— Уговор дороже денег. Я же обещал. Помочь тебе с чем-нибудь? — злясь, что я заславляю его настаивать на альтруизме, притопнул ногой парень. Энергию девать некуда?

— Я со всем справляюсь. Правда, не надо, — заглянула я в его непроглядные черные глаза. Скудные лампочки на потолке столовой не помогали развеять этот мрак.

— Ты хочешь оставить меня своим должником до того момента, когда я отсюда выйду? — хмуро оперся он напрягшимися пальцами о столешницу. Коричнево-золотистые от загара и черной работы, уже без брезгливости выполняемой всеми адептами, они торопливо и беззвучно забарабанили по дереву. Приятно было поговорить с человеком, который знал, что уйдет отсюда! И это не я ему проболталась. И это не из устава он узнал, а просто сам решил, что уйдет отсюда тогда, когда ему станет нужно, и говорил об этом при мне не стесняясь.

— Нет… ладно! Сделай одолжение, называй меня по имени, пусть оно и ненастоящее.

— Всего-то? — не вдохновился Сандо моей ценой за выполненное поручение. Я кивнула. — Давай я лучше нормально тебя потренирую утром? — я скептически повела носом:

— Ты это должен и без дополнительных просьб делать, по поручению Хана! А вместо этого работаешь грушей для битья, и я учусь лишь нападать, а не драться.

— Но не могу же я тебя отлупить! — оттолкнулся парень, опять собравшись уходить. Нам с ним не так-то просто прийти к компромиссам, слишком разные характеры. У него всегда такой был? Или после трагедии сделался? Если всегда, то в какой-то степени можно понять, почему девушка не дождалась из армии. Кто же в здравом уме решится соединить свою жизнь с таким бешеным темпераментом? Это как построить дом на вулкане. Нужно обладать ангельским терпением, а скорее нервной системой примитивнее, чем у гидры, чтобы не рефлексировать и не обращать внимания на постоянные выпады и дерганье. — Ладно, утром посмотрим, — проговорил он и ушел на ночные занятия.

С Рэпмоном, Пигуном и Дженисси мы прощались около полуночи. Ви и Шуга ушли спать несколько раньше, доверив меня старшим братьям. Я и сама им доверяла, даже Рэпмону, переставшему вызывать опасения домогательствами. Они ушли из его головы. Не знаю, надолго ли, но относительно меня насовсем, я думаю. Наверное, присмотрелся и, растеряв радость от обнаружения девушки, понял, что я не в его вкусе. Или Тигриный лог потихоньку образумил его.

Задержав, как и обещала, Дженисси, я промучила его лишними вопросами и просьбами дополнительно порешать задачи ещё полчаса, после чего, выйдя вместе с ним из библиотеки, потушив там свет и прикрыв дверь, убедилась, что он направился прямо в общежитие, не сворачивая. Интересно, как идут дела у Сандо? Сможет ли он разговорить Кидо и помочь тому облегчить душу? Что-то мне не верилось в то, что наш задира хороший психолог. Но, может, врачом поработает непосредственно соджу? Любопытство подталкивало пойти и посмотреть, хотя бы заглянуть краем глаза и удостовериться, что разговор у них клеится. И всё же это нехорошо — вмешиваться. И подслушивать. Ведь я могу невольно услышать что-нибудь из откровений, не предназначавшихся для моих ушей.

Я ушла в свою келью и улеглась спать. Было действительно холодно, и обогреватель — отличная идея, но когда я уже забралась под одеяло, то никакие силы не могли заставить меня вылезти из-под него и, уставшую, пойти куда-то снова. Да, я тренировалась с остальными учениками, но закалкой не занималась. Я не обливалась холодной водой по утрам, а от источника у меня свело даже кости и корни зубов. Какая мне зима на Каясан? Я уже нашла столько оправданий тому, что вынуждена уйти… Временами выходило смиряться с этой мыслью, и иногда я даже понимала, что могу не выдержать суровых условий трех снежных месяцев и морозов, и сорвусь или сбегу добровольно. Легкий шорох заставил перевернуться на другой бок и посмотреть на вход. Странно, но я уловила весьма отдаленный звук. Неужели я всё-таки приобретаю внимательность, которой должны обладать воины? После упрека Сандо я весь день концентрируюсь и культивирую в себе сверхспособности, которых нет и в помине.

Шаги усилились и, после легкой заминки, дверь приоткрылась. На удивление себе, в темной-темной темноте я немного прозрела и различила контуры Лео. Это спасло меня от напряжения и испуга, но не уберегло от изумления.

— Лео? — вслух спросила я, чтобы избавиться от ощущения наваждения.

— Да…

— Ты чего здесь? — окончательно передумала я спать от его шепота.

— Я думал… — он сделал несколько шагов внутрь. — Включить свет?

— Не надо, а то кто-нибудь заметит и прибежит выяснять, всё ли в порядке, — я улыбнулась, вспоминая, как следил за моими окнами Джин. Такой верной охраны у меня больше нет, но любознательных и не угомонившихся в монастыре всё равно хватает. Если Шуга пойдёт в туалет и увидит, что я не сплю, он обязательно заглянет лишний раз пожелать спокойной ночи. Хотя туалет совершенно в другую сторону… Но тут как-то умудряются плутать когда не надо, кто не надо, где не надо. Не говоря уже о Джей-Хоупе, который совсем близко тут, на посту, и своим зорким взглядом держит под контролем всю обитель. Нет, правда, он меня пугает своей досужестью. Если Хенсок всё откуда-то знает, то я представляю себе, что от каких-то индивидуальных посланий через космос, или божественные откровения. А когда всё знает Джей, то я ощущаю, будто он невидимкой присутствует в каждом углу. И с такой фобией мне как-то даже мыться становится тревожно. — Так, о чем ты думал?

— О том, что ты сказала… что холодно…

— И ты принес калорифер? — хмыкнула я, видя, что в руках у него ничего нет, и на пороге он ничего не оставил. Лео застопорился. Иронию он пока что слабо понимал, но, вопреки своим давним убеждениям, что чувство юмора в мужчине одно из главных качеств, я считала, что это придаёт ему особое свойство. Без глупых шуточек, которые так любят парни, без подколов, без сарказма, без всего того, что рано или поздно приводит к обману, я могла быть уверена, что всё, что говорит Лео, всегда честно, серьёзно, достоверно и неизменно для него. Это приятно, говорить с человеком, чьи слова точно передают его мысли, потому что большинство людей сейчас этим похвастать не могут. — Забудь. Я как-нибудь проживу оставшиеся дни без него.

— Ты нормально себя чувствуешь… после… того, как залезла в воду? — беспокойно спросил Лео, топчась на месте.

— Да, всё в порядке. Видимо, в этот раз грешных мыслей не было, — я поманила его рукой. — Подойди сюда, чего ты со мной с противоположного конца комнаты разговариваешь?

— Держу дистанцию.

— Зачем? — понимая, всё равно задала вопрос я.

— Ты знаешь, — не дал ввести себя в заблуждение Лео. Но всё равно подошел, запоздало среагировав на мою просьбу.

— Знаю… но мне несмотря ни на что это кажется лишним. Разве в голове ты можешь держать дистанцию? Ты можешь вообще не показываться мне на глаза, но я не могу не думать о тебе. Так какой толк в твоём отсутствии? А у тебя по-другому? Скажи, ты умеешь не думать о том, о чем не надо? Я хотела бы этому научиться, — Лео взялся за табурет, чтобы пододвинуть его к кровати и сесть, но я схватила его за другую руку, что была ближе ко мне, и потянула, усадив на постель. Подчиняясь, он безвольно уселся возле меня.

— Наверное, тоже не умею, — признался он. — Иначе бы не пришел сюда.

— Разве это не чувство ответственности, жалости, заботы привело тебя сюда?

— Люди… обычно, когда им чего-то нельзя, — Ой не люблю я, когда Лео начинает про "нельзя", зачастую это заканчивается быстрым прощанием и продолжительным молчанием. Да и без этого, когда я смотрю на этого молодого мужчину, а на нем будто табличка висит "нельзя", мне делается дурно. Я хочу встречаться с ним, спокойно быть в него влюбленной и надеяться на что-то, а не биться головой о дверь с надписью "закрыто". — Они оправдывают себя в глазах других, и своих, называя свои желания более благородными поводами, — Лео с возвышенной тоской посмотрел на меня. — Я не буду поддерживать ложь. Мне нельзя хотеть, но пришёл я сюда, потому… потому что хотел прийти. И как не пытался себя убедить, что тому есть другие причины, я не смог найти их.

— Лео… — выдохнула я, взяв его за руку. Он сжал её крепче.

— Я должен был принести тебе калорифер. Но не сделал этого, — его голос стал совсем глухим и тонущим в ночной тишине. — Потому что хочу греть тебя сам, — Сам, сам, сам! Как я любила, когда с его уст слетало это слово! Оно переламывало его обреченность, податливость и вечное бездумное следование внешним обстоятельствам. Он тут же проявлялся таким, каким был, со своими желаниями, со своими мыслями, он становился собой, таким, каким станет окончательно, когда выйдет за ворота.

Севшая, я бросилась обнимать его, прижимаясь крепче и крепче. Почему он захотел греть меня? Ему понравилось ощущение соприкасания, когда он вытащил меня из источника? Я в тот момент ничего толком не понимала, но ведь для него это было впервые тогда, держать голую девушку, и самому в то же время быть без одежды. И сейчас… Он обхватил меня сильными руками, стиснув до разумного предела. К чему это всё приведет? Зачем это всё? Страшно поверить в то, что "мы" — я и Лео — возможны, что вне Тигриного лога нас ждут отношения. А если нет? Нечего думать о будущем! Сейчас, он со мной сейчас, пришел, хотел, думал обо мне, как и я, не смог перебороть тяги. Я затащила его под одеяло, подвинувшись к самой стенке. Тесно, почти неудобно, но так замечательно! И очень, очень тепло. Обвивая руками его твердое и невинное тело, я даже не лезла с поцелуями. Знала, что он не дастся в пределах монастыря. Но и того, что я имела, мне было достаточно. Его плечо вместо подушки, его дыхание у виска, чувство надежности от его присутствия.

— Наставники были правы… — прошептал Лео.

— В чем именно?