Вновь мы, казалось, были отрезаны от всего мира, путешествуя сначала по известковым холмам, затем по густым лесам и далее, через холмы, на север, в страну гор. Климат был тяжелым, и путешествие – нелегким, но нам было хорошо друг с другом.

Через двадцать дней мы прибыли в Смон Тьанг, и вновь у меня не родилось ощущения, что я вернулась домой. Я видела эту страну такой, какой она была на самом деле, – бедная, с тусклыми красками, с населением, придавленным вековыми суевериями, страшащимся тысячи демонов.

Поскольку мы собирались завладеть слезой Будды из монастыря Чома-Ла, то обошли Галдонг ночью, чтобы не попасться никому на глаза. Я не сомневалась, что Рильд знает о нашем появлении, ибо он предсказал его семь лет назад, однако он не станет делать ничего, чтобы остановить нас, ибо любое действие прочнее привяжет его к Колесу перерождений. Впрочем, я была довольна тем, что мы пришли ночью, потому что не хотела возобновлять знакомство ни с кем, кого знала в старые дни. Нам нечего было сказать друг другу.

Так как у нас было немного времени, а мы не собирались приезжать в Шекхар раньше назначенного срока, то на три дня разбили лагерь в высокогорной долине, лежавшей в половине пути до перевала Чак. Здесь мы продали большую часть наших припасов и экипировки и сняли поклажу с Нава Второго, чтобы подняться на вершину перевала легко нагруженными.

Стояло лето, и хотя ночи были холодными, днем было очень жарко даже на такой высоте. Могильник, в котором покоился Сембур, как я и предполагала, оставался до сих пор нетронутым. Когда мы, пустив лошадей по склону шагом, приблизились к нему, я не испытала никакой печали, только тепло благодарности. Я произнесла молитву, положила на могильник венок сухих цветов, собранных в долине, и мы тронулись дальше, чтобы пройти оставшиеся мили нашего долгого путешествия до Шекхара.

Мы знали, что «Калабрия» уже доставила Вернона Куэйла в Бомбей, и удивлялись тому, что человек его возраста в состоянии совершить столь утомительный путь, который проделали мы. Но я не сомневалась, что он будет дожидаться нас в Шекхаре, сознавая, что время спокойствия подошло к концу. Теперь каким-то пока еще неведомым образом нам предстоит сражаться за жизнь Элинор и, возможно, за наши собственные жизни.

ГЛАВА 17

В миле от деревни нам навстречу выехала дюжина кхамба, которые образовали вокруг нас плотное, хотя и незамкнутое кольцо, намереваясь сопровождать нас до деревни. У многих были примитивные ружья, у остальных – дубинки или ножи с длинными лезвиями.

Я церемонно поприветствовала их на тибетском, но не получила ответа. Они только смотрели зло и завистливо на карабин "Ли Метфорд", что был у седла Адама. Мы продолжали ехать легкой рысью, и я заметила, что Адам улыбается, словно все было ему совершенно безразлично. Один из кхамба приблизился вплотную и попробовал дотронуться до карабина. Адам просто посмотрел на него, но тот отпрянул так, будто на него оскалился снежный барс. Через несколько минут мы достигли скопища каменных лачуг, и я вдохнула знакомые запахи цампы, прогорклого масла, горящего жира, пота и немытых тел.

Из двери одной из лачуг показался Вернон Куэйл, направившийся в нашу сторону. Он был без шляпы, серебристые волосы шевелил легкий ветер. Совершенно невероятно, но на нем были те же самые воротничок, галстук и твидовая куртка, которые он надевал, отправляясь собирать растения и насекомых. Чтобы добраться до этого места, он должен был проделать тот же путь, что и мы, жить на протяжении дней на открытом воздухе, находясь на ветру и солнце, и тем не менее его тяжелое лицо было таким же бледным и пастозным, как всегда. Я почувствовала суеверный страх, ибо впечатление было такое, что стихии природы не оказывали на него ни малейшего воздействия, как не подвержен он был и нормальной человеческой усталости.

Вернон Куэйл переводил с Адама на меня пустые серые глаза. Молчание затягивалось, но наконец он сказал: – Как я чувствую, вы поженились. Знай я о вашем намерении, то поставил бы непременным условием нашего соглашения, что вы не вступите в брак раньше, чем будет покончено с нашим делом.

– Раз вы не знали о нашем намерении, стало быть, не настолько уж вы непогрешимы, Куэйл, как вам это кажется, – ответил Адам.

На мгновение в глазах Куэйла шевельнулось что-то темное и угрожающее, но голос его, когда он заговорил, был, как обычно, лишен всякого выражения:

– В последние дни я также почувствовал, что ваш приятель профессор Мэнсон решил перейти от теории к практике. Моя жена окружена эфирным барьером, создать который во всем мире способна лишь горстка людей, включая Мэнсона. В настоящее время наше предприятие требует всех моих сил, но можете не сомневаться, что как только оно будет завершено, я разберусь с профессором Мэнсоном.

– Поскольку свобода Элинор является частью нашей сделки, зачем вам нужно сохранять над ней контроль по-прежнему?

– Вы пока еще не выполнили своей части сделки, мистер Гэскуин.

– Мы явились сюда именно для этого, причем чем скорее мы приступим, тем лучше.

– Назначенный день – завтра. Мы выйдем отсюда на заре и к полудню прибудем в Великий монастырь Чома-Ла. Завтра девятижды девять по девять монахов Чома-Ла примут вас именно как тех трулку, о которых сказано в пророчестве. Вы подъедете к огромным дверям, они будут открыты. Потом вы подниметесь в Храм Молитвы и возьмете слезу из руки Будды, после чего вернетесь к тому месту дороги, где я буду ждать вас с этими людьми, – он показал на кхамба, которые все еще не отходили от нас.

Адам окинул взглядом злобные хмурые лица.

– Удивляюсь, Куэйл, как они вас не убили. Они – дикари, а вы – одинокий иностранец, не знающий здешнего языка.

Куэйл презрительно прищурился.

– Вы ошибаетесь в своих предположениях, мистер Гэскуин. Язык я знаю достаточно. Кроме того, я для них вовсе не иностранец, поскольку появление Серебряного трулку, несущего золото, – тоже часть пророчества. Я дал им пятьдесят золотых соверенов, что их вполне удовлетворило, – он посмотрел на карабин Адама. – Будьте любезны, дайте мне это оружие. – Адам улыбнулся и отрицательно покачал головой. – Когда вы приблизитесь завтра к Чома-Ла, совершенно необходимо, чтобы ни у вас, ни у Джейни не было с собой никаких металлических предметов. Вам нельзя брать с собой ни винтовку, ни кинжал, который привязан к вашей ноге под бриджами, мистер Гэскуин.

Адам потер подбородок.

– Хотел бы я знать, что еще вы напридумаете дальше, – задумчиво проговорил он.

Куэйл пожал плечами.

– Пусть Джейни в подробностях расспросит этих людей о легенде.

– Ладно, – кивнул Адам, – но я не вижу нужды торопиться отдавать вам винтовку и нож. Мы подождем до завтра, когда придет время.

– Как будет угодно. Подробные инструкции получите перед отъездом.

Мы спали в одежде в одной из лачуг, используя еду и питье из наших собственных припасов, потому что Адам мрачно напомнил:

– Помимо всего прочего, Куэйл отлично разбирается в травах. Я не собираюсь находиться под действием наркотика, когда завтра мы отправимся в монастырь.

Позднее, когда мы лежали рядом в спальных мешках, он тихо спросил:

– Джейни, милая, ты боишься?

– Нет, скорее нет. Я знаю, что бояться следовало бы, потому что этот ужасный человек наверняка замышляет против нас какое-то зло, но я… я думаю, что пока мы вместе, Адам, все будет хорошо.

– Мы будем вместе все время, – он сжал мою руку. – Замечательно, что Мэнсону удалось заблокировать влияние Куэйла на Элинор. Эта свинья встал прямо-таки на дыбы.

– Да. И чем дольше он не может до нее дотянуться, тем лучше она будет себя чувствовать, – прошептала я. – Она чрезвычайно сильный духом человек, Адам. Но как ни странно, сегодня я целый день не вспоминала про Элинор. Тяжело в этом признаваться, но пока мы шли через перевал, я все время думала о твоем отце. Скверно, что мы уехали, когда он так болен.

– Он отнесся к этому с пониманием, Джейни. Кроме того, ты, с его точки зрения, не можешь делать что-нибудь неправильно. Еще мне кажется, что он не надеется дожить до нашего возвращения и даже отчасти рад тому, что ты будешь избавлена от зрелища его страданий в последние недели и дни.

– Да, это на него похоже. Милый мой, я так рада, что ты подружился с ним, когда наконец вернулся домой.

– И я тоже, Джейни, – Адам поцеловал меня в губы. – Теперь давай спать, счастье мое. Завтра у нас будет трудный день.

* * *

Примерно в миле от Шекхара дорога расходилась натрое, чтобы десятью милями севернее вновь сойтись воедино в том месте, где по гребню проходил торговый путь из Магьяри и откуда на противоположной стороне пологой долины был виден Великий монастырь.

Центральный путь этой вилки был самым коротким, но и самым трудным. Левая тропа отклонялась на запад, была на милю длиннее, но идти по ней было намного легче, особенно каравану груженых животных. Последняя же была известна как Путь пилигрима, потому что согласно легенде в далекие времена этой тропой шел известный своей святостью человек, который и основал Чома-Ла. Дорогу, которой он шел, пересекал очень глубокий овраг шириной шагов в сорок. Овраг тянулся к северу, постепенно расширяясь почти вдвое, затем снова сужаясь до ширины небольшой трещины в породе и полностью исчезая к тому месту, где дороги сходились. Легенда рассказывала, что святой перешел его по воздуху.

Через овраг был положен деревянный мост, неоднократно обновлявшийся на протяжении веков, потому что этим путем пользовались люди, совершающие паломничество в Чома-Ла. Обычные путники избегали его, поскольку восточный склон оврага сильно накренился под гору и был покрыт камнями и валунами. За время своей жизни в Смон Тьанге я никогда не слышала, чтобы там случались обвалы, но старый Таши говорил, что очень давно один все-таки был.

Мы выбрали короткий путь. Проводниками были двое кхамба. Прямо за ними ехал Вернон Куэйл. Затем следовали я и Адам, а замыкали процессию еще десять кхамба. Когда солнце поднялось высоко, стало очень тепло. Кхамба сняли свои кожаные одежды, я и Адам тоже сняли куртки и привязали их к седлам. Я повязала вокруг шеи тонкий хлопчатобумажный шарф, чтобы воротник рубашки не намок от пота и не начал натирать мне шею. Вернон Куэйл не обратил ни малейшего внимания на перемену температуры и как ни в чем не бывало продолжал свой путь – гротескная, но в то же время пугающая фигура.