— Она будет тормозить меня, министр, но я приложу все силы. Слишком уж ненадежно я закрепился на первом месте.

Подходит представитель турнира и кивает Седрику:

— Для вас все готово.

Тот машет рукой волнующейся толпе и, как только я желаю ему удачи, отправляется на старт. Оглянувшись на Арманда, жду, подняв бровь, продолжения.

— Как ты прекрасно понимаешь, сегодня утром у нас с Флёр состоялся крайне обстоятельный разговор, а потом я испытал сомнительное удовольствие выслушивать заявления Каркарова о том, что моя дочь, оказывается, вовсе не подвергалась опасности — он попытался свалить вину за инцидент исключительно на тебя.

Рев приветствующей Седрика толпы усиливается, а я предлагаю господину Делакуру:

— Если хотите, я расскажу свою версию.

— В этом нет необходимости; мне нужна лишь версия моей дочери. Разумеется, я надавил на неё, желая знать детали ваших отношений — ну, ты наверняка уже знаком с её открытостью.

— Это так, сэр.

— Давненько я не примерял на себя роль обеспокоенного отца — не было повода толкать такие речи. Ну, и не стоит; нам двоим ещё явно рановато их вспоминать. Пустые угрозы с моей стороны тебя точно не запугают. За последние полгода ты убил двоих знакомых мне волшебников, и вокруг тебя крутится столько слухов и предположений, как будто ты старше своего возраста раза в три. Я скажу тебе вот что: мои дочери для меня — бесценное сокровище. Ради их счастья и безопасности я встал сегодня утром из постели. Не смей намеренно подвергать их риску.

— Я и себя-то стараюсь не подвергать намеренному риску, сэр. Просто так порой случается.

Мужчина оглядывает меня, и, похоже, его серьезная натура мешает ему заметить мои слабые потуги на юмор. Он говорит:

— Понятно. Обычно я не стал бы вмешиваться в жизнь заинтересовавшего Флёр молодого человека. Отчасти потому, что такие отношения обычно долго не длятся, но в большей степени из-за того, что они меня раздражают. Как правило, такие люди лет на пять-десять старше Флёр и стремятся немедленно стать пупом земли в жизни моей дочери. Большинство из них в конечном счете либо поддаются и уступают её чарам, либо начинают предъявлять к её жизни возмутительные требования и пытаются въехать в рай на её горбу, воспользовавшись её связями. Этот случай — первый, когда она встречается с кем-то моложе себя, и, если уж говорить прямо, с тем, кто известнее. Довольно интересное сочетание, способное заставить меня отбросить обычное равнодушие и держать руку на пульсе.

Это способ правильного политика заявить, что он будет тщательно следить за мной. И его не за что упрекнуть. Смог бы я доверить будущее своей дочери такому парню, как я? Едва ли.

Седрик яростно аппарирует по трассе и с энтузиазмом раскидывает проникающие, а я киваю мистеру Делакуру.

— Мы оба, в своем роде, довольно сильны и знамениты, так что затенять друг друга не будем. На свете не так уж много людей, о которых я мог бы сказать подобное, сэр. Я буду относиться к ней с уважением, как к равной — надеюсь, она отнесется ко мне так же.

— Хорошо, молодой человек. В скором времени я устраиваю ужин в посольстве. Там будут, разумеется, и мои дочери с женой. Если Флёр пожелает привести тебя туда в качестве сопровождающего, я буду рад поговорить с тобой поподробнее.

Он удаляется, коротко переговорив с предметом нашей дискуссии. Тем временем объявляют результаты Седрика — впечатляющее время, но благодаря неточности несколько очков он всё-таки потерял. Хотя его результат все равно будет сложно превзойти.

— Похоже, ты понравился Papa, — подойдя ко мне, говорит Флёр. Тем временем на стартовую линию выходит Афина — ей приходится подождать, пока рабочие не закончат восстанавливать мишени. Афина выглядит не слишком хорошо. Надо будет внимательно проследить за её выступлением.

— Да уж. Мои манеры были не на высоте, но будем надеяться, он меня простит. Несколько рановато устраивать встречу с родителями… С другой стороны, учитывая последствия прошлого вечера, это было неизбежно, да? Слышал, в посольстве намечается ужин.

— Да. Естественно, мама тоже захочет к тебе присмотреться. Если говорить о моих родителях, то именно она — сторонница соблюдения правильных манер и этикета.

— Жизненно важная часть учебной программы Бобатона, — подкалываю я, усмехаясь.

— Отчасти именно это и отличает нас от сброда, — отвечает она, не клюя на мою приманку. — У Седрика очень хороший результат. Афина его не догонит. Как думаешь, хорош ли Крам в воздухе без метлы?

— Вообще-то, он выглядит изрядно отдохнувшим. Ублюдок наверняка принял снотворное и позволил остальным дурмштранговцам удерживать рассыпающийся корабль.

Мы вместе наблюдаем за тем, как Крам машет толпе, пока восстанавливают мишени после провальной попытки Афины превзойти результат Седрика. Флёр хихикает в ответ:

— А тебя, оказывается, тоже легко вывести из себя. Полагаю, у нас впереди немало ссор.

— Тем забавнее будет «мириться», — улыбаюсь я.

— Да, ты прав. С удовольствием посмотрю на твои попытки извиниться.

— С чего ты взяла, что извиняться буду именно я?

Она одаривает меня взглядом, как бы говорящим: «Да ладно?», и принимается смеяться.

— Не требуется быть экспертом в предсказаниях, чтобы разглядеть подобное развитие событий. Ой, смотри, Виктор аппарировал на неправильную платформу. Может, он просто пытался сделать вид, что ничего не произошло.

— О, в таком случае ему это явно не удалось. Вот это мне нравится больше.

Она опускает взгляд на мою ногу, и я замечаю на её лице беспокойство.

— Как твоя нога, милый?

Меня только что обласкали?

— Пятьдесят на пятьдесят, что она не подведет меня во время состязания.

— А твои навыки в аппарации?

— Всё со мной будет в порядке. Может, следует расщепиться в начале, тогда не придется беспокоиться о ноге. Возможно, тогда Рита назовет статью «Нога помогает Поттеру преодолеть соревнование»?

— Ты просто невыносим! Надеюсь, большая часть твоих шуточек не будет касаться раненых частей твоего тела. Поражаюсь, как тебе удается переводить боль в смех! Ты…

— Флёр.

— Не перебивай!

— Флёр.

— Что? Разве я не велела тебе не перебивать?

Крайне забавно наблюдать, как Флёр сама себя накручивает.

— Крам финишировал. Тебя ждут на стартовой линии.

— О!

Крепко пожимаю её руку.

— Удачи. Я бы пожелал тебе ни пуха, ни пера, но ты только что велела мне так больше не шутить[1].

Флёр уходит, качая головой. Я не могу определить, желает ли она рассмеяться или проклясть меня — возможно, и то, и другое сразу.

* * *

Я прохожу восемь платформ из пятнадцати, прежде чем раненая нога решает, что с неё достаточно, и посылает меня далеко и надолго. На девятую платформу я буквально падаю и со своей новой выигрышной позиции промахиваюсь мимо первой цели — зверский будет штраф. Здесь-то я сейчас и лежу. Заставляю тело подняться в низкую стойку, заклятьем ставлю левую ногу на место. Не хочу сейчас рисковать с замораживающими чарами — впереди ещё шесть аппараций. Существуй на свете рецепт, как расщепиться, то это именно он.

Стиснув зубы, прыгаю на девятую платформу — слышу, как толпа ахает, когда я чуть не сваливаюсь с края. Дважды сделав глубокий вздох, поражаю цели и сосредотачиваюсь на десятой аппарации. Действую медленнее, зная, что я уже далеко позади всех остальных. Ничего не поделать, надо закончить с достоинством. Я вкладываю слишком много силы в проникающие, и вместо тонких отверстий в диаметр кончика палочки делаю в мишенях раза в четыре-пять большие, что приводит зрителей в экстаз.

С каждым Перкуцио дыры становятся все больше. Да и хрен с ним! Если уж проваливаться, так стильно. Две из трех последних мишеней на пятнадцатой, последней, платформе, бью в центр, вынося к чертям яблочко. Зрители беснуются. Борюсь с собой — мне хочется выпустить огненный кнут и разнести близкую цель на кусочки; ни к чему здесь позерство, Поттер.

Закончив, аппарирую на землю и убеждаюсь, что доставил себя в целости и сохранности, прежде чем окунуться в блаженство замораживающего заклинания. Сняв фиксировавшее раньше ногу заклятье, хромаю обратно, чтобы взглянуть на свое финишное время, тянущее лишь на последнее место. Гермиона сумела спуститься на поле и стоит рядом с Флёр. Ей достаются объятья от проигравшего и похлопывания по спине.

— Впечатляюще для того, кто отстал от последнего результата аж на целых двадцать секунд — это ещё не считая пенальти, — говорит Грейнджер.

— Ну, если бы я выступил слишком хорошо, то нужды во втором раунде дуэлей, как и в финальной задаче, и вовсе не было бы. Они бы уже сейчас вручали мне кубок.

Реплика вновь пробуждает к жизни уснувшую было «надменную» сторону личности Флёр Делакур.

— Это пока не предрешено. Надеюсь, ты не тратил времени зря на составление официальной речи.

Я вижу, что Гермиона вот-вот ринется меня защищать, но успеваю притормозить её, пока она не рванулась в бой с Флёр:

— Следующий раз будет нашим, Флёр. Кстати, ты замечательно выступила.

— Как твоя нога, Гарри? — её голос нежнеет, и лицо Гермионы превращается в олицетворенное ошеломление.

— С замораживающим — нормально, а вот без него дела как-то не очень.

— Хочешь остаться посмотреть квиддичный матч? Мои одноклассники знают, что я презираю весь спорт на метлах, кроме гонок. Они не обидятся, а у твоей школы хватает болельщиков. Меня легко можно уговорить пойти куда-нибудь в другое место.

Реальной нужды рассматривать Чо на моей метле у меня, в общем-то, нет.

— Как только отделаемся от прессы, сразу же уберемся отсюда.

— Гарри, можно тебя на два слова? — осведомляется Гермиона «приказным» тоном, как только обновляются текущие результаты по общему зачету.

Флёр улыбается, прекрасно понимая, что будет дальше, и, извинившись, удаляется на интервью.