В ответ леди Фламель лишь отмахивается со своего простого, но элегантного стула:

— Это вовсе не проблема. Меня это просто развлекает. Попозже я кого-нибудь за ней пошлю и буду совсем не против с ней немного поговорить. Далеко не всем известно, что в начале шестнадцатого столетия Николас недолго занимал пост директора Хогвартса, да и в анналах истории это никак не значится. Он проработал всего восемнадцать месяцев — срок для меня почти такой же, как моргнуть глазом, — но Сортировочная Шляпа произвела на моего мужа определенное впечатление, и частично именно из-за неё мой милый Николас не захотел остаться и, как я сейчас понимаю, редко посещал замок.

Мой разум прячет лакомый кусочек информации в закрома на случай, когда мне понадобится в следующий раз произвести впечатление на Гермиону при помощи какого-нибудь необыкновенного пустяка. Наверное, такого нет даже в её любимой книжке!

— Помнится, я слышал от некоторых учеников Бобатона, что он директорствовал и у них в школе.

— А также десяток лет в Нью-Салеме и в паре других школ. Какой-то период в жизни ему очень нравилось преподавать. Даже я кое-где преподавала несколько классов. Брайан как-то знакомил меня с твоей матерью — как мне помнится, милая девушка, очаровательная и охочая до знаний.

Киваю, копаясь между тем в воспоминаниях ДП. Нахожу память о том, как перед свадьбой Лили страстно рассказывала о встрече с Фламель.

— Наверное, ты удивляешься, зачем я пригласила тебя на встречу, да?

— Естественно.

— Я состояла в группе, которая помогала вновь возродить турнир, поэтому пристально следила за процессом. Сожалею о том, что случилось с твоей подругой. Как она?

— Выздоравливает в Париже. Вчера вечером я её навещал. Ей предстоит немало ритуалов, но я знаю, что рано или поздно она поправится, — отвечаю я.

Она похлопывает по стопке периодики.

— Светская пресса полагает, что между вами роман.

— Нет, боюсь, это не так. Эйми — хороший друг, но романа между нами нет.

Хозяйка, задумчиво сжав губы, приходит к какому-то решению.

— Может быть, сейчас и нет, но в будущем — вполне вероятно. Я надеялась обеспечить немедленную помощь. Брайану было очень одиноко, когда он столкнулся с самыми важными в своей жизни испытаниями, так что, возможно, вот это сослужит тебе когда-нибудь службу.

Она толкает ко мне по столу коробку. Внимая её подбадриваниям, открываю. Внутри, обложенный для надежности материалом, лежит неподписанный флакон.

У меня нехорошее предчувствие.

— Это…

— Последняя доза зелья моего мужа, да. Эликсир жизни. По глупости я подумала, что ты помчишься к юной мисс Бокурт и вылечишь её за несколько дней, а не месяцев, и тем самым покоришь её сердце. Уж очень бы старой ведьме, верящей в любовь, хотелось подобного окончания истории.

— Но без этого вы умрёте.

— Все мы умрём, юный лорд Поттер. Любовь моей жизни уже покинула меня, и у меня нет причин продолжать жить. Мне осталось месяцев шесть, перед тем, как я вернусь в его объятья — надеюсь, этого времени хватит увидеть, как ты выигрываешь турнир.

Это большая честь. По сравнению с этим бледнеет любое хвастовство Снейпа о варке зелья, способного закупорить смерть. Это зелье упрячет госпожу Смерть в сундук, разберет его вместе с ней на части, упакует и отошлет прочь на несколько десятилетий!

— Я ценю ваш дар, но это лишнее.

— Ерунда. Мне оно больше не нужно. Я бы хотела, чтобы оно хранилось у тебя и чтобы ты грамотно им воспользовался. Мой муж всегда думал, что его эликсир не следует тратить на других, но я придерживаюсь иной точки зрения, и теперь значение имеет только мое мнение. Ты можешь вылечить свою подругу, сделать что-то ещё, либо сохранить его на случай, когда наступят плохие времена, чего так опасается Брайан.

Тщательно обдумываю идею об излечении Эйми. Хороший план, но не самый лучший. Есть сценарий и покруче.

— Миледи, способен ли этот эликсир исцелить умственные раны?

— Он восстанавливает ясность и остроту ума. А почему ты об этом спрашиваешь?

— У меня есть два… я знаю о двух людях, которых запытали до безумия. Их сын учится со мной в одном классе. Может ли ваше зелье помочь им?

— Как давно это случилось?

Осторожно отвечаю:

— Тринадцать лет назад.

— Я не могу сказать с полной уверенностью, что оно сработает. Для наилучшего результата тебе придется отдать всю дозу одному человеку. У меня есть сомнения, что половины дозы хватит для желаемого результата. Полагаю, Брайан уже обращался к моему мужу с подобным запросом и был отчитан. Лучше тебе поинтересоваться у него самого. Печально, но осталась только одна доза. Жаль, что нет другой.

— Этого более чем достаточно. Никаких слов не хватит выразить мою благодарность.

Она встает, опираясь на трость, и расцеловывает меня в щеки.

— Удачи тебе и длинной жизни, Гарри Поттер.

* * *

Ошеломленный, обнаруживаю свою компанию в кабинете: Бродяга с Ремусом отдыхают в кабинете, а Шляпа над ними издевается.

— Что она хотела, Гарри? Гарри? С тобой все в порядке?

— Она отдала мне последнюю дозу зелья своего мужа.

— Эликсира жизни? — спрашивает пораженный Бродяга.

— Нет, специальной жидкости для полоскания — разумеется, она отдала мне эликсир жизни!

Ремус выпрямляется, откладывая древний текст, который он пытался прочитать.

— Что ты с ним собираешься делать?

Шляпе тоже становится интересно:

— Да, ЭйчДжей. Что ты с ним собираешься делать? Эта девочка, Бокурт, будет тебе крайне благодарна…

— Ага. Но я больше думал о Лонгботтомах. Леди Фламель полагает, что это могло бы сработать. Надо будет поинтересоваться у Дамблдора его мнением.

Сириус хлопает себя по ноге — той, которая не забинтована после ожогового сглаза.

— Это будет изумительно, Поттер. Увидеть Фрэнка с Алисой было бы просто чудесно!

— Ну, в этом-то и проблема. Она сказала, что сработает оно, лишь если дать полную дозу одному, так что это не Фрэнк с Алисой. Это либо Фрэнк, либо Алиса.

Проза жизни их отрезвляет. По всей видимости, я могу спасти только одного из двоих.

— Кого бы вы выбрали, парни?

— Фрэнк, — говорит Сириус без раздумий. — Он был чертовски хорошим аврором, а нам понадобится каждая возможная палочка. Алиса была… милой и неплохо управлялась с палочкой, но она домохозяйка. А он был силой, с которой стоило считаться.

Ремус задумывается, перед тем, как сказать:

— Я в этом так не уверен. Я бы с радостью снова поговорил с любым из них. Рекомендую поинтересоваться у Альбуса по поводу того, что полагает он, а потом день-два подумать, прежде чем принять решение.

Болтаем ещё пару минут перед тем, как сменить тему. Несколько раз вспоминаем старые добрые деньки и смеемся. Сириус смешивает огневиски и бренди, но я отказываюсь от предложенной порции, ссылаясь на юное тело и на то, что завтра мне предстоит много сделать. Фишка в том, что сейчас мне не хочется напиваться. Ещё через пару минут извиняюсь и выхожу из комнаты.

Лежа в постели, пытаюсь уснуть… напрасный труд. Можно было бы обвинить боль и синяки от дуэлей, но настоящая причина — небольшая деревянная коробка. Немного походив туда-сюда по комнате, зажигаю камин и бросаю туда каминный порошок. С тем же успехом можно поговорить с ним по камину, чтобы испортить вечер и ему. Если уж я из-за этого не сплю, то пусть и он страдает.

— Кабинет директора Хогвартса!

* * *

— Добро пожаловать обратно в Англию. Ты посвежел, Гарри. А я после нашей дискуссии спал урывками, — приветствует меня усталый голос Дамблдора, когда я вхожу в крыло долгосрочных повреждений от проклятий в Мунго. Он восхищается рисунками Локхарта. Завидев меня, Гилдерой оживляется и вытаскивает одну из своих фотографий. Похоже, мне сейчас дадут автограф. Может, отдам его Гермионе, чтобы хорошенько посмеяться.

— Я зачаровал зеркало отражающим щитом и оглушил сам себя — своеобразная замена зелью для бедных.

Улыбнувшись, старик отвечает:

— Давненько я такого не делал. При этом надо ударить так, чтобы потом упасть точно на подушку.

Оглянувшись, говорю:

— Рад, что вы не привели с собой Невилла — это ведь может и не сработать. Получить одного из родителей обратно — просто мечта, но решать, кто из них получит шанс, — совершенно не нужное ему бремя.

— Согласен. Николас отказал мне оба раза, когда я просил его, и в тот раз, когда он позволил мне спрятать камень, я поклялся его не использовать.

— Почему он не хотел помогать союзнику?

Дамблдор вздыхает:

— История умалчивает о моих отношениях с Никалосом. Он никогда не хотел, чтобы величайшее достижение его жизни стало панацеей от всех бед в этом мире. Длинная жизнь наложила на него свой отпечаток — он был не слишком заинтересован раздорами человечества.

— Он поднял палочку против Гриндельвальда, — напоминаю я ему.

— Верно, но война привлекла его внимание только после того, как я дал отпор миньонам Геллерта, которые также искали камень. Что касается Лонгботтомов, когда я задал ему прямой вопрос, он без околичностей ответил, что если мне так нужен камень, то ничего не мешает мне сделать его самому — ничего, кроме того, что в этой области мне недоставало таланта. Во второй раз я сделал ошибку, сначала поинтересовавшись у его жены в надежде, что её поддержка убедит его согласиться. В конце концов, Перенелла была единственной, кто имел на него хоть какое-то влияние. Однако моя уловка послужила лишь поводом для ссоры, после чего он отказал мне и предостерег никогда не просить его снова.

— Похоже, он был мелочным мудаком.

— Возможно. Но мне хочется верить, что имено бессмертие исказило его взгляды на жизнь. Он рассматривал нас, как обычный человек своих домашних любимцев — как, например, собаку. Даже такой, как я, скрашивал бы его жизнь недолгое время, а потом перешел бы в следующее состояние бытия. А ему пришлось бы беспокоиться и заводить новую «собаку». Ему это казалось несколько утомительным.