приятно, когда о тебе заботятся, а ты позаботился обо мне. Мне теперь никогда не надо будет беспокоиться, пока ты со мной, правда?

— Я всегда буду о тебе заботиться, Мэри, — он нагнулся и поцеловал ее в лоб так, как она иногда делала, когда он был в кровати. — Спокойной ночи, Мэри.

Когда в четверг днем, после тенниса Эсме Мелвил открыла заднюю дверь, она едва смогла пройти несколько ярдов, чтобы добраться до кресла в гостиной. Ноги ее дрожали. Потребовались огромные усилия, чтобы добраться домой и чтобы никто не заметил ее состояния. Ее тошнило так, что через несколько минут пришлось отправиться в ванную комнату. Она постояла на коленях, наклонив голову над унитазом, но это не принесло облегчения, рвоты не было. Боль под левым плечом мешала двигаться. Она постояла несколько минут, пытаясь отдышаться, затем медленно с трудом поднялась на ноги, держась одной рукой за шкафчик, а другой за дверь. Лицо, отразившееся в зеркале, она с трудом признала своим — грязно-серое, покрытое каплями пота. Этот вид привел ее в такой ужас, что она немедленно отвела глаза от зеркала. С огромным трудом Эсме вернулась в гостиную и упала в кресло, задыхаясь и взмахивая руками.

Затем боль охватила ее и начала рвать, как огромный, бешеный зверь. Она наклонилась и плотно обняла себя руками. Она издавала слабые, короткие стоны каждый раз, когда боль, как острый нож пронзала ее все чаще и чаще, пока не осталось ничего, кроме боли. Прошла целая вечность, пока боль немного утихла. Казалось, что-то сидело у нее на груди и выдавливало воздух их легких, не давая возможности вздохнуть. Все было совершенно мокрым. Белое теннисное платье промокло от пота, лицо залито слезами, сиденье кресла мочой, которую было не удержать в моменты особо острых приступов. Всхлипывая и хватая воздух синими губами, она села и молилась, чтобы Рон зашел домой, прежде чем идти в «Прибрежный». Телефон в холле был от нее на расстоянии световых лет и абсолютно недосягаем.

Было семь часов, когда Рон и Тим вошли в заднюю дверь дома на Серф Стрит. Стояла странная тишина, кухонный стол был пуст и запаха приготовленной пищи не ощущалось.

— Привет, где ты, мать? — жизнерадостно воскликнул Рон, когда они вошли в кухню. — Эс, дорогая, где же ты? — позвал он. Затем пожал плечами: — Должно быть, осталась в своем клубе еще на пару сэтов, — сказал он.

Пока Рон зажигал свет в кухне и столовой, Тим прошел в гостиную. Оттуда послышался ужасный крик. Рон уронил чайник, который держал в руках, и с бьющимся сердцем бросился в гостиную. Тим стоял и плакал, ломая руки и глядя на мать, которая лежала в кресле, странно неподвижная, со сжатыми в кулаки руками.

— Боже!

Слезы брызнули из глаз Рона. Он подошел к креслу и склонился над женой, протянув дрожащую руку. Кожа ее была теплой. Едва веря своим глазам, он увидел, что грудь медленно поднимается и опускается. Он встал.

— Тим, не плачь, — сказал он. Зубы его стучали. — Я позвоню доктору Перкинсу и Дони, затем вернусь. Ты останься здесь. Если мама что-нибудь сделает, не кричи. Хорошо, дружок?

Доктор Перкинс был дома, ужинал. Он сказал, что вызовет скорую помощь и встретит их прямо в госпитале принца Уэльского. Вытирая слезы тыльной стороной ладони, Рон набрал номер Дони.

Ответил Мик. В голосе его сквозило нетерпение. Это был час обеда и он терпеть не мог, когда его беспокоили в это время.

— Послушайте, Мик, это Рон, — сказал Рон, четко произнося слова. — Пожалуйста, не пугайте Дони, но дело касается ее матери. Думаю, у нее был сердечный приступ, только я не уверен. Мы увозим ее в отделение срочной помощи немедленно, так что приезжать сюда нет смысла. Лучше всего, чтобы вы и Дони встретили нас в госпитале как можно скорее.

— Я очень сожалею, Рон, — бормотал Мик.

— Конечно, Дони и я приедем немедленно. Постарайтесь не волноваться.

Когда Рон вернулся в гостиную, Тим все еще стоял и смотрел на мать, безутешно плача. Она так и не пошевелилась. Не зная, что делать, Рон обнял сына за плечи и прижал к себе.

— Ну, не плачь, Тим, мой мальчик, — сказал он тихо. — С мамой все в порядке, сейчас приедет скорая помощь и мы увезем ее в госпиталь. Они ее вылечат. Ты должен быть хорошим мальчиком, веди себя спокойно ради мамы. Ей не понравится, если она проснется и увидит, что ты стоишь и воешь, как глупое дитя.

Шмыгая носом и икая, Тим пытался перестать плакать в то время, как его отец подошел к креслу Эсме и встал на колени. Он взял ее сжатые кулаки и попытался сложить их на коленях.

— Эс! — позвал он. Лицо его выглядело старым и морщинистым. — Эс, любимая, ты слышишь меня? Это Рон, любимая, это Рон!

Лицо ее было серым и осунувшимся, но глаза открылись. Они осветились, когда она увидела Рона, Эсме благодарно пожала ему руку.

— Рон… привет, я рада, что ты пришел домой… где Тим?

— Он здесь, любимая. Не беспокойся о Тиме, и, вообще успокойся. Скорая помощь сейчас придет и мы увезем тебя в госпиталь. Как ты себя чувствуешь?

— Как будто… меня… драли звери… О, Боже, Рон, … какая боль… ужасно… Кресло мокрое…

— Не думай ты об этой чертовой мебели, Эс, это же пустяки, — он пытался улыбнуться, но лицо его исказилось. Он больше не мог себя контролировать и расплакался. — О, Эс, с тобой ничего не должно случиться, ты этого не допустишь, любимая! О, Боже, что я буду делать без тебя? Крепись, Эс, крепись, пока мы везем тебя в госпиталь!

— Я… я подержусь… не могу… оставить Тима… совсем одного… Не могу оставить Тима одного…

Через пять минут, после того, как Рон позвонил доктору Перкинсу, скорая помощь была у дверей дома. Рон попросил их подъехать к задним дверям, так как к парадной двери вело двадцать пять ступеней, а к задней — ни одной. На скорой помощи работали спокойные и приветливые люди, хорошо подготовленные профессионалы, и Рон, как и другие жители окраин Сиднея, доверял им полностью. Решение доктора Перкинса встретить их в госпитале не вызывало у него сомнений. Они быстро осмотрели Эс и положили ее на носилки. Рон и Тим последовали за медиками, одетыми в голубую форму, чувствуя себя лишними и бесполезными.

Рон посадил Тима впереди, а сам сел с другими сзади.

Один из медиков надел пластиковую маску на рот Эс и подключил ее к кислородному баллону, затем положил руку ей на пульс.

— Почему вы не включаете сирену? — спросил Рон, с тревогой оглядывая аппаратуру в машине.

Его встретил спокойный твердый взгляд.

— Успокойтесь, приятель, — сказал медик и похлопал его по спине. — Мы включаем сирену, когда едем по вызову, но очень редко, когда везем больных. Это пугает их, приносит больше вреда, чем пользы. Она в порядке, а в это время суток мы доедем быстро без сирены. Всего пару миль.

Действительно, через пять минут скорая помощь, искусно лавируя между редкими машинами, уже подъезжала к ярко освещенному корпусу срочной медицинской помощи госпиталя принца Уэльского. Как только большая блестящая машина остановилась, Эс открыла глаза и выплюнула шланг. Врач быстро взглянул на нее, но решил не вмешиваться, если не будет еще одного приступа. Может быть, она хочет что-то сказать и это важно. Бывает лучше позволить больному самому действовать, тогда он меньше волнуется.

— Рон…

— Я здесь, любимая. Ты в госпитале, и скоро тебе помогут.

— Я не знаю… Рон…

— Да, любимая? — Слезы опять текли у него по лицу.

— Это Тим… Что мы… о чем всегда беспокоились. .. что… будет… с Тимом… когда я…? Рон…

— Я здесь, любимая.

— Позаботься… Тим… Сделай то, что нужно… Тим… Бедный Тим… Бедный… Тим…

Это были ее последние слова. Пока Рон и Тим бесцельно кружили вокруг входа в больницу, бригада срочной помощи мгновенно унесла носилки. Оба Мелвила стояли и смотрели, как захлопнулись белые двери, а потом их мягко, но настойчиво отправили в зал для посетителей. Вскоре кто-то пришел и принес им чай с бисквитами, но, хотя и с улыбкой, отказался сообщить что бы то ни было.

Дони и ее муж прибыли через полчаса. Дони была уже беременна и ее муж явно беспокоился о ней. Она подошла к отцу и села между ним и Тимом на скамью. Она плакала.

— Ну, ну, милая, не плачь, — утешал Рон. — Наша старушка поправится, теперь все в порядке. Они увезли ее куда-то, и как только будут какие-то новости, они нам скажут. Подумай о ребенке, любимая, ты не должна так расстраиваться.

— А как это случилось? — спросил Мик, закуривая сигарету и стараясь не смотреть на Тима.

— Не знаю. Когда я и Тим пришли домой, она лежала без сознания в кресле гостиной. Не знаю, как долго это продолжалось. Боже, почему я не пошел прямо домой с работы, почему я пошел в «Прибрежный»? Мог бы хоть раз пойти прямо домой!

Дони высморкалась.

— Пап, не вини себя. Ты же всегда приходишь домой в такое время, как ты мог знать, что сегодня ты ей понадобишься? Ты знаешь, что она никогда не возражала против твоих привычек! Она видела, что тебе доставляет удовольствие выпить после работы пива, и ей это нравилось. К тому же это давало ей возможность развлечься и самой. Много раз я слышала, как она говорила, раз ты приходишь из «Прибрежного» не раньше семи, то у нее есть свободное время, и она спокойно может играть в свой теннис до шести и успеть приготовить ужин для тебя и Тима.