— Бог ты мой… — в ужасе выдохнула бабушка.

— Марта, я же тебе говорила, что слышала звук пилы, — сказала Аннабелла.

— Куинн, что ты натворила!

— Это окно для тети Даны.

— Надо было сначала у меня спросить, — сказала бабушка. А если ты задела опорную балку? И тогда картина твоей любимой тети вообще погибла бы — ее бы завалило.

— И люди могли пострадать, — добавила Аннабелла.

— Опорную балку я не трогала, — огрызнулась Куинн.

Уж этому-то ее папа научил, об опорных балках ей все известно.

— А ну выходи, пока гараж не рухнул, — велела бабушка.

— Позвони Полу Николсу, — посоветовала Аннабелла. — Он укрепит стену, и все будет в порядке.

— Чтобы ему заплатить, придется еще неделю торговать хот-догами, — рассмеялась бабушка.


Летним вечером у фонтана было весело и многолюдно. Под ручку прогуливались парочки. Дул легкий ветерок, и прохлада освежила Дану. В соседних домах уже зажигали свет, на небе загорались первые звезды.

Сэма она увидела издалека. И сердце забилось быстрее. Какой же он видный и красивый. И ведь большую часть отпуска провозился с ней и с девочками.

— Ты не забыла… — сказал он, подойдя к ней.

— А ты думал, забуду? — улыбнулась она.

Они в некотором смущении стояли друг перед другом, и тут Дана вспомнила троекратный поцелуй Вики и проделала то же самое: чмокнула Сэма в одну щеку, в другую. На третьем поцелуе он перехватил инициативу и поцеловал ее в губы.

— Ты потрясающе выглядишь, — шепнул он ей на ухо.

— Спасибо. Ты тоже.

— Мне так хотелось встретиться с тобой там, где нет песка под ногами.

— Ты выбрал подходящее место, — рассмеялась Дана, оглядываясь по сторонам. Шум фонтана напоминал ей про Лондон и Рим. — Здесь кажется, будто ты в Европе, на каком-нибудь знаменитом музыкальном фестивале.

— Да, кстати… — Он достал из кармана пиджака два билета. — Мы идем на концерт. Будем слушать Моцарта.

— Мой любимый композитор.

— Знаю. Ты часто ставишь его в Хаббардз-Пойнте.

— Сэм…

Дану искренне растрогала его заботливость, но Сэм не стал дожидаться нового потока благодарностей. Он взял ее за руку и повел через площадь, мимо огромных концертных залов к небольшому амфитеатру.

Они сидели под звездами и слушали «Маленькую ночную серенаду». Музыка радостная, но Дана улавливала в ней нотки грусти. Мелодия почему-то навеяла ей мысли о Куинн и Элли, и, взглянув на Сэма, Дана догадалась, что он тоже думает о них.

Она посмотрела в его зеленые, цвета первой весенней травы, глаза и подумала о том, как давно его знает. Она привязалась к мальчишке, с которым познакомилась в Ньюпорте, и чувство это переросло в любовь к мужчине, которым он стал, к мужчине, который умеет угадать любое ее желание.

Концерт закончился, и они, держась за руки, пошли к фонтану. Она не знала, куда они идут, и ей было все равно. Они говорили о музыке и брели куда-то на восток.

Она рассказала о своей мастерской в Нормандии: старинный дом, амбар во дворе, огромное окно, выходящее на север.

— Ты скучаешь по Франции?

— Все лето скучала.

— А теперь?

— Теперь… теперь не знаю… — тихо сказала Дана.

Сэм только молча кивнул. Они прошли еще немного, и он поймал такси. Шоферу он назвал адрес на Бликер-стрит.

Они приехали в джаз-клуб.

— Моцарт был для тебя, — сказал Сэм, — а теперь послушай мою любимую музыку.

В клубе было темно, как в пещере, и только на столиках горели свечи под синими стеклянными колпаками. Дана с Сэмом сели в уголке. Играло трио — пианино, контрабас и труба.

Моцарт был летом, а эта музыка напоминала о зиме. Теплые, тягучие мелодии растопили душу Даны.

— Никогда не забуду, как впервые услышал живой джаз, — сказал Сэм. — Брат мне столько лет про это рассказывал.

— И наконец взял с собой?

— Нет, я пошел сам. Десять лет назад, в Мартиных Виноградниках.

Дана молчала, но сердце ее взволнованно забилось.

— Я знал, что ты на острове. Я никогда не упускал тебя из виду.

— Мы же были знакомы только одно лето. И тебе тогда было восемь лет.

— Ты даже не представляешь, как тоскливо мне жилось. И твои занятия были самым прекрасным событием моей жизни. Они так много для меня значили. А потом лето кончилось, и снова я не был нужен никому. Я так ждал следующего лета.

— А я в Ньюпорт не вернулась, — сказала Дана.

— Не вернулась. Я пошел в яхт-клуб, но меня оттуда прогнали. Новый инструктор даже не захотел со мной разговаривать.

У Даны сжалось сердце. Она молча смотрела на трепетное пламя свечи.

— Но я нашел себе занятие. Пошел на лето работать в артель, которая занималась ловлей омаров. Так и проработал там до окончания школы.

К соседнему столику подошла официантка взять заказ. Кто-то громко рассмеялся, и Сэм подождал, пока все стихнет.

— Мне исполнилось девятнадцать — примерно столько было тебе, когда мы познакомились. Но вспомнил о тебе, только когда поступил в университет, и мне так захотелось узнать, как ты живешь, чем занимаешься. Я позвонил в твою школу искусств — сказал, что хотел бы приобрести твою картину. И мне сообщили, что твоя галеристка — Виктория Деграфф из Нью-Йорка.

— Она так ею и осталась.

— Она была очень мила и доброжелательна. И я спросил, где ты сейчас работаешь.

— А она сказала, что в Виноградниках, — шепнула Дана.

— Да. Она рассказала, что ты там поселилась. Я не знал этого острова, но мне рассказал о нем Джо. Правда, он был против того, чтобы я тебя разыскивал. Не хотел, чтобы мне причиняли боль.

— А разве я причинила тебе боль?

— Нет, что ты!

— И что было потом?

— Я отправился за тобой. Гей-Хед — место маленькое. В те времена там стояло всего несколько домиков. Я отправился к маяку.

Дана отлично помнила красное кирпичное здание на холме.

— А потом нашел твой дом. Я сразу догадался, что это он, потому что ты натянула тент, под которым рисовала. Это был кусок холста, привязанный к трем деревьям, а под ним — мольберт с картиной. Твой морской пейзаж — первый, который я увидел.

— Так почему же ты со мной не повидался?

— Я видел тебя. — Сэм на мгновение отвел взгляд, но потом снова посмотрел на нее. — На пляже. У скал Закс.

Дана едва сдержала смех.

— На нудистском пляже?

— Ты, обнаженная, резвилась в волнах. Ничего прекраснее я в жизни не видел.

Музыканты снова заиграли, и все притихли. Дана не сводила глаз с Сэма.

— Пойдем отсюда, — предложил он. — Не будем мешать им своими разговорами.

На улице он обнял ее за плечи, и Дана прижалась к нему. Они брели по Гринич-Виллидж, повсюду встречались милые кафе, но им не хотелось никуда заходить. Когда они дошли до Шестой авеню, Дана решилась отвести его к себе в отель.

Они с Сэмом вошли в крохотный лифт. Наверху Сэм взял у нее ключ и отпер дверь номера.

Он обнял ее, и они долго стояли, не произнося ни слова. Дана щекой чувствовала тепло его кожи. Она запрокинула голову, и он поцеловал ее в губы. Поцелуй был страстным и требовательным, и Дана отвечала тем же. Услышав тихий стон, Дана с удивлением поняла, что издала его она сама.

Сердце ее колотилось так быстро, что Дане казалось: еще мгновение, и она потеряет сознание.

Сэм осыпал поцелуями ее шею.

Их взгляды встретились, и Дана окончательно потеряла голову. Вся тоска, мучившая ее целый год, рвалась наружу. Она крепко обняла Сэма, прижалась к нему. А он смотрел на нее, и любовь, которой был напоен его взгляд, согревала и успокаивала ее. Ей хотелось закрыть глаза, хотелось сохранить это ощущение навсегда, но она не могла отвести глаз от Сэма.

— Забудь все, что было раньше, — сказал он. — Мы начинаем жизнь заново.

— Не могу.

— Забудь о тех, кто тебя обидел. Забудь о боли. Я никогда не оставлю тебя. Никогда.

— Сэм… — Она будто качалась на теплых и ласковых волнах. Дана закрыла глаза. — Что это, Сэм?

— Любовь, — ответил он.

— Я люблю тебя, Сэм.

— Я люблю тебя, Дана.

Высоко в небе сияли звезды. Текли реки, ехали куда-то машины, а чуть подальше шумели, зовя их назад, океанские волны.

Но для Даны с Сэмом в этот миг весь остальной мир не существовал.

Глава 12

Проснулись они в объятиях друг друга. Дана еще не успела открыть глаза, как сердце ее забилось быстрее. Сэм лежал рядом. И им обоим было хорошо и спокойно. Сэм поцеловал ее, погладил по голове, и они занялись любовью — нежно и неспешно. Потом она снова задремала, а Сэм спустился вниз — за кофе и газетой.

Утро стояло жаркое и тихое, но небо на востоке было красноватым. Сэм вспомнил старинную присказку: «Утром небо красное — моряку жизнь опасная». Когда Дана проснулась, он подал ей завтрак в постель.

— Какая погода? — спросила она.

— Хотел бы я сказать: да какая разница, — ответил он, — но, увы, похоже, будет гроза.

— Ой, а я лодку оставила на берегу, — забеспокоилась Дана.

— Может, там погода пока постоит. Грозы идут с запада, — сказал Сэм и поцеловал ее в шею. — Да и домой ты поедешь со мной. Я тебя вмиг домчу. Мы успеем убрать лодку.

Дана взяла его за руку. Рядом с ним было так спокойно. И во многом потому, что он отлично понимал, как связана она с домом, с Хаббардз-Пойнтом. Сэм был по натуре человеком семейным, только вот без семьи, а Дана — одинокая тетушка с целым семейством на руках. Она закрыла глаза и притянула его к себе, мечтая лишь о том, чтобы это утро не кончалось никогда.


Для Сэма началась новая жизнь. Жизнь, о которой он прежде и мечтать не мог. Он держал в объятиях Дану. Он провел с ней всю ночь и утро. И она вовсе не стремилась расставаться с ним.