Решающий момент.

В комнате стало тихо, слышалось лишь похрапывание товарищей Жерома и удаляющиеся по лестнице шаги.

Минутное сомнение. Решение принято.

Спящие гости, оставшиеся за дверью, никак не отреагировали на исчезновение хозяйки, которая спешила наверх, во всепоглощающую темноту холла, где даже тени превращались в бесформенные сущности, проскальзывали под готическими сводами и попадали в библиотеку. После уборки здесь приятно пахло кожаными переплетами, на столе горела одинокая свеча, и ощущалось присутствие человека.

Мими поставила свечу на стол и обернулась в поисках Жерома. Он двинулся к ней откуда-то из-за двери. Она ощущала запах его нестиранной одежды, легкий аромат выпитого вина.

Поцелуй был страстным и таким продолжительным, что Мими чуть не задохнулась. Учащенное стаккато звучало у нее в ушах. Жером приподнял длинную юбку и подтолкнул Мими к столу. Она почувствовала, как цепкие мужские пальцы умело снимают ее нижнее белье, и попыталась удержать его руки, которые оставили на ней лишь шерстяные чулки. Жером отклонился на мгновение, и полы его грубой одежды скользнули по ее левой ноге.

Он резко поднял Мими и уложил ее прямо на стол. Она попыталась запротестовать, но его пухлые губы скользнули по ее нежным бедрам, и невероятное наслаждение разлилось по ее истосковавшемуся телу. Пик наступил внезапно. Мими почувствовала, что уносится куда-то, теряя контроль над собой. Ощущения были настолько ошеломительными, что Мими казалось, будто силы покинули ее тело и любая попытка остановить виновника накатывающего шторма эмоций ни к чему не приведет, поскольку вершина наслаждения была уже близка и не взойти на нее она не могла. Громкие стоны эхом отозвались в ее сознании, накатывающие волны удовольствия все ближе подносили ее к берегу, и наконец, придя в себя, Мими услышала не только свое учащенное дыхание, но и звук шагов на первом этаже.

Когда взволнованный Реммер появился в дверном проеме с зажженной свечой в руке, он увидел, что его хозяйка сидит за столом. Французский заключенный внимательно рассматривал ее оголенную ногу.

— Графиня…

— Все в порядке, Реммер. Не волнуйтесь. Ничего, к счастью, не сломала. Просто растяжение. Не увидела ступеньку. — И Мими кивнула в сторону раскладной лестницы.

Француз закивал головой, словно подтверждая слова графини, и жестом попросил слугу убедиться в сказанном.

— Может, я помогу вам подняться к себе?

— Да, пожалуйста, Реммер. Вы так добры. Со мной все в порядке. Просто немного кружится голова.

И это была правда. Ноги и руки не слушались. Мими учащенно дышала и никак не могла справиться с собой. Ее женская сущность находилась под властью пережитых эмоций. Некоторые проблески сознания появились после того, как Реммер, уложив ее в постель, вышел из комнаты, совершенно не заметив, что Мими хромала уже на другую ногу.

Интимная жизнь с мужем являлась супружеской обязанностью и не знала никаких новшеств. Мими не могла сказать, что ей было неприятно, но каждый раз она задавала себе один и тот же вопрос: почему человечество воспевает на все лады столь прозаическое занятие? Она и представить себе не могла, что это может происходить не только под одеялом и не только в «классических» позах. И вообще, разве могла она подумать, что один человек способен затмить все ее мысли и желания?

До сегодняшней ночи — нет.

3

Силезия, Восточная Германия, зима 1944 года

Зима сменила осень, и в воздухе повисло напряжение. Вдали от бомбардировок промышленных городов в Рурской области[16] жители деревень вокруг Бреслау занимались уборкой урожая. Только вот вместо ушедших на войну мужей и сыновей сеяли и пахали пленные и заключенные. На обоих фронтах, Западном и Восточном, не наблюдалось перемен. В результате событий ушедшего лета войска рейха оставили Атлантику, Украину и обосновались на берегах Рейна и у польских границ. Германия со всех сторон была окружена врагами, которые подтягивали силы для решающего боя.

Разнообразные слухи проникали в коллективное сознание людей. Рассказы о судьбе жителей Восточной Пруссии, которую летом захватили бойцы Красной Армии, смаковались и подогревались приспешниками Геббельса. Изнасилования, пытки, заколотых штыками и сожженных заживо детей фотографировали и записывали. Дороги прогибались под тяжестью грузовиков и конских повозок, на которых сидели совсем еще мальчишки — розовощекие, с ломающимися голосами, но уже в военной форме. Рядом с ними — бойцы фольксштурма, ветераны прошлых войн, которые никак не могли поверить, что добровольно идут на смерть второй раз за одну жизнь. Время от времени военные бомбардировщики противника появлялись в небе, выискивая движущиеся колонны автомашин или поездов. Люфтваффе[17] сражались на западе страны. А немецкие крестьяне продолжали трудиться, собирать картофель под серым небом, вязать снопы, отгоняя назойливых грачей и скворцов, пахать землю и сеять. Грязь и смрад, усталые лошади и только где-то вдалеке — шум молотилки и поднимающиеся в небо кольца серого дыма.

Несмотря на данное Максу обещание, Мими осталась в Силезии, игнорируя требования друзей и родственников уехать на запад, в дом своих родителей в Баден-Бадене. У подножия гор Шварцвальд в нетронутом войной городе она могла бы дожидаться прихода западных союзников. Мими же говорила о своем долге и ответственности, что было отчасти правдой. Но основная причина ее отказа крылась в небольшой лестнице, которая вела в ее спальню, в мир чувственных утех. Каждый вечер Мими прислушивалась к шагам на лестнице, по которой французский заключенный поднимался к ней, и ожидала его с волнением и трепетом. Ее сексуальность расцвела, как весенний цветок, тянущийся к свету и теплу под заботливыми руками умелого садовника.

* * *

Мими двигалась в такт с неуемной силой Жерома, возбуждаясь еще больше от его учащенного и резкого дыхания. Она крепче обняла его, чувствуя внутри себя нарастающий пик наслаждения…

После они лежали утомленные, прислушиваясь к потрескиванию огня в камине, освещавшего их обнаженные тела. Мими ощутила, как Жером вышел из нее, но их бедра были все еще прижаты друг к другу. Если бы ее спросили, какой момент интимных отношений ей нравится больше всего, она бы выбрала именно этот — когда нет слов, только удовольствие, кульминация, которой достигают двое, получая невероятное наслаждение.

Жером медленно перекатился на другую сторону кровати, потянув Мими за собой. Так они и лежали, мокрые от пота. Он ласкал ее грудь одной рукой, а другая переплелась с ее пальцами, вычерчивая причудливые узоры в воздухе.

— Мы никогда так не делали.

Жером ответил не сразу.

— Кто?

— Эрик и я.

— Не занимались сексом?

— Да нет. Не лежали вот так после секса. Он просто отворачивался и засыпал.

Мими показалось, что Жером ей не верит.

— Это самый приятный момент.

— Я знаю. По крайней мере, теперь знаю.

Мими приподнялась и положила руку ему на грудь, поглаживая соски. Жером даже закрыл глаза от удовольствия, когда она провела пальцем линию к его животу. Мими наслаждалась телом другого человека, ей нравилось исследовать его без тени смущения, давать и получать удовольствие. Жером посмотрел на нее, когда ее пальцы достигли его бедра.

— Ты была счастлива?

Мими замедлила движение руки.

— Да. Думаю, да, была. — Она вдруг осознала, что говорит о своем муже в прошедшем времени. — Это было по-другому. — Она положила руку ему на живот. — Он был… Вернее, он намного старше меня.

— Это имеет значение?

— Нет.

— Тогда зачем ты об этом говоришь?

Мими задумалась.

— Дело не в разнице в возрасте, а в том, что он мыслит и думает по-другому. Он озабочен только своей семьей, своими обязанностями. Мне даже трудно себе представить, как бы он выглядел, если бы был одинок. Традиции и устои слепили из него человека, который мыслит в одном направлении.

Мими смутилась от собственной откровенности. Жером нежно погладил ее по щеке и привстал, чтобы поцеловать ее губы. Затем откинулся на подушку.

— Если тебе это неприятно, не говори о нем. Думаю, не стоит продолжать.

— Нет. Я хочу говорить. Правда. Просто я никогда раньше никому не рассказывала о своем муже. Даже своей лучшей подруге Еве. Мне было стыдно. Да, стыдно.

— Почему? Он плохо относился к тебе?

— Нет, что ты. Никогда. Он всегда был добр со мной. Наоборот, мне стыдно за себя. — Мими не могла смотреть в глаза Жерому и поэтому перевела взгляд на миниатюру Фрагонара[18]. — Я все время спрашивала себя, почему я вышла за него замуж.

— Люди вступают в брак по разным причинам.

— Видимо, мои мотивы были не совсем бескорыстными.

— Ты хотела стать графиней?

— Да.

— Жить в большом доме?

— Да, я этого хотела. А еще хотела финансовой стабильности.

Мими заметила, как Жером пожал плечом.

— Знаешь, женщины часто выходят замуж по меркантильным соображениям.

— Может быть, но я не лучше их. Мне нечем гордиться, правда? Перед подругами таким не похвастаешься. А перед тобой — тем более.

— Людям свойственно ошибаться.

Его замечание показалось Мими обидным. Она резко отвернулась и посмотрела на огонь в камине.

— Да, свойственно. — В ее голосе прозвучали гневные нотки. — И они ошибаются.

Жером положил руку ей на бедро.

— Прости!

Мими чувствовала, что он говорит искренне, но все же подождала еще немного, чтобы улеглась обида.

— Это не просто чувство вины.

Жером погладил ее по бедру, как бы соглашаясь с ее словами.

— Я не могу понять, как я все это допустила. Неужели я настолько поверхностна или неуверенна в себе? Если бы я взглянула на себя со стороны, я бы сказала, что это именно так.