Как же мне уже надоела его демагогия. Раньше он казался таким знающим и опытным, а теперь только раздражает.

— Я хотел заняться изучением магической истории и реликвий. Можно мне одолжить на некоторое время Сортировочную Шляпу? Я хочу поизучать её летом и, наверное, написать эссе для профессора Биннса, — звучит как фраза из репертуара Гермионы, но, может, он купится? Я шаркаю ногой и делаю невинный вид, эдакая картинка «а нам всё равно».

Он настроен скептически.

— Не думаю, что Шляпа — подходящий объект для изучения, Гарри. Может, выберешь что-нибудь другое? У меня много предметов. Минерва частенько повторяет, что их слишком много.

— Ну, я уже знаком со Шляпой, сэр. Я думал — насколько поразительно, что меч Гриффиндора хранился в волшебно увеличенном пространстве. Плюс, раз уж она разговаривает, я надеялся, что летом у меня будет компания.

— Понимаю. Тем не менее, Шляпа не слишком хороша в плане общения. У неё довольно раздражительный характер.

— Я слышала это, червяк ты протухший.

Я взглянул на Шляпу, усилия которой уж точно не улучшали ситуации!

— Давайте спросим её саму. Шляпа, этим летом я надеялся провести кое-какое исследование, связанное с тобой. Скажется ли на твоей следующей песне, если ты поедешь со мной?

— Ни в малейшей степени, мальчик.

— Нет, Гарри. Боюсь, я не могу этого позволить. Наша Шляпа всё ещё наказана за свой последний проступок.

Подпустив в голос скуляще-жалобных интонаций — примерно как Рон, когда ему хочется шоколада, — продолжаю:

— Директор, Шляпа сортирует столько студентов, попавших из магловского мира, однако она так мало о нём знает. Ей следует увидеть, что там, за пределами волшебного мира. А иначе откуда ей взять знаний о том, как правильно сортировать будущих студентов?

Я репетировал данную речь весь день. И это — лучший аргумент, который я смог придумать. По-моему, работает.

— У Шляпы есть проблемы с поведением.

— Я могу себя вести хорошо. Я просто решила этого не делать. А у мальчишки есть кое-что, чего у тебя никогда не будет.

— Не хочешь ли объяснить, что именно?

— Я уважаю его. Я видела, как он дрался с Салазаровым любимцем. Он — герой, а не какое-то там почивающее на лаврах ископаемое, сосущее лимонные дольки.

Нужно признать, что Шляпа — грубая сволочь. Дамблдор бросает на неё строгий взгляд.

— Понимаю. Гарри, Дурсли не слишком хорошо воспринимают магию и волшебные предметы.

— О, я решил эту проблему, сэр. Я нанял Добби. Я отправлю его в школу, когда мы вернёмся на занятия.

— Добби? Ах, да, тот свободный эльф с кухни. Насколько я припоминаю, он хотел стать твоим слугой. Я слышал, он несколько чересчур возбудимый.

— О, да. Это точно. Мы уже договорились, что ему не следует показываться другим на глаза. И я нанимаю его лишь на испытательный срок.

— А как ты будешь исследовать Шляпу?

— Я хотел бы взять в библиотеке несколько книг по зачарованным предметам — «Теорию за Чарами» и «Искусство Создания».

— Это всё равно не объясняет, как ты наложишь необходимые диагностические чары, не вызвав ярости у мадам Хопкирк.

Делаю виноватое лицо.

— Ну… Добби говорит, что способен скрыть слабые заклинания и что их не сумеют определить — примерно так же, как он подстроил мне неприятности, когда сделал так, как будто это я наложил заклинание. Я попробовал пару диагностических чар — он сказал, что сможет их замаскировать.

Дамблдор кидает на меня осуждающий взгляд, но тут его глаза начинают блестеть.

— Безусловно, официально я не могу потворствовать такому обману. Понимаешь ли ты, Гарри, что у того, на что способен домовой эльф, есть пределы? Тебе придётся быть осторожным и ограничить свои действия определенными рамками.

Киваю головой а-ля Добби.

— Конечно, сэр! Добби достанет несколько зачарованных камней с заглушающими чарами, так что мои родственники не услышат, как я разговариваю со Шляпой.

— Да, весьма благоразумная предосторожность. У меня теплеет на душе, когда я вижу у тебя такой интерес к искусству чар. Ты мог бы даже упомянуть об этом профессору Флитвику. Он просто влюблён в магию чар. Пусть твой эльф зайдёт за Шляпой после прощального пира.

Я выхожу из его офиса, улыбаясь, и, проходя мимо горгульи, похлопываю её по плечу. Миссия выполнена!

* * *

Проходит несколько дней, и вот я на поезде — возвращаюсь в чистилище. Рон продолжает радоваться тому, что летом не будет домашней работы. Гермиона отрывается от книги и напоминает, что существует такая вещь, как летние задания. Она, наверное, сделает их к концу недели. Я решил не рассказывать друзьям о своей «летней компании»; когда я доберусь на Тисовую, Добби со Шляпой будут уже там. Один не поймёт. Другая, вероятно, тоже, но точно потребует объяснений. Что ж, объяснения нужны не только ей — мне тоже хочется их получить.

— Всё в порядке, Гарри?

— Думаю, да, Гермиона. Я не видел Дурслей с тех пор, как надул мою тётушку-кита словно воздушный шар — на самом деле, она такая и есть. Просто интересно, каким будет это лето? — Чуточку лжи в ответ — скорее, даже правды с натяжкой, потому что если посвятить её в «истину», то все сразу же сунут свой нос в мои дела. Кем бы я ни был, но не люблю, когда моё белье полощут все, кому ни лень. Уж будьте уверенны. Этим летом я собираюсь выяснить, кто или что, чёрт возьми, я такой. У меня есть шляпа, сова и эльф. Да, не слишком много, и эльфу настолько хочется доказать мне свою полезность, что, вероятно, он покалечит меня когда-нибудь. Может быть, я Гарри. А может, и Джеймс. Возможно, это совершенно не важно.

И да здравствует веселье…

— — — — -

[1] Синдром Туретта — неврологическое расстройство, характеризующееся непроизвольными тиками, подергиваниями, гримасничаньем, подмигиванием и сквернословием.

Глава 3. Лето перемен

16 июля 1994 г., пятница

— Интересно, а какие открытия ждут нас сегодня, Поттер? Никогда бы не подумала, что Эванс предпочитает позицию по-собачьи, лицом в подушку! Казалось, только миссионерская ей и по душе. Как годы меняют человека, а?

Я помню, чем частенько занимались Джеймс с Лили, и понимание ситуации — мой эдипов симплекс. Чувствую себя ужасно грязным! Именно это воспоминание и было хитом прошлой ночи. Понятия не имею, что ждёт нас с похабницей-Шляпой сегодня. Вот уже пятнадцать ночей подряд повторяется одно и то же: я выпиваю три зелья, напяливаю Шляпу на голову и кричу, срывая голос, пока с моих подавленных воспоминаний спадает покров тьмы. К счастью, охранные камни не дают мне перебудить всех соседей.

Когда я добрался до Тисовой, 4, меня ожидали: очередная строгая лекция (Вернон) и обвиняющий взгляд (Петуния). Мой фальшивый сундук теперь закрыт вместе с такой же фальшивой палочкой в чулане под лестницей. Добби очень постарался: спрятал мои учебники по всем предметам, за исключением зельеварения, в моём шкафу для одежды, а остальное содержимое сундука вместе со всеми ингредиентами — в гараже. Как и ожидалось, мимолётного замечания по поводу обветшалого вида гаража хватило, чтобы у меня появилось задание на лето. Ну, если честно, это у Добби появилось задание. Если выглянуть ночью из моего окна и хорошенько присмотреться, можно заметить, как он носится туда и обратно. Пришлось даже попросить его не спешить, иначе, полагаю, мне пришлось бы чистить водосток на крыше. А это уже гораздо сложнее сымитировать. К сожалению, я сказал моржу, что в ближайшее время закончу. Видимо, мне скоро потребуется новое «задание».

Добби снабжает меня едой, в придачу к тем жалким крохам, которые мне достаются благодаря диете Дадли. И за это я почти готов простить эльфу тот факт, что первое, что я вижу после своего пробуждения — это как он смотрит на меня в упор своими огромными глазами! Когда подобное произошло в первый раз, я чуть не обмочился! Не прошло и трёх дней, как мне пришлось развернуть свою видавшую виды кровать так, чтобы спать лицом к стене.

Маленькому психопату всё-таки удается содержать дом в чистоте и как-то оставаться вне поля зрения. У него есть чему поучиться в плане незаметности. Хотя меня несколько раз награждали странными взглядами, когда я выходил из кухни через пять минут, а все тарелки были уже вымыты и выставлены на просушку. По-моему, до Петунии начинает доходить. Она заглядывала ко мне прошлой ночью и пыталась что-нибудь обнаружить, при этом подозрительно на меня посматривая. Для остальных двоих «вымыть тарелки» означает вылизать их языком, поэтому волноваться не о чем.

Что же касается Шляпы, тут Флитвику удалось отличиться: он зачаровал перо так, что когда я касаюсь его, начинают действовать сильные чары, благодаря которым шляпа кажется обычной бейсболкой с логотипом Манчестер Юнайтед. Днём, когда тупица на работе, кабан просит пожрать у своих маленьких дружков-бандитов, а у лошади «дневной отдых» — либо сон по понедельникам, средам и пятницам, либо чай и перемывание косточек окружающим с другими занятыми тем же самым сплетницами — мы делаем круг по парку и ускользаем в город.

Довольно странно работать гидом для Шляпы, особенно учитывая, что окаянная шмотка может улавливать мои мысли. Гуляя по городу, я участвую в таком вот замечательном диалоге:

— Скажи мне, ЭйчДжей[1], есть ли в этой треклятой дыре хоть одно место, где из тебя не выбивали дерьмо? — она зовёт меня ЭйчДжеем, потому как знает, что это меня раздражает. Однако… или она смягчается, или я становлюсь невосприимчивым к её подколкам, но мне начинает нравиться её компания. Мы вдвоём погоняли в футбол на днях, и она поведала мне, как когда-то была в Афганистане и видела, как там играют на лошадях мёртвым телёнком. Вот тогда-то была настоящая игра, а не эта фигня для маленьких девочек… Я посоветовал ей следующим летом потусоваться с Дином Томасом и обязательно расписать ему в красках эту историю.

Я делал всё возможное, чтобы поддерживать отношения с Роном и Гермионой. Уверен, они будут жаловаться, что моих усилий недостаточно. Я ведь не могу рассказать им всё о своих планах и о том, как у меня появились вопросы по поводу их роли в моей недавно открытой — или переоткрытой — жизни.