— Это было всё, что я могла сделать, — отвечает она. — Я понятия не имела, что существуют заклятья, способные причинить вред духу.

Стараюсь заверить её:

— Прости за осквернение. Я знаю, сколько твое убежище значило для тебя, — ненадолго замолкаю. — У меня есть одна книга. Именно из неё я узнал о кандалах и связывающем ритуале. Там есть и другие заклинания — заклинания, которыми я смогу воспользоваться, чтобы исправить вред. Времени уйдет немало, но оно обязательно будет выглядеть так, как раньше. Обещаю.

Она пристально меня рассматривает, как будто видит впервые, и тихо проговаривает:

— Я верю тебе, Гарри Поттер.

— И что будем делать дальше? — интересуюсь я, ощущая, как её палочка касается ранок на моих руках, исцеляя их. Царящая после битвы пустота заполняется ощущением близости и интимности.

— Мне хочется тебя ненавидеть. Я имею на это полное право.

— Знаю. Но ты не станешь, правда? — в тусклом свете смотрю в глубину её глаз, надеясь найти подтверждение своим словам.

— Нет, ты ведь герой. Даже души мертвых признают этот факт. Именно ты предупредил меня о драконах. Ты был со мной, когда меня расстроила Габриэль. Я могу злиться из-за того твоего шпионажа, но не в состоянии отрицать все то хорошее, что ты для меня сделал.

Улыбаюсь ей:

— Потому что мне далеко не все равно, Флёр, — прямо смотрю я в глаза девушки, поясняя смысл своих слов.

Она удивленно моргает, увидев по моим глазам, что я не лгу, и отводит взгляд.

— Это как-то слишком сложно… — неуверенно говорит она, пытаясь уклониться от обсуждения темы. Нет уж, не выйдет, однако придется действовать аккуратно. Между Джеймсом и Лили было нечто особенное, и это особенное разрушилось в один миг, как тот грот. Если я начну давить на неё, то вспугну как дикую лань, а я сейчас совершенно не в форме, чтобы за ней гоняться.

Нежно, ни с коем случае не прилагая силы, беру её руку в свои.

— Сложно? Нет. Совсем нет, Флёр. Это самое несложное на свете — простое и несомненное. Либо оно есть, либо его нет. По крайней мере, для меня. Я чувствовал это на Рождественском балу, да и ты, думаю, тоже.

Она колеблется, потом опускает взгляд на свою руку в моих ладонях, отводит взгляд и снова возвращает. Вдруг она порывисто придвигается ко мне, заполняя собой весь мир.

Это не тот неистовый поцелуй, как тогда на судне, — это нечто мягкое, робкое и нерешительное. Её губы едва касаются моих, но они сладкие, как мёд, и я нахожу в них утешение.

Напомнив себе, что следует проявить сдержанность, позволяю ей самой задавать темп. В этом нежном петтинге не пытаюсь взять больше, чем она готова дать. За запахом пота, грязи и моей крови различаю её аромат. Запомнив его, пытаюсь навеки запечатлеть в своей памяти. Одна рука поднимается, мягко касается её щеки, и пальцы перебирают растрёпанные пряди её волос.

Флёр расслабляется, и я улавливаю легкий намек на её ауру, легкий сияющий оттенок неосуществленных возможностей. Скорее всего, она даже не понимает, что делает.

Благодарю про себя ту сумасшедшею девочку из Равенкло с её безумной логикой. Она преподала мне интересный урок, который я пытаюсь здесь применить. Я заставляю Флёр «преследовать» меня, тогда как на самом деле всё наоборот — это я загонщик.

Естественно, раненая нога подламывается, и мы валимся на землю. Наши головы стукаются друг о друга, как в плохом комедийном скетче на BBC. Я практически вижу летающих птичек, она вскрикивает, но потом начинает смеяться. Нет, не своим обычным осторожным смехом. А другим, более искренним. Так или иначе, она показывает мне нечто важное — приоткрывает новую грань своей личность, доступную раньше лишь месье Вилорогу.

Принимаю смех как признак, что всё идет хорошо — за исключением, конечно, моей сломанной ноги и других ран. Замораживающее — замечательная вещь, но за этим заклинанием можно не заметить такую штуку, как внутреннее кровотечение.

Снова принимаемся целоваться, но я принимаю решение остановить свои жадные ручки. Практик во мне берет верх, черт бы его побрал. Отстраняюсь.

— Что такое? Я действую слишком быстро? — обеспокоенно спрашивает она. За всеми событиями я как-то забыл: она полагает, что я ещё ребенок.

— Нет, просто заклинание на ноге вот-вот прекратит действовать, причем очень скоро. И тогда мне будет немного больно. Как бы мне ни хотелось остаться и продолжить, надо идти в больничное крыло.

Флёр смущается и помогает мне подняться на ноги, позволив потом воспользоваться её поврежденным целительным амулетом.

— Прости. Меня несколько занесло.

Улыбаюсь, и, пока она помогает мне хромать в направлении замка, говорю:

— Не за что извиняться. Мне нравится это самое «занесло», в переносном смысле, конечно — прошу заметить, что речь не о хромоте.

Моя шутка снова заставляет её засмеяться, а я продолжаю:

— Надеюсь, ты дашь мне шанс исправить впечатление от кошмарного первого свидания.

Она отвечает со смущенной улыбкой:

— Думаю, я не против, хотя отчасти и страшусь того, что ты способен сделать на бис.

Потянувшись правой рукой, беру её обнимающую меня правую руку и, прижав к губам, целую.

— Надеюсь, ты согласишься на укромное местечко, где мы сможем просто потискаться и где нас никто не будет пытаться убить.

Флёр качает головой.

— Ох уж эти англичане. Нормальные поцелуи вы низводите до чего-то, чем занялись бы животные где-нибудь в сарае. Мне никогда этого не понять. Со мной, Гарри Поттер, «тискаться» ты не будешь. Я против этого слова. Мы будем целоваться, и тебе это понравится.

Её условия достаточно резонны — предоставляю ей свободу действий. Полагаю, это не слишком большая цена. Она француженка, да, и у неё есть пара-тройка раздражающих привычек. Что тут сказать? Хотя, полагаю, мне следует пойти дальше и забыть ещё и о слове «трахаться». Не хотелось бы мне выяснять, как она способна отреагировать на это конкретное слово.

Глава 21. Следи за своими манерами

— Минуточку, — слышу я голос Поппи за дверью, когда Флёр прижимает палочку к камню-звонку, подающему сигнал в комнате медсестры.

Попытавшись пройти несколько шагов, Флёр сдалась и остаток пути меня просто пролевитировала. Рассматриваю её с выгодной позиции — взгляд упирается прямо ей в задницу — и, ухмыляясь, спрашиваю:

— Можно, я буду рассказывать, как к концу нашего первого свидания ты так покорила меня, что я был не в состоянии стоять на ногах?

— Ты просто невыносим! — за протестом кроется улыбка.

Поппи открывает дверь. Взглянув на меня, она качает головой.

— Что на это раз, Гарри?

— Каменная скамья, — отвечаю я, пока Флёр вносит меня левитацией. Поппи жестом предлагает ей переложить меня на кровать.

— Это последствия встречи со скамьей? — переводит она взгляд на Флёр. — Мне следует проверить его на предмет раны головы?

Моя — теперь уже моя — девушка смеется.

— Я ничего такого не заметила, хотя, думаю, вы вполне можете обнаружить следы множества подобных ран в прошлом.

Поппи хихикает:

— Возможно, вы правы.

— Эй, это совсем не смешно, — возражаю я.

Выгнув бровь, медсестра принимается выправлять мои кости.

— С моей точки зрения — ещё как. Неужто это тролль размахивал скамейкой, как дубинкой?

— Нет, это был полтергейст.

— Пивз?

— Нет, Дух из Дурмштранга.

— Я полагала, ваше пари отменили.

— Кто вам сказал? — ворчу я, в то время как снимают замораживающее.

— Профессор Снейп.

— Ну, вот вам и ответ.

Разъярившаяся Поппи, вызвав эльфа, отправляет того за Макгонагалл. Затем призывает из хранилища несколько флаконов и откупоривает их.

— Может, просто оставить замораживающее? — с надеждой спрашиваю я. Рядом с ней парят не самые вкусные на свете зелья.

— Нет. Пока я не увижу, как ты отреагируешь на первую порцию зелий, ни в коем случае. Потом я наложу его снова.

— А, ну ладно, — давясь, проглатываю содержимое двух флаконов, пока она выливает зелье из третьего прямо на рану.

Флёр сидит рядом, держа меня за руку, пока я пытаюсь переварить мерзкое варево. К моменту прибытия Минервы Поппи уже накладывает мне шину и, к счастью, возвращает чары на ногу. Надо отдать медсестре должное: никто в этом замке не владеет замораживающими чарами так, как она.

Приветствую Макгонагалл:

— Здравствуйте, профессор. Мы скучали без вас на ужине.

Она неплохо воспринимает новости.

— Это случилось с вами на судне Дурмштранга, мистер Поттер?

— Нет, но это сделал их полтергейст. Мы с Флёр были практически на опушке Запретного Леса.

— Зачем вы ходили в лес?

Флёр отвечает. Похоже, в её голове сейчас крутится множество мыслей, и фраза вылетает прежде, чем мы с Макгонагалл умудряемся вставить хоть слово:

— Он беспокоился за меня, и во время нашего разговора на нас напал Дух. Я бы хотела воспользоваться камином, если вы не против. Мой отец сейчас в посольстве в Лондоне, и мне хотелось бы поговорить с ним как можно скорее. Сомневаюсь, что он обрадуется сегодняшнему нападению.

— Да. Я вас прекрасно понимаю. Этот эльф отведет вас в мой кабинет; вы можете воспользоваться там камином. А тем временем мистер Поттер расскажет мне о случившемся.

Выпустив мою руку, Флёр легонько целует меня в щеку.

— Я скоро вернусь.

Как только дверь за грациозной ведьмой захлопывается, Минерва с Поппи окидывают меня недоверчивыми взглядами. Мой декан строго на меня смотрит.

— А теперь, мистер Поттер, полагаю, вам следует кое-что мне рассказать.

* * *

— Вы уволены, мистер Снейп, — заявляет Минерва, как только Снейп входит в больничное крыло. — Соберите свои вещи и уходите. К завтраку я не желаю видеть вас в замке.

— И как мальчишка оболгал меня на сей раз?

— Меня беспокоит отнюдь не его ложь, мистер Снейп, а ваша. Вы солгали мне, заявив в присутствии нескольких человек, что ужин с участием Поттера на борту Дурштранга был отменен.