Как только старшие вышли, в помещении поднялись тона, стало громче, шумнее, вольготнее, будто не два мужчины вышло, а пол-армии ушло на фронт, оставив запасные батальоны. Я посмотрела на стол, стоявший диагонально от нас. Там сидел парень, привлекший моё внимание ещё на площадке, где меня представляли. Статный, переросший не всех, но многих. Он перемалывал во рту еду безукоризненно белоснежными и ровными зубами, улыбаясь, как мог бы голливудский киноактер жевать жвачку. Обаяние перекидывалось через проход, и в таких, как он, вообще запросто влюбляются с первого взгляда. Я засмотрелась на него, он заболтался с теми, что сидели ко мне затылками.

— Джеро, пошли! — потянул его поднявшийся сосед, ниже ростом, но с нервными и хищными чертами. Их рисунок не предвещал спокойствия и доброжелательности. Въедливые глаза, узкие губы, весь какой-то… словно вцепившийся во что-то, как запасливая крыса.

— Идём, — встал тот и плавно растворился в выходе. Я только и вздохнула его спине, когда почувствовала на своём плече руку. Это был Шуга.

— Ну, Хо, удачного помыва посуды за стадом поросят! — Столовая за минуту опустела. На столах стояли грязные тарелки и кружки из-под простой воды. Их можно было бы и не мыть, но я никогда ничего не делала, спустя рукава. Положено, так положено. Но так хотелось пойти за всеми, посмотреть, чем они будут заниматься. Даже поучаствовать, возможно. Жаль, что женщинам нельзя быть ученицами Тигриного лога.

Ополоснув последнюю кружку, я взялась за огромный чан, чья чистота пригодится мне рано утром, когда я буду сонной и вялой, но уже надо будет наворачивать какую-нибудь кашу в этом котле. Локоть неохотно сгибался при движении тряпкой по чугунной поверхности. Зевнув, я всё ещё прокручивала перед собой увиденные лица, узнанное о них… кто же? Кто? Тот, с кем я уже пообщалась, или тот, с кем ещё и словом не обмолвилась? Сбоку от меня тихо приземлилась на стол посуда. Подскочив от неожиданности, я обернулась, обронив с испугу импровизированную мочалку. Неуловимо появившийся, Лео вернул утварь, взятую во время ужина. Уже вымытую. Протянул мне свернутую в трубочку маленькую бумажку. У меня замерло сердце. Неужели он решился начать общаться со мной? Только вместо слов, которые запрещены, подаёт мне любовные записочки. А он тот ещё!.. Разворачивая листок, я тут же погрустнела: «Дитя моё! За час до сна монахи любят пить женьшеневый, особый чай. Завари его, прежде чем идти на покой. Рецепт этого чая даст тебе Лео. Хранитель обители Хенсок». Я подняла взгляд и, знающий видимо, о чем говорил текст, Лео протянул вторую бумажку.

— Вы очень любезны, Энакин Скайуокер, — приняла я её, и не ожидая уже реакции. Сейчас у него был взгляд глубоководной рыбы — насквозь. — Впрочем, вряд ли ты знаешь, кто это…

Я растянула рецепт перед глазами и приятно удивилась, что Хенсок не пожалел сил подписать, в какой полке и каком закутке брать нужные травы. Лео обошел меня и завозился в печи. Надоевшее мне ощущение присутствия обиженного смертельно на меня человека вызвало желание ответить тем же. Я принялась игнорировать стража, как и он меня. Дотягиваясь до верхних полок, изучая банки и связки-веники с засушенными колосиками, цветочками и метелками горных растений, я сверялась с их описаниями Хенсока, попеременно отщипывая меру и бросая в здоровенный чайник. Бак для кипячения воды ждал, когда я двину его на огонь, но там ещё стоял Лео, и я отложила это действие на конец. Женьшень я знала сама, поэтому добавила его последним, найдя без указок. Итак, больше занять себя нечем, придётся обратиться к печи. Развернувшись, я подошла, показывая, что мне нужно продолжать дела. Отвечать на поступки такими же поступками получалось неосознанно. Вместо слов я уже невольно хотела изображать всё жестами. Лео, даже краем глаза не посмотрев на меня, выудил из пламени положенную туда им же кочергу. Раскаленная до красна, она осталась черной на самом кончике, за который и взялся Лео. Я всё равно была уверена, что это жутко горячо, и остановила дыхание, переживая, как бы от его ладони не пошел пар. Но он, как будто до неизвестного количества лет здесь целое столетие пробыл йогом в Гималаях, спокойно держал кочергу, разворачиваясь ко мне. Она была алой и светилась, как лазерный меч из Звездных войн. Лазерный красный меч Дарт Вейдера, которым и стал Энакин Скайуокер. Я округлила глаза, когда молодой человек махнул ей, как оружием и только тогда посмотрел на меня.

— Ты знаешь, кто это… — исправила я себя, извиняясь интонацией за то, что подтрунивала над привратником. Лео бросил кочергу в старое ведро с грязной водой из-под посуды, что я перемыла и, слабо-слабо улыбнувшись, кивнул и пошел прочь. Невероятный чудак!

Завершив всё, что было мне поручено и предписано, я вышла из прогретого зала, по сравнению с температурой которого на дворе оказалось более чем прохладно. Зябко потерев плечи, я оглядела округу, где не горел ни один фонарь. Только далекая лампочка в каком-то окне, неподалеку от стены. Дежурный свет или комната стража? Нужно было бы идти к себе и, позанимавшись по учебникам, ложиться спать, но любопытство повело меня к краю этого уровня высоты, с которого открывался вид на нижние. Удивительная тишина стояла во всём монастыре, и только отдаленное журчание воды, такое мелодичное, что по одному звуку представлялась её кристальность, мягко звенело со стороны возвышающейся Каясан. Днём я его не слышала, несмотря на цельный покой, царящий тут, но, недаром говорится, что ночью даже природа засыпает, а когда она спит, то можно услышать вкрадчивое дыхание неба — так когда-то говорила моя бабушка. Я подошла к перегородке и, несмотря на то, что чернота поглотила все раскинувшиеся дорожки и площадки, сровняв по темноте с обрывом вдалеке, я почувствовала шевеление людей внизу. Но никаких подробностей разобрать было невозможно. Спуститься на одну лестницу и приглядеться? Я отправилась было к ней, но вдруг столкнулась с Хенсоком.

— Не стоит, — выставил он руку передо мной, всё ещё улыбаясь.

— Я заварила чай, как вы и просили. Он остывает, — поклонилась я, отчитываясь.

— Горячие напитки, как и горячительные, вредны для желудка и характера, — доверительно изрек настоятель.

— Они что, занимаются в полной темноте? — не выдержала я, не пытаясь больше тонко намекать, что надо бы позвать ребят на чаепитие, чтобы поболтать, отдохнуть и прийти в состояние нирваны перед сном.

— Да, это важная часть обучения в Тигрином логе, — Хенсок развернулся к перилам и встал рядом со мной. Я, конечно, вернулась в прежнее положение, но лучше видеть не стала. Ощущение, что тех, внизу, накрыли черным колпаком. А он-то, старик, будто в телевизор глядел. — Хищники видят ночью, как и днем. Настоящий воин — хищник. Он должен различить врага везде, всегда, а вот враг его видеть не должен. Мальчикам необходимо познать в совершенстве бой в ночи, погружаться во тьму, чтобы подружиться с ней, изучить её и приноровиться к ней. Кроме того, глаза их станут более зрячими…

— Разве это не глупо? — пожала я плечами, развивая мысль: — Я прочла, что раньше вот таких «тигров» призывал король для защиты государства, но если сейчас нет войн и они тут навечно — для чего это всё?

— Нет ничего более постоянного, чем временное. Нет ничего более проходящего, чем вечное, — Хенсок, мне показалось, был в очень хорошем расположении духа. Впрочем, в плохом я его пока не видела. — Войны были и есть всегда, как всегда было и будет добро и зло. Войны, пускай невидимые, идут повсюду.

— Невидимые войны? — опустила я брови, нагнав морщин на переносицу. Либо он слишком мудр, либо я тупа. Рассматривается одновременная верность обоих вариантов.

— Хо, тебе надо выспаться, потому что завтра день будет более тяжелым, ведь работать придется с самого утра, — посоветовал Хенсок, не придав значения моему вопросительному возгласу.

— Да, вы правы… — я не уставала кланяться при каждой встречи с ним и прощании и, уже дошагав до лестницы вверх, оглянулась. — А сколько здесь лет живет Лео?

— Одиннадцать. Он приехал сюда из другого монастыря совсем юным подростком.

— То есть, он не знает другой жизни, кроме подобной? И это ведь псевдоним, верно?

— Никто не имеет права лезть в жизнь брата, которая была у него до ухода в монастырь, — посуровел Хенсок, отбив желание спрашивать о чем-то ещё. — Прошлое стерто, и не все любят его. Кто-то приходит сам, отрекаясь от прежнего. Добрых снов, Хо!

— Доброй ночи, учитель Хенсок! — пожелала я тоже и, задумчивая, побрела к себе. Я пережила первый, неполный день в Тигрином логе, и это уже было за гранью моих возможностей. Так я думала раньше. Но это случилось! Меня не разоблачили, никто не распознал во мне девушки. Видно, мои угловатость и неотесанность замечательно прятали половые признаки, так что никто из парней не задал и вопроса. Да и откуда бы им быть такими опытными, чтобы сразу догадываться? В самом деле, были ли среди них опытные? Осталась ли у кого-то за стеной девушка, любовь, интересная история? Я вспомнила, что Джей-Хоуп не дорассказал о том, почему мог не приходить сюда. Завтра обязательно попрошу о продолжении.

6 сентября

Горный будильник ввёл меня в прострацию не во время пробуждения, а минуты две спустя, после осмысления, что я услышала. Кукареканье петуха. Осознав присутствие неподалёку деревенской атрибутики, я села и потерла глаза. В окно уже заворачивало, паркуя не разогретые лучи, солнце. Сколько же времени? Телефон у меня забрали, наручных часов не было. Оставалось надеяться, что я не проспала, а потому поспешила подняться и одеться. На выходе из своей кельи я увидела идущего в сторону грубого бельведера, служившего проходом к лестнице, Хенсока. Заметив меня, он остановился и стал ждать. Я спустилась до него и пожелала доброго дня.