– Если бы я по-прежнему жила в Намкхаре, то, как и Рози, делала бы жесты-заклятья, вертела молитвенное колесо и ставила ловушки для демонов, – вздохнула я. – Вернон Куэйл отчасти напоминает Рильда, верховного ламу, про которого я вам рассказывала, но Рильд был хороший человек, а Вернон Куэйл, на мой взгляд, дурной.

Дэвид обрабатывал быку копыто, зажав его между коленями.

– Дурной? А что он такого сделал? – спросил Дэвид.

– Он совершенно изменил Элинор. Вы ее просто не узнаете.

– Полагаю, в браке люди меняются.

– О, не надо быть таким по-дурацки рассудительным! – сердито воскликнула я. Затем мне пришлось обратиться на тибетском к Старому Уилфреду, потому что он зафыркал и забеспокоился: – Успокойся, мой маленький. Тихо, тихо. Потерпи немножко, и мы сделаем так, что тебе больше не будет больно. Тогда ты снова сможешь гулять по прохладной зеленой травке…

Мы больше не разговаривали, пока не покинули ферму. Я села рядом с Дэвидом в двуколку, привязав Нимрода сзади. И только тогда я начала рассказ о том, как все изменилось в "Приюте кречета", или, точнее сказать, попыталась рассказать, потому что передать многое словами было очень трудно. Он слушал молча, пустив Смоуки медленным шагом, а когда я завершила свое описание, мрачно проговорил:

– Я не в состоянии ничего объяснить, Джейни. Никто другой, похоже, тоже не может. Моя работа сводит меня с самыми разными людьми – от сквайра до скупщика лошадей. Куэйл ни с кем не пытался подружиться. Когда к нему обращаются, он вежливо отвечает. Что касается остального, то впечатление такое, что ему ни до чего и ни до кого нет дела. Он полностью поглощен своими заботами, в чем бы они ни состояли. Это, впрочем, его право, но он, кажется, отрезал от всего мира и Элинор. Не намеревается ли он превратить ее в отшельницу?

– Не знаю, Дэвид, – к горлу у меня подступал комок, и вот-вот грозились выступить слезы. – Я не знаю, что он намеревается делать, и чувствую себя совершенно беспомощной.

Помолчав, он устало вздохнул.

– Хорошо это или плохо, но Элинор замужем за Верноном Куэйлом. Этого не изменить.

Мы свернули с дороги на лесную тропу, которая вела в коттедж Дэвида. Бросив на меня взгляд, он спросил:

– А вы рассказали ей о вашем открытии? Я имею в виду – о письме Сембура и о ваших отце и матери?

– Да, я сделала с письма копию и прочла ей. Я думала, она придет в восторг, и мы вместе посмеемся над тем, что я оказалась махарани, и что она захочет встретиться с майором Эллиотом, чтобы расспросить его, что он предпринимает… О, да ведь много о чем можно было поговорить! Но ничего подобного не произошло, Дэвид. Она просто кивнула, слегка улыбнулась и сказала: "Как интересно, дорогая Джейни". Вот и все.

Дэвид прикусил губу, и я поняла, что мои последние слова дали ему самое яркое представление о том, до какой степени изменилась Элинор.

– А Куэйл про вас знает?

– Он знает только последние новости, потому что он находился в комнате, когда однажды за ужином я обо всем рассказала Элинор и прочла ей письмо. Он, кажется, никогда не вслушивается в то, что мы говорим, но он должен был слышать. Не знаю, рассказывала ли Элинор ему про то, что со мной было до того, как я попала в "Приют кречета".

Дэвид повернулся и недоверчиво посмотрел на меня.

– Вы рассказали всю эту историю с письмом Сембура, а он даже не обратил внимания? Не задал ни единого вопроса?

– Совершенно верно.

– Милостивый Боже, да человек ли он вообще? При этих словах я вздрогнула. Мы молча доехали до его коттеджа, и он пригласил меня выпить с ним в саду чаю.

– Вы не получали никаких известий от майора Эллиота? – спросил он, пока мы ждали, когда Рози подаст нам чай.

– О, извините, мне следовало бы сообщить вам, – смутилась я, – но я так беспокоюсь об Элинор с тех пор, как она приехала.

– Не имеет значения. Так что вам следовало мне сообщить?

– Только то, что мне написал майор Эллиот. Он останавливался на два дня в своем клубе в Лондоне, чтобы встретиться с теми, кого он назвал "подходящими людьми". Армейские власти, похоже, заинтересовались делом, но Министерство колоний ведет себя очень сдержанно, поэтому он через своего приятеля вышел на Министерство иностранных дел, и они там все вытаращили глаза. Они сказали, что маркиз Лэндсдоун, министр иностранных дел, сейчас в отпуске, но когда он вернется, то обязательно во всем разберется. До тех пор дело должно держаться полностью в секрете.

Дэвид рассмеялся.

– Вот паршивцы. У них нет никакого права указывать, что вы можете говорить, а что – нет.

Я пожала плечами.

– Какое это имеет значение? Майор Эллиот говорит, что могут пройти недели, прежде чем я услышу какие-нибудь еще новости, потому что Лондон захочет обсудить политические обстоятельства с Дели и… А, не знаю. Я вполне довольна, что он встретился с лордом Кэрсеем, джентльменом, про которого он нам говорил и который был командиром того полка. И этот джентльмен, судя по всему, очень хочет, чтобы с Сембура было снято обвинение, а это – единственное, что для меня важно.

Тремя днями позже Вернон Куэйл поразил меня тем, что после ужина пришел в гостиную. Прежде такого не случалось. Мы с Элинор сидели у открытого окна, наслаждаясь вечерней прохладой. Передо мной стоял маленький стол, и я выписывала кое-какие любопытные места из "Кантри Лайф" и "Вэнити Фэйр". У Элинор на коленях лежали пяльца, около локтя в шкатулке – шелковые нитки, и она вышивала на своей шелковой шали цветок.

Теперь я всегда старалась занять чем-нибудь себя и Элинор, когда после ужина мы вместе отправлялись в гостиную. В первый день ее приезда я буквально исстрадалась, пытаясь поддерживать разговор при том, что собеседница моя не проявляла никакой к нему склонности. Теперь мы изредка обменивались парой пустячных замечаний и возвращались к нашим занятиям до тех пор, пока я не найду, что еще сказать.

Мы обе вздрогнули, когда открылась дверь и вошел Вернон Куэйл.

– О, Вернон… – улыбнулась Элинор.

Я заставила себя улыбнуться тоже, но воздержалась от какого-либо приветствия, поскольку мы расстались в столовой менее получаса назад. Он, пододвинув кресло, устроился лицом к окну, не обращая ни малейшего внимания на Элинор. Подперев подбородок рукой, он несколько минут смотрел на меня с любопытством, а потом произнес своим сочным голосом:

– Как я понял, во время своей жизни в Смон Тьанге вы несколько раз побывали в Тибете.

Я изумленно подняла глаза и медленно отложила в сторону перо.

– Да, верно, мистер Куэйл. Мы называли его Бод.

– И при этом вы предпочитали перевал Чак, а не Шарбу или Коре?

Я изумилась еще больше.

– Совершенно верно, потому что Чак находится не так высоко, как остальные два. Но откуда вы о них знаете, мистер Куэйл?

– Я бывал в Тибете, – ответил он так же равнодушно, как будто речь шла о том, что он бывал в Винчестере.

– Бывали? – возможно, это прозвучало невежливо, хотя я отнюдь этого не хотела.

Мне трудно было представить себе, что этот худой, бледнолицый англичанин неопределенного возраста мог путешествовать по земле Бод.

Элинор проговорила немного взволнованно:

– О, но ведь Вернон очень много путешествовал, разве я не говорила тебе об этом, Джейни? Он был в Индии, Китае, Египте, Вест-Индии, очень многих местах.

– Простите, если мое удивление прозвучало невежливо, – я обращалась к Элинор и ее мужу одновременно. – Но я в самом деле очень удивилась, потому что в Тибете были немногие. Ведь там нет дорог, туда не доедешь в коляске, и вообще путешествовать там очень тяжело, в особенности на больших высотах.

Губы Вернона Куэйла изогнулись в чем-то, что, по-видимому, было презрительной гримасой.

– Когда тело послушно разуму, проблем не существует, – высокомерно сказал он. – Я вступил в Тибет по главной дороге, к северу от Дарджилинга. Район, в котором путешествовали вы, я не знаю совсем.

– Я тоже знаю его не очень хорошо, мистер Куэйл. Мы просто шли старой торговой дорогой до Магьяри, а потом тем же путем возвращались назад.

– Тогда вы должны были проходить в нескольких милях от Чома-Ла и большого монастыря, который там находится.

– Да, я видела его с хребта, по которому проходил караван. Он расположен по другую сторону долины и, по-моему, построен в горе.

– А вам не случалось бывать внутри? Я улыбнулась.

– О нет, мистер Куэйл, меня туда ни за что бы не пустили. Разве что по приказу самого верховного ламы.

Он глядел на деревья в саду.

– Что вы знаете о Чома-Ла?

– Почти ничего, только то, что это важный монастырь. Конечно, ведь туда раз в год на особый праздник приезжает сам далай-лама.

Он полузакрыл глаза.

– Но ведь наверняка, когда вы проходили по дороге в Магьяри и видели большой монастырь по ту сторону долины, ваши спутники о нем что-то говорили, делали какие-то замечания, рассказывали, что они о нем знают, разве не так?

Я задумалась, стараясь припомнить, но в конце концов покачала головой.

– Думаю, что да, но сейчас я уже ничего не помню. Вероятно, я была слишком занята яками, чтобы обращать внимание на что-либо другое.

Ничего больше не сказав, Вернон Куэйл поднялся и прошелся по комнате. Примерно полминуты стояло молчание, а потом раздался звук закрывшейся двери. Элинор рассеянно сказала:

– Наверное, для этих листьев лучше взять не такие яркие нитки.

Я всегда была очень осторожна, пытаясь никоим образом не показать, какие чувства вызывает у меня Вернон Куэйл, и не обсуждать, что он делает или говорит, но на этот раз не удержалась:

– Как странно, Элинор. Почему мистер Куэйл спросил меня про Чома-Ла?

Она встала, растирая свои пальцы, словно они занемели.

– О, у него такие обширные интересы, – в ее глазах мелькнуло нечто вроде воспоминания. – Он увлекается естественными науками, астрономией, математикой, метафизикой… очень обширные интересы, правда, но все это не для моей головы, Джейни.