Парвати сказала, что армия в это не поверила, но притворилась, будто верит, потому что после смерти Ее Высочества жалованье солдат зависело от ее преемника, а Гхош пообещал им щедро платить. Еще она сказала, что обо всем сообщили британской армии и гражданским властям, и за мою поимку назначена награда. Весь штат дворца уволили, Гхош все заполнил своими людьми.

Я ничуть не был всем этим удивлен, Джейни, потому что у меня было время подумать и догадаться, что будет делать Гхош. Что меня удивило, так это то, что он не сказал, что я забрал тебя с собой. По-видимому, это не укладывалось в его историю о том, как я убил твоих мать и отца. Вместо этого он объявил, что ты в безопасности и за тобой присматривает няня, которую он нанял. Парвати сказала, что они найдут где-нибудь маленькую девочку и будут какое-то время говорить, что это – ты, а потом она умрет от лихорадки или другой болезни. Но она предупредила, что Гхош будет все время тебя искать, чтобы убить, потому что ты – законная правительница Джаханпура.

Я привез тебя сюда в Мустанг, чтобы никто нас не нашел, а через два года встретился у границы, в Бетхари, с Парвати. Она сдержала слово и дожидалась там меня. Она сообщила, что тот ребенок умер через шесть месяцев, что Гхош правит Джаханпуром, и там все успокоилось, но британцы продолжают меня искать, потому что всего лишь месяц назад к ней приходил какой-то человек и расспрашивал ее о той ночи, но она сказала, что ничего не знает, потому что иначе Гхош прикажет ее убить.

Мы встретились еще через два года, и тогда ничего не изменилось, но в следующий раз она уже не пришла. Я ждал ее в Бетхари две недели, но от нее не было никаких известий, поэтому я думаю, что она умерла.

Ну вот, я все написал, Джейни. Иногда я думаю, что мне следует взять тебя и поехать в Индию, в штаб армии, чтобы рассказать, как все было на самом деле. Но я боюсь. Последнее, что сказала Парвати мне: если Гхош обнаружит, что ты жива, ты обязательно погибнешь. Она из этой страны, и я ей верю.

Возможно, я расскажу тебе все, когда ты подрастешь, и тогда мы вместе примем решение, но тем не менее я решил это написать, потому что мало ли что может со мной случиться.

Не знаю, что еще сказать, поэтому заканчиваю.

Любящий тебя Сембур

(старший полковой сержант Джордж Берр)".


У меня стучало в висках, в горле пересохло. Я нашла первую страницу и заново перечитала все письмо, а потом, положив руки на стол, уронила на них голову. Меня терзало множество вопросов. Я горько жалела, что Сембур не описал моих отца и мать, тогда бы я могла их представить и ощутить с ними какую-то связь. Сейчас же эти двое, умершие такой страшной смертью, были для меня абсолютными незнакомцами.

Я заставила себя зрительно представить сцену за сценой из письма, принуждая воображение дорисовать то, что осталось неописанным в npocтыx, безыскусных строках Сембура. Пусть весь этот ужас обрушится на меня сейчас, это лучше, чем в будущем постоянно бороться с возникающими в сознании жуткими картинами.

Теперь я поняла, почему во сне мне порой виделись высокие прохладные комнаты, полный цветов сад и фонтан, сильные руки, принимающие меня из нежных, мягких рук, низкий смеющийся голос и высокий голос, который пел. Память сохранила для меня какие-то черты облика родителей, и я снова почувствовала, что на глаза наворачиваются слезы.

Бедный Сембур! Неудивительно, что безмерный ужас той ночи продолжал преследовать его в кошмарах. Бедный храбрый, преданный, попавший в такую беду Сембур. Даже перед самой смертью он пытался предотвратить малейшую возможность того, что Гхош меня обнаружит. Он сказал Мистеру, что я – его ребенок, а моя мать – Парвати. Он молил Мистера отправить меня в Англию, где я буду "в безопасности". Теперь я понимала, что он имел в виду, когда, умирая в пещере, признался Мистеру, что совершил кражу и убийство.

– Верно ли, что вы убили махарани и ее мужа?

– Да, сэр. Можно и так сказать.

– И сняли с ее тела драгоценности?

– Да, сэр. Я их взял, да.

– И скрылись?

– Совершенно верно, сэр".

При ответе на эти вопросы Сембуру даже не нужно было лгать. Он просто скрыл часть истины для того, чтобы никто не догадался, кто я такая. И, поступая таким образом, он прекрасно понимал, что умирает с клеймом жестокого убийцы.

Я вытерла глаза и оглянулась вокруг, ощущая себя совершенно опустошенной. Даже эта столь знакомая комната казалась чужой и странной, ибо история Сембура унесла меня в иной мир, мир страсти, жестокости и бешеной жажды власти, где человеческая жизнь ценилась так дешево, а предательство и подлость были обычным явлением. Я была наполовину индианка и половину жизни провела на Востоке, но при всем этом мир, который описал Сембур, был мне абсолютно чужд. Удивительно, но он и мой отец, оба стопроцентные англичане, понимали Индию гораздо лучше, чем когда-либо смогу понять ее я.

"Победитель получает все". Окровавленные губы моего агонизирующего отца произнесли эти жесткие, холодные слова. И, однако, кое-что он сумел сберечь от Гхоша – меня, свою дочь. Негодяй заменил меня другой малышкой, потом убил ее и стал махараджей Джаханпура. Но и теперь он, вероятно, время от времени задает себе вопрос, что случилось с маленькой исчезнувшей принцессой, жива ли она и где находится.

ГЛАВА 9

Я лишь смутно помню, как навела порядок на столе, убрала в Библию листки рисовой бумаги и вернулась в спальню.

Долгое время я лежала, уставившись в темноту и предпринимая безрадостные попытки найти свое место во внезапно перевернувшемся мире. Младенец во дворце в Джаханпуре, отец которого – полковник Фрэнсис Сэксон, а мать – махарани, принцесса Сароджини… Этот младенец – я. Однако как я ни старалась, все это никак не умещалось в моем сознании.

Для меня крошка-принцесса была совершенно другим человеком, не имеющим ничего общего с Джейни из Намкхары, Джейн Берр из сиротского приюта или Джейни Берр из "Приюта кречета" в Ларкфельде, графство Хемпшир.

Я была потрясена и даже испытывала своего рода трепет при мысли о положении и сане моих родителей, но сердце наполняла боль и скорбь, стоило мне вспомнить о жуткой смерти, которая их постигла. Но тем не менее я не ощущала ничего, что можно было назвать "голосом крови", который мог бы прозвучать вопреки всем прошедшим годам.

Потом я начала размышлять, должна ли я что-то предпринять ввиду сделанного открытия. Итак, по идее я являюсь законной правительницей индийского княжества. От этой мысли меня вдруг начал душить почти истерический смех, ибо утомление и сильное эмоциональное перенапряжение повергли меня в состояние душевной неустойчивости. Если спустя шестнадцать лет Чандра Гхош по-прежнему правит, ему нечего меня опасаться. Я не хочу быть индийской принцессой и сидеть на княжеском троне. Я хочу остаться тем, кто я есть, жить в Англии, ездить время от времени за границу, работать для Элинор. Со временем я, наверное, полюблю кого-нибудь и выйду замуж.

Мои представления о будущем были довольно туманными, я не имела каких-то твердых планов. Я словно прожила три различных жизни – в Смон Тьанге, в Бермондсее и здесь, с мистером Лэмбертом и Элинор. Они открыли мне дорогу в мир, где я была так счастлива, как вообще может быть счастлив человек. Прекрасно, если мне удастся открыть еще какие-то новые главы в своей жизни. Проще всего было бы не делать ничего, убрать бумаги и Библию и притвориться перед самой собой, что я не совершала никакого странного открытия… Но, безусловно, у меня есть долг перед трагически убитыми родителями. И если Чандра Гхош все еще жив, разве не следует сообщить властям о его преступлении?

Когда я, наконец, уснула, мне приснилось, что сквозь сильный буран я еду на своем пони, Иове, по незнакомому перевалу вслед за Мистером, который сидит на своем большом черном Флинте. Мы ищем Сембура, он потерялся. Я все время кричу Мистеру, что мы едем не в ту сторону, но он, по-видимому, меня не слышит. Пришпорив Иова, я нагоняю Мистера, он поворачивается в седле ко мне лицом… но это не Мистер: в капюшоне, который поднимается над его плечами, вовсе нет головы, я вижу его подкладку.

Я закричала, развернула Иова и галопом понеслась прочь по перевалу, зовя Сембура. Буран прекратился, сияет солнце, и прямо передо мной возникает виселица, вокруг которой стоят солдаты. Сембур там, он сидит верхом на Баглере, на нем только рубашка и брюки, его руки привязаны к телу цепью, обернутой вокруг него много раз.

Мною овладевает бешеная ярость. Я скачу к виселице, шепотом отдаю приказ Иову, и он начинает копытами крушить ее доски и перекладины. Солдаты кричат, но я обращаюсь к их лошадям, и те встают на дыбы и пятятся. Я оказываюсь около Сембура, хватаю конец цепи и выдергиваю ее. Оковы спадают, и вот мы уже мчимся рядом по залитому солнцем склону. Я плачу от облегчения. Посмотрев на Сембура, я вижу, что он намного моложе, чем запомнился мне. Наверное, это Сембур из моих самых первых воспоминаний. Кончики его нафабренных усов остры, как иглы, и блестят медным блеском. Он откидывает голову и весело, беззаботно смеется. Я никогда в жизни не слышала, чтобы он так смеялся.

В шесть часов я проснулась совершенно разбитая, вдруг осознав, насколько эгоистичны и безответственны были мои ночные размышления. Мне ни разу не пришло в голову самое важное. Натягивая халат, я побежала вниз, на кухню, позвала Бриджит, которая разжигала большую плиту. Я попросила ее наполнить для меня ванну прямо сейчас и приготовить для завтрака только хлеб, масло и ветчину, а также чай, потому что я собираюсь рано отправиться по делам.

– Хорошо, мисс, – Бриджит, поднимаясь с колен, выглядела несколько расстроенной, и это меня озадачило.

Я вполне сама могла наполнить ванну и с удовольствием приготовила бы себе легкий завтрак на кухне, но Элинор излечила меня от подобных наклонностей: "Никогда не посягай на обязанности слуги, Джейни. Это их огорчает. Иногда что-то гораздо легче сделать самой, но они воспринимают это как угрозу их средствам существования. К тому же это не укладывается в их представление об иерархии".