– А что в них такого особенного?

– Во-первых, они перестали быть регулярными, а, во-вторых, они какие-то обрывистые. Она начинает о чем-то писать, потом вдруг перескакивает на что-нибудь совершенно другое, так что иногда бывает даже трудно понять, о чем речь. О, я понимаю, что это звучит как ерунда, но я и в самом деле волнуюсь, мистер Хэйуорд. Еще до того, как ее письма изменились, она писала, что познакомилась с англичанином, который живет в той же гостинице, что и она, и как ни пытается она избежать его общества, он все время возникает перед ней. Впечатление, по ее словам, такое, будто ее преследует привидение. Она очень много шутила по его поводу, прямо как прежняя Элинор.

Я, немного смущенная, остановилась, чтобы перевести дыхание. Решив высказать свои опасения, я буквально обрушила их на голову Дэвида Хэйуорда. Казалось бы, он должен был над ними посмеяться, потому что до сих пор я не назвала ни одной серьезной причины для беспокойства, да и не смогла бы ее назвать, но он довольно мрачно сказал:

– Продолжайте, Джейни.

– Потом ее письма становились все более чудными, словно она не в себе. Они сделались совсем короткими, и несколько раз она упоминала в них этого человека, но уже больше над ним не смеялась. Мне показалось, что они подружились. Потом она переехала из Триккалы в Коринф, но его продолжала упоминать, будто он по-прежнему находится с нею.

– Она – не ребенок, – тихо промолвил Дэвид Хэйуорд. – Если она подружилась с мужчиной, значит, ей того захотелось.

– Но Элинор не будет путешествовать с мужчиной! Я знаю, все говорят, что она ведет себя совершенно невозможным образом, что ей безразличны условности. В некоторых отношениях это действительно так, но в других она неукоснительно соблюдает все правила поведения. Ах, все это так трудно объяснить. Она говорит, что получает мои письма, но, по сути дела, не отвечает на них, словно не понимает, о чем я в них говорю. И потом… ее нет уже больше трех месяцев.

Мы проехали рощицу и начали потихоньку подниматься к ферме Стэффорда.

– Возможно, она влюблена. Это, полагаю, все и объясняет, – произнес Дэвид.

Нащупав в кармане бриджей два листка бумаги, покрытых размашистым почерком Элинор, я, после некоторого колебания, протянула их ему.

– Это последнее письмо, которое я получила от Элинор. Оно пришло около недели назад. Я взяла его на Гусиный холм, чтобы еще раз прочитать.

Сделала я это в надежде найти в письме хоть что-нибудь, что могло бы меня успокоить и чего я, возможно, при первом чтении не заметила. Надежды мои оказались, однако, напрасны. Письмо гласило:


"Дорогая Джейни!

Твое письмо я получила, кажется, в четверг. Надеюсь, у тебя все хорошо. Пока у меня нет никаких заметок, которые ты могла бы перепечатать на машинке. Почему я так мало работала на прошлой неделе? Или я вообще уже давно не работаю?

Как глубок канал Коринфа! Как далеко внизу он находится! У меня закружилась голова, и я готова была броситься вниз с моста, но он держал меня под руку. Что мне делать?

Все время стояла жара, и мистер Куэйл посоветовал мне отдохнуть, потому что я слишком много работала и переутомилась. Как тяжело взбираться на мыс Суньон, особенно в утренние часы.

Живи хорошо, будь сильной и всегда оставайся самой собой, Джейни, всегда оставайся самой собой. Греция так прекрасна. Я отсутствую, по-видимому, уже очень давно и собираюсь вскоре вернуться. Пожалуй, это мне поможет.

Сегодня вечером мы чудесно поужинали на крыше одной из небольших гостиниц. Дул легкий ветерок, было прохладно, играли греческие музыканты. Совершенно очаровательно, уверена, тебе бы тоже понравилось.

Пишу это письмо перед тем, как лечь спать. Помолись за меня, Джейни.

С огромной любовью,

Элинор".


Мы остановились неподалеку от фермы, чтобы Дэвид Хэйуорд мог спокойно прочитать письмо. Я заметила, что он делается все более хмурым. Перечитав письмо дважды, он вернул его мне. В глазах его застыло огорчение.

– Я ничего не понимаю, Джейни.

– Я тоже. Но мне хотелось, чтобы вы увидели, что ее странности как-то не похожи на странности влюбленной. Ведь влюбленные пишут не такие письма?

– Нет, совсем не такие. В нем какие-то… отчаянные нотки.

– Так же показалось и мне. Но что могло случиться? И если что-то случилось, почему она не говорит?

Он с тревогой покачал головой.

– Бог знает, это какая-то тайна.

– Я прочитала в энциклопедии про этот мыс Суньон. Он находится к югу от Афин, там был построен храм Посейдона, и до сих пор сохранилось множество храмов. Но он находится вовсе не около Триккалы или Коринфа, и зачем ей, в конце концов, понадобилось забираться в древнегреческий храм в утренние часы?

Он пустил свою лошадь шагом, и я присоединилась к нему.

– Представления не имею, Джейни, – уныло сказал он. – Решительно никакого представления. А этот самый Куэйл – тот англичанин, с которым она раньше познакомилась?

– Да.

– Будь это любая другая, а не Элинор, я решил бы, что мистер Куэйл – один из тех паразитов, что присасываются к одиноким женщинам. Но она мгновенно распознала бы такого.

– Да, и к тому же ее нельзя назвать одинокой, мистер Хэйуорд. Она просто хотела побыть какое-то время одна, вот и все.

Мы уже приближались к коровнику, навстречу нам вышел мистер Стэффорд и поздоровался со мной. Маленькая рессорная двуколка Дэвида стояла во дворе. Он выпряг Смоуки, чтобы съездить в "Приют кречета", а потом на Гусиный холм за мной.

Работа ветеринара – дело довольно грязное, и Ларкфельд не сразу оправился от шока, когда узнал, что молодая Джейни Берр предается столь недостойным молодой леди занятиям, порой помогая мистеру Хэйуорду, раздетому по пояс и пытающемуся извлечь из материнской утробы теленка или жеребенка. Преподобный Хьюберт Уилер и некоторые леди даже впрямую упрекали мистера Лэмберта и Элинор за то, что они позволяют мне подобные вещи. Мистер Лэмберт добродушно заявил, что если они возражают против того, чтобы я использовала данный мне от Бога талант, то им следует обращаться со своими протестами в молитвах к самому Всемогущему. Что сказала Элинор, я не знаю, но вскоре моя деятельность в качестве ветеринарной сестры начала восприниматься как всего еще одно чудачество в числе многих, свойственных эксцентричным обитателям "Приюта кречета".

Я восхищалась Дэвидом Хэйуордом как ветеринаром. В Смон Тьанге тем, чем он собирался сейчас заняться, занимались обычно трое крепких мужчин одновременно. Для того, чтобы удерживать круп животного в поднятом состоянии, Дэвид использовал козлы, и это мешало животному упираться или сопротивляться. Он уверял, что без меня ему было бы в два раза труднее и что от меня куда больше толку, чем от двух мужчин. Я очень этим гордилась, потому что знала: льстить он мне не будет.

Пока Дэвид Хэйуорд готовился, я стояла и разговаривала с Мэйбл, потом уговорила ее опуститься на колени и вести себя смирно, пока мы будем ей помогать. Она почти уснула, поэтому Дэвид и мистер Стэффорд без особого труда вправили ей матку. Она продолжала дремать даже тогда, когда я пошла помочь ему ее зашить.

Когда мы закончили, Дэвид Хэйуорд снял длинный клеенчатый фартук, вымыл в ведре с мыльной водой руки и плечи, затем надел рубашку и куртку. Я тоже вымыла руки, и мистер Стэффорд пригласил нас в прохладную кухню выпить лимонада перед отъездом.

– Мисс Элинор, когда заходит, всегда его пьет, – сказала миссис Стэффорд, ставя на деревянный стол два лучших своих стакана. – Она говорит, что я делаю самый лучший лимонад из всех, что она пробовала.

– Она, несомненно, права, миссис Стэффорд, – согласилась я. – Ваш лимонад просто великолепен.

– Мисс, а когда она возвращается из-за границы? На этот раз она там задержалась дольше, чем обычно, верно?

– Да, но скоро она должна вернуться домой.

– Ага, – мистер Стэффорд кивнул. – Ну, мисс Джейни, если чего пожелаете, в смысле, с моей фермы, то только сообщите. Не ходите в лавки, они там все сущие грабители. Скажите миссис Берке, пусть лучше заглянет к Тому Стэффорду, а кошелек с собой брать не надо.

Дэвид Хэйуорд настоял на том, чтобы доставить меня домой, так что возвращалась я в "Приют кречета" в его двуколке, а Нимрод бежал сзади. Мы молчали в пути и заговорили об Элинор уже когда подъехали к конюшням.

– Боюсь, беспокоиться вы имеете все основания. Все это выглядит очень тревожно. Однако сделать вы ничего не можете, так что придется просто ждать возвращения Элинор.

Я покачала головой.

– Нет. Я думала об этом всю дорогу с фермы и знаю, что должна сделать. Я приняла решение: подожду еще ровно десять дней, до конца месяца, и если к этому времени не получу от нее письма или она сама не вернется, то мне надо будет поехать к ней.

– Поехать к ней? В Грецию?

– У меня есть деньги, а миссис Берке сможет присмотреть за домом. Я обязана увидеть Элинор, обязана поговорить с ней, – голос у меня начал дрожать. – Я не знаю, что случилось, не могу даже догадаться, но знаю точно, что у нее какие-то неприятности, что она нуждается в помощи, поэтому я должна поехать к ней, должна все исправить, в чем бы там ни было дело. И если кто-то… пытается причинить ей зло, я должна остановить этих людей.

Я слезла с двуколки, меня всю трясло от страха, тревоги и неизвестно на кого направленной ярости.

– Отец Элинор умер, – заключила я немного поспокойнее. – Я – единственный человек, который у нее остался, так что это мой долг.

Он молча и с изумлением глядел на меня, затем тоже соскочил с двуколки и несколько мгновений расхаживал взад-вперед. Потом он резко проговорил:

– Это не слишком удачная мысль, Джейни. Вы слишком молоды, чтобы путешествовать в одиночестве.

– Слишком молода? – уставилась на него я. – О, не будьте идиотом, мистер Хэйуорд! Вы достаточно про меня знаете, чтобы не говорить подобные глупости! Слишком молода, чтобы путешествовать в одиночестве? Да я путешествовала с соляным караваном по самой крыше мира, когда мне, мистер Хэйуорд, было десять лет! И там-то были настоящие опасности – племена кхамба, медведи, снежные барсы! И вы полагаете, что я не в состоянии найти дорогу до гостиницы в Коринфе? Да там есть даже железнодорожная станция!