Она показывает на дорогую цветочную композицию, и я читаю записку. Это просто пожелание поправляться от Афины Манос.

— Мило с её стороны. Я оставил цветы на стойке регистратуры. Утром, наверное, кто-нибудь их принесет; слишком уж букет был большим, чтобы прятать под плащом. Уверен, если Крам на что-то и сподобится, то его официальный фотограф обязательно будет крутиться поблизости.

Её живот трясется, и слышно слабенькое бульканье. Я было начинаю беспокоиться, но тут до меня доходит, что она смеется или, по крайней мере, пытается смеяться.

— Прости, это, наверное, больно. Постараюсь сдержать своё чувство юмора. Кстати, я, вероятно, произвел не самое лучшее впечатление на твою маму, но это ты наверняка уже слышала.

Она показывает на верхний уголок пергамента от предыдущей беседы, где написано слово «Oui».

— Ладно, когда тебе станет лучше, покажу воспоминание. Я нашел беседу забавной. Пусть это и не самый восхитительный момент, но посмеялся я с удовольствием. Могу я для тебя что-нибудь сделать?

Эйми пишет:

— Присматривай за Флёр. Ей будет грустно и одиноко.

— Сделаю всё, что в моих силах. Когда я не будут занят тем, чтобы одержать над ней верх в турнире, то обязательно окажу поддержку.

Она шуршит пергаментом, чтобы отыскать другую беседу. Подсматриваю: «Из вас с Гарри получится хорошая пара. Возраст не имеет такого уж особого значения», — за чем следует: «Он тебя отшил!» Её палец несколько раз стукает по этой строчке.

— Ну, этим история не исчерпывается. Прямо перед твоим ранением у нас состоялась весьма интересная дискуссия. Фактически, это она меня отшила, а после твоего ранения вдруг передумала.

Эйми просматривает страницу и показывает на вопрос.

— То, что мною сделано, сделано для тебя, а не в целях какого-то широкого жеста только того, чтобы завоевать её внимание. Я сказал ей, что если через несколько недель она не передумает, то через месяц пусть снова поинтересуется.

— Ты теряешь шанс.

— Возможно, это и так, но если она согласится, то я хочу, чтобы причины согласия были правильными.

— Упрямый дурак.

— Давай, не стесняйся, скажи мне все, что ты на самом деле думаешь. Полагаю, ты имеешь в виду меня, а не Флёр.

По её животу вновь пробегает дрожь, сопровождаемая булькающим смехом. Когда дрожь затихает, девушка пишет:

— Обоих!

— Полагаю, в своей оценке ты попала в самую точку, но, по крайней мере, это обеспечит тебе немало приятных часов развлечения. Мне бы хотелось остаться подольше, но нужно идти. Предстоит ещё кое-что сделать, да и вообще моя отлучка не вполне санкционирована, — целую ей тыльную сторону кисти и поворачиваюсь, собираясь уйти.

Остановившись, добавляю:

— Могу рассказать кое-что ещё смешное, но обещай, что это останется между нами.

Она снова показывает на «Oui».

Наклонившись поближе, шепчу:

— Я всегда говорил тебе, что полон сюрпризов, но один из самых больших в том, что я анимаг.

Её голова чуть наклоняется, но нельзя понять, дошло до неё уже или нет.

— Наверное, мне следует сказать о своей форме: я вилорог. Но это только между нами. Поскорее поправляйся.

Либо у неё спазм, либо ей весело. Возможно, смех — лучшее лекарство на свете.

* * *

Творящееся в субботнее утро совсем не смешно. Территория, окружающая дуэльную площадку, покрыта мертвыми животными, щебнем, брызгами крови и чем-то ещё, на что совершенно не стоит тратить время ради идентификации.

Ремус заклинанием сталкивает тлеющие тушки созданной мной орды петтигрю с разделяющего нас узкого мостика. Как только нечто сотворенное сходит с соединяющей личные дуэльные круги тропы, оно тут же выходит из игры; этот грязный дуэльный стиль называется «помоечная дуэль» — он несколько ограничивает ретрансфигурацию, но обычно очень нравится публике.

Пусть вся наша публика в поместье Фламелей и составляет лишь четверо человек и волшебную шляпу.

Надо отдать оборотню должное. За эти годы он вырос в плане дуэлинга. Отчасти я счастлив «оттянуться по-полной» с противником, вышедшим из школьного возраста. Наша дуэль длится уже почти десять минут.

А отчасти мне хочется втоптать его в землю.

Режущими движениями палочки посылаю в него три дротика. К одному из них приколдовываю пару крылышек, и тот устремляется к цели, этой «бесполезной подушке для булавок». На таком расстоянии крылья настолько малы, что их можно не заметить.

Порывом ветра из палочки он отметает их прочь, однако мой крылатый дротик тут же несется к нему обратно. Люпин замечает свою ошибку, но я засыпаю его прямыми ударными, в то время как к нему под углом приближается дротик — печальная ситуация для мистера Луни… кто отскальзывает вправо и «принимает» дротик в левое плечо — не хочет рисковать и словить мое ударное.

В общую картину добавляется ещё чуть-чуть крови. Не пропустив удар и удерживая щит, Ремус вытаскивает дротик и обламывает ему крылья. Миг спустя он отбрасывает его с площадки в общую «помойку».

У проклятого оборотня всегда был высокий болевой порог. Однако он ранен четырежды и истекает кровью, а на мне всего одна отметина — царапина на руке от проникающего, от которого я «почти» увернулся.

Я беру его измором, и мы оба это знаем. В мою сторону несутся шустрые разрубающие и проникающие — ага, пытаемся изрубить меня в капусту. Уворачиваюсь и ставлю щит, пытаясь отыскать возможность для следующей атаки. Он не собирается уступать. В отличие от Бродяги, ему не слишком хорошо удается отслеживать множественные цели — именно так Джеймс обычно его и побеждал. У него отлично получались мощные заклятья и быстрые повторные контратаки — а вот так побеждался Джеймс Поттер. ДП всегда слишком много сил вкладывал в атаку и в первый щит, и становился легкой добычей в случае мгновенной контратаки — плохо был готов, если его противник выдерживал нападение.

У него до сих пор те же слабости, но пора ему осознать причину, по которой мы сражаемся на дуэли вместо того, чтобы просто подраться, — я не Джеймс Поттер!

Резко кидаю пару сглазов, чтобы вернуть инициативу, и выстреливаю сильными ударными под названием «Стук Тролля». Люпин вливает энергию в волховской щит, но у меня сил хватит с лихвой. ДП сражался стильно и ловко. А я вдобавок использую силу и подавляющий огонь. Третье ударное взламывает его щит, а четвертое проходит сквозь заклинание, прибивая его к платформе. Пятое пролетает у него над головой.

Сириус аппарирует к Люпину и принимается его осматривать.

— Несколько грубовато, ЭйчДжей. Ты мог сломать ему ребро.

— Всё нормально, Сириус. Я был согласен, — отвечает уставший Ремус, пытаясь отдышаться. — Ты не преувеличивал, говоря, насколько хорош. Ребятишки на турнире должны благодарить бога за то, что ты так сдержан.

— Девчонка Манос отнюдь не плоха. У неё отличный потенциал. Как ты?

Он отвечает мне:

— Кроме моей гордости, ничего не пострадало.

— Замечательно. Ну что, тогда ещё разок?

— Гарри! — восклицает Сириус.

— Вряд ли мне удастся часто выбираться и нормально подраться. Я бы хотел как следует попрактиковаться.

— Мне нужно часов шесть и бодрящее зелье, тогда я буду готов к ещё одному раунду.

Перекидываю палочку в левую руку и протягиваю ему правую. Он берёт её, и я тяну, поднимая его на ноги.

— Заметано. Мистер Бродяга, похоже, ваша очередь. Посмотрим, удалось ли кузине Эммелин снова привести тебя в дуэльную форму, или она ограничилась только сексуальной.

— Не хочешь сначала отдохнуть, Гарри? — не знай я его так хорошо, сказал бы, что старый пес испугался.

— Нет, это уравняет наши шансы. Правила, как для помоечной дуэли, или нет?

Он чешет подбородок:

— Нет. Посмотрим, пожалуй, способен ли ты ещё колдовать, трансфигурировать или ретрансфигурировать.

Блэк всегда был неплох в трансфигурации, почти на уровне ДП. Наверняка теперь уже он попытается меня измотать.

Посмотрим…

* * *

Намного позже хромаю в частную приемную на довольно-таки неожиданную встречу. Однако я в гораздо лучшей форме, нежели оборотень и псина, зализывающие сейчас раны у себя в спальнях — после того, как ненадолго заглянули в больничное крыло. Дама передо мной настолько красива, что её, кажется, не коснулись годы — но только кажется. Перенелла Фламель — миниатюрная женщина с длинными серебристыми волосами и проницательными зелеными глазами, которые, похоже, видели, а потом и забыли столько, сколько я никогда в жизни не узнаю. Интересно, не чувствует ли Дамблдор по сравнению с ней себя первоклашкой?

— Добрый вечер, миледи. Спасибо за ваше гостеприимство, — понятия не имею, к какому уровню формальности она привыкла.

— Хорошо, что, помимо жесткого поединка, Брайан до сих пор обучает и манерам — печально видеть, насколько воинственным остается мир. Спасибо за то, что согласился встретиться со мной, юноша, — она жестом велит мне присесть, и перед нами появляется по бокалу вина.

Через секунду соображаю, что «Брайан» — это Дамблдор.

— Как ни грустно, но миру в наши дни необходимо и то, и другое.

— Это правда, однако за столетия своей жизни я видела, как времена процветания и погибели волнами сменяют друг друга. Так или иначе, Гарри, всё это тоже пройдет. Брайан отзывался о тебе весьма хорошо, и я следила за твоими деяниями на турнире.

— Спасибо. Один омут памяти стоил для меня больше, чем вся вечная слава, обещанная победителю.

Она, засмеявшись, отпивает вино из мерцающего бокала.

— Та старая реликвия? Я была рада, когда она исчезла с моих глаз. Ещё работает? Это далеко не лучшая из моих поделок. Однако я все-таки надеюсь, что омут будет приносить тебе пользу многие годы. Слышала, с тобой Шляпа Годрика. Подозреваю, милый Николас в могиле перевернется при мысли о том, что она появилась в нашем доме.

— Простите, я не знал… — следовало оставить её в Англии. У чертовой штуки мерзкая репутация.