Часть вторая

Она

– Джоди Бретт слушает, – говорит она, держа трубку так, словно это дохлая крыса.

Ей отвечает некий деспот, голос четкий и угрожающий, он словно доносится из громкоговорителя в зале. Говорит, что он из полиции. И, к его сожалению, у него плохие новости. Он спрашивает, сидит ли она.

А Джоди стоит, вся вытянулась, спина прямая, ноги вместе, бедра строго перпендикулярны стойке регистрации, и смотрит невидящим взглядом на стеклянную входную дверь отеля. Джоди не понимает, какая разница, сидит она или стоит, такое беспокойство о ней ее тревожит. Если бы ему реально было дело до ее благополучия, он не звонил бы среди ночи, не мешал бы спать.

Она пытается положить конец его двусмысленному поведению.

– Я завтракала. Что вы хотели мне сказать?

Но он так ничего и не говорит толком.

– Я так понимаю, вы на конференции, – голос густой и лощеный. Джоди буквально видит, как слова скатываются у него с языка, каждое – как жирная личинка, забирающаяся ей в ухо.

– Да, – отвечает она, – это плохо?

– Мисс Бретт, вам крайне необходимо немедленно вернуться домой.

Уже звучит имя Тодда, на его склизких губах оно получается большим и мягким, и теперь у нее в голове рождается головокружительный образ молока, выливающегося из ведра, ничего не значащий, но от него, тем не менее, сильно тошнит и кружится голова. Когда глаза открываются, голова уже лежит на подушке, а сверху нависает множество лиц. Увидев столько кудахчущих и взволнованно бормочущих ртов, Джоди теряется и смущается. Но когда ее берут за руки и поднимают на ноги, она быстро приходит в себя и снова встает перед лицом сокрушающих фактов. Факт номер один: Тодд мертв. Джоди старательно пытается это хоть как-то осознать, хоть и понимает, что… Факт номер два: ее вина настолько очевидна, что полиция Чикаго ее уже выследила. Джоди совершенно не сомневается в том, что как только она сойдет с самолета в аэропорту О’Хара, ее там будет ждать целый наряд. Ее арестуют, возможно, даже наденут наручники и запрут в какой-нибудь захолустной части города, где там у них тюрьмы.

С учетом того, что она в этом абсолютно уверена, Джоди сама удивляется отсутствию у нее какого-либо стремления бежать. Взять в аренду машину, поехать прочь, найти границу, чтобы ее пересечь, жить инкогнито. Но у нее инстинкт почтового голубя. Хотя дома ее не ждет ничего, кроме опасности, Джоди не может бросить все то, что ей знакомо и любимо. В крайнем случае она подождала бы несколько дней, выпила бы еще бокальчик вина в ресторане на пляже, еще немного насладилась бы тропической жарой и ароматным воздухом. Эта перспектива сильно прельщает, но не получится. Они же будут доставать звонками, или, что еще хуже, кого-нибудь за ней пришлют.

Дав обещание детективу, который все это время ждал на линии, найдя руководителя конференции, чтобы рассказать о том, что ей надо уехать в связи со смертью в семье, выслушав ее длительные соболезнования и обещания частично возместить стоимость участия, Джоди возвращается к себе в номер, меняет билет, предупреждает сиделку, оставшуюся присматривать за псом, и собирает вещи.

Когда самолет садится, в свете фонарей на взлетно-посадочной полосе красиво летят снежинки, украшая ночное небо. На Джоди все еще легкое платье и сандалии, которые она надела кажущимся таким далеким утром, но у нее хотя бы хватило предусмотрительности взять с собой тренч. Во время полета она выпила всю полагающуюся ей водку с тоником, и ее настроение молча прошло цикл преобразований – горе, отчаяние и желание сопротивляться. Ступая на трап и таща за собой чемодан, она хватается за неустойчивую браваду. Ее не задержали, когда выходили все; люди в формах еще не появились. Джоди понимает, что это, конечно, всего лишь вопрос времени, но хотя бы сейчас все идет не так плохо, как она ожидала, и без происшествий получив багаж, она чувствует легкий ветерок надежды в смоге своего несчастья.

В пальто, но все еще с голыми ногами, она выходит из аэропорта на морозную ночную улицу и встает в очередь на такси. Поездка домой проходит без происшествий. Джоди добирается до дома, идет через холл, поднимается в лифте на свой этаж, достает ключ из сумочки. Пес за закрытой дверью пронзительно гавкает один раз, а потом на нее бросается сорок килограммов чистой радости. А вот собачья сиделка, напротив, лишь взглянув на нее, начинает уливаться слезами, настолько ее задели новости о произошедшей трагедии. Джоди расплачивается с ней и отправляет домой. Ей приятно снова оказаться в собственном надежном доме, а удачное возвращение внушает надежду.

Настроение улучшилось, в мыслях прояснилось. Джоди начинает понимать, что если ее не арестовали, это означает лишь то, что все не так ужасно, как она предполагала, что ее вызвали с конференции лишь потому, что так положено по протоколу. Чтобы отпраздновать это, она наливает себе еще водки с тоником, и впервые с утра у нее просыпается аппетит. Сиделка оставила в холодильнике какое-то мясо, и Джоди делает себе бутерброд с солеными огурцами и острой горчицей. После еды настроение выравнивается. Она надевает джинсы и заваривает кофе. Ей вдруг становится очень интересно, как Тодд умер. Даже в самолете она не могла перестать думать об этом, вспоминала телефонный разговор, стараясь восстановить в памяти, как именно полицейский это сформулировал. Смерть… убийство… преступление… К сожалению, вынужден сообщить, что было совершено преступление… Боюсь, что сомнений тут нет… факты не оставляют места сомнениям. Он не сказал ничего конкретного, никаких подсказок, которые могли бы унять ее горячечные размышления. Но ходя по квартире и расставляя по местам вещи, она замечает на кофейном столике утренний выпуск «Трибьюн».

Статья оказывается куда больше, чем она ожидала, начинается на самой первой странице, но не ограничивается ею. Джоди не предполагала, что убийство мелкого застройщика заинтересует широкую публику, но журналисты, естественно, заводят любимую пластинку, приплетая сюда и наркоторговлю, и проблемы с огнестрельным оружием. В статье много диких размышлений – например, что это были подростки на амфетаминах, которым попало в руки оружие, и они на радостях пристрелили кого попало. По еще одной версии, была задействована мафия. Но если отбросить догадки, то факты названы довольно четко.

Вчера во второй половине дня на светофоре на Саут-луп был застрелен мужчина. В убитом опознали местного бизнесмена Тодда Джереми Джилберта сорока шести лет. Он получил выстрел в голову приблизительно в 12:45 на углу Мичиган-авеню и Рузвельт-роуд. По свидетельствам очевидцев, рядом с его машиной остановилась другая, и один или несколько вооруженных преступников открыли огонь. Полицейских интересуют любые сведения о данном автомобиле. После стрельбы машина жертвы выкатилась на перекресток, уткнулась в бордюр и остановилась. Водитель лежал на руле. Никто из оказавшихся рядом людей не пострадал.

Джоди думает о том, какое в обед движение, а именно эти две машины оказались словно в уединении, обо всем, что осталось под вопросом. «Один или несколько вооруженных преступников». Даже их число неизвестно. Но наверняка всего двое, один за рулем, второй стрелял, вряд ли больше, это было бы излишеством, да и денег не так много. Ей неизвестно, участвовал ли в этом сам Ренни. Но Джоди показалось, что он не любитель марать руки, да и Элисон говорила о том, что кого-то будут нанимать. В любом случае, она не может представить себе этих людей. Ренни она не видела ни разу, даже на фотографии.

Ее поражает, насколько точно было просчитано время. Машина стоит на светофоре, стреляют из окна. И хотя все произошло на людях – на большом перекрестке в час пик, – машина скрылась прежде, чем кто-то понял, что случилось. Это очевидно, потому что иначе у полиции было бы описание автомобиля. Интересно. Так быстро машина могла умчаться, только если зеленый свет включился сразу же. Значит, они выжидали. Секунды летят, пистолет наготове, а они ждут того самого момента, когда вот-вот загорится зеленый и можно будет рвануть через перекресток.

Джоди как будто необходимо шаг за шагом восстановить в своем воображении это феноменальное, сокрушительное событие, в которое она до сих пор не может поверить. Она воображает себе, как Тодд выходит из офиса, идет на стоянку, садится в «Порш» и едет на север. Он останавливается на светофоре, находясь в крайней правой полосе. В правой, потому что стреляли с пассажирского места соседней машины. Встали рядом, чтобы точнее прицелиться. Чтобы без риска.

Допустим, что Тодд и преступники, стоявшие вплотную друг к другу, были у светофора самыми первыми. Тодд ничего не подозревает. У него и мысли нет, что в него целятся, он и не догадывается, что в опасности. А у этих двоих тем временем конкретного плана нет. Они импровизируют, выжидают благоприятного момента, подходящей возможности. В случае необходимости они готовы выйти из машины и преследовать жертву пешком, но, если все сложится удачно, до подобного не дойдет. Чем быстрее они все сделают, тем скорее вернутся домой и получат деньги.

Чисто случайно, исключительно по воле потока машин, получилось так, что он остановился на светофоре, и также случайно место рядом с ним оставалось свободно. Встав параллельно, они решили, что это шанс. Оценили ситуацию и стали искать путь к отступлению. Как только дело будет сделано, надо будет ехать, поэтому они смотрят и ждут. Смотрят на другие машины, на идущих прямо перед ними пешеходов, ждут, когда их поток прекратится. Смотрят на зеленый светофор, управляющий этим потоком, ждут, когда он сменится на желтый. Потом наблюдают за машинами, поворачивающими на перекрестке налево, и все еще ждут, полоумные рисковые наемники. Наконец тот, который не за рулем, который стрелял, целится, вытягивая пистолет в открытое пассажирское окно.

Сколько раз он нажал на курок? В газете не уточняется, но судя по формулировке, «один или несколько вооруженных преступников», был целый залп. Даже первые выстрелы попали в цель? Или же Тодд успел осознать опасность, понять, что происходит и почему? Джоди вдруг понимает, что ей хотелось бы этого. Чтобы он понял, что это было, что за этим стоит она, что он сам напросился. Но она сомневается, что Тодд вообще думал о ней, ведь он не привык к тому, что она ему перечит. Джоди, которая жила в его сердце, такого сделать не могла.