Так или иначе, все мы агрессивны. Вопрос в том, куда направлять агрессию: на себя или во внешний мир. Эллочка в этом смысле была более рациональной: во всех своих неудачах она всегда находила, кого обвинить, а это для личного физического и психического здоровья выгоднее. Поэтому долгие депрессии, мысли о суициде, чувство вины и комплекс неполноценности ей были мало знакомы. Слишком уж любила себя Эллочка, пестовала, холила и тетешкала свои таланты, достоинства, положительные эмоции и прочее и была в этом права, очень даже права.

Эллочка легко кидалась из одной крайности в другую, но при этом последняя соломинка не ломала ей спину, а поднимала на подвиги, на баррикады. Кроме того, Эллочка была уверена, что, во-первых, Козловцев мешает общему делу, мешает газете стать интересной, живой, злободневной, по-настоящему нужной людям, а, во-вторых, Ирина Александровна всецело на ее стороне и тоже, может, не столь явно, но недолюбливает редактора. Праведный гнев захлестнул Эллочку, и, сама не зная как, она очутилась в кабинете Драгуновой.

Ирина Александровна Драгунова была ровно в два раза старше Эллочки. Это была женщина представительная, высокая, если не сказать красивая, то – эффектная. Не современная тощая и нервная бизнес-леди, пытающаяся играть по мужским правилам и наравне с мужчинами, а эдакая бизнес-мать, если так можно выразиться, со спокойным, но твердым голосом, которая, когда надо, сможет отчитать, потребовать, когда надо, успокоить, посоветовать, помочь. На заводе Драгунову ценили, и жила она, как у Христа за пазухой.

Драгунова была помощником генерального директора по связям с общественностью. Подчинялась она только генеральному, а указывать и давать поручения могла кому угодно. Даже его замам. Это первый плюс. А второй – небольшой круг забот: время от времени тиснуть статейку, восхваляющую предприятие, в крупную газету, да позвать на завод, когда есть что показать, местные телекомпании. Да вот газетку еще курировала, то есть мягко внушала Козловцеву, о чем писать, а о чем и помолчать следует. Все остальное время Драгунова с чувством исполненного долга гоняла чаи с секретарями генерального и его замов. Драгунова была человеком хорошим и подолгу вела с каждым задушевные беседы. Когда к ней влетела Эллочка, Ирина Александровна, на удивление, оказалась одна.

– Ах, Ирина Александровна! – начала Эллочка и ахала-охала примерно минут пять.

Все понимающая Ирина Александровна успела подогреть чай и разлить его по стильным чашкам французского сервиза.

И Эллочка, не особо выбирая слова, но честно глядя в глаза начальству, заложила редактора по всем пунктам: уходит по личных делам, уклоняется от выполнения обязанностей... Не то чтобы Эллочка специально за этим прибежала... Просто так вышло. В конце Эллочка присовокупила свои переживания по поводу газеты, поратовала, умничка, за общее дело и расплакалась совершенно искренне, по-детски, чего бизнес-мать Драгунова уж совсем не смогла вынести...

Глава шестая,

где Маринка продолжает делать из Эллочки человека

А между тем уже вовсю звенел капелями апрель. Эллочка наконец почувствовала, что наступила весна. Март, с увольнением, проводами коллег, объяснениями с родителями, хлопотами, передрягами, не дал ощущения весны, пробуждения, свободы, и вот только сейчас, в конце апреля, Эллочка начала приходить в себя. Сердцу ее, как всегда весной, страстно захотелось любви. Большой, неземной, главное – взаимной. С романтическими прогулками под луной. Чтобы удрать куда-нибудь на Багамы, к морю, пальмам, ходить там нагишом...

Нагишом. Эллочка часто разглядывала себя в зеркале. То, что она там видела, ей не нравилось.

– Откормилась за зиму, – озвучила Маринка Эллочкины немые вздохи, – пойди на шейпинг запишись. Мэнс сана ин корпорэ сано! В здоровом теле – здоровый дух.

Ходить на шейпинг – это было из ряда подвигов, но Эллочка послушно записалась. Брала теперь три раза в неделю себя в руки и шагала в фитнес-клуб прыгать, дрыгать ногами, крутить задом и выжимать вес на тренажерах.

Что поделать, вся наша жизнь – борьба с ленью. Хочется, как хочется быть стройной, красивой, с крепкими красивыми мышцами вместо жиров и целлюлита! И чтобы спина от компьютера вечерами не болела, и чтобы на пятый этаж подниматься бодро, не задыхаясь. Как ясна и притягательна эта цель – здоровое красивое тело, и как же лень что-либо делать для ее достижения. Как же лень, оказывается, шевелиться, двигаться, заставлять себя наклоняться, отжиматься и прыгать. Бросить все к черту, лечь на диван с глянцевым журнальчиком и ждать своего принца, который обязан полюбить тебя такой, какая ты есть, с лишними килограммами, авитаминозом, вялую и немощную в двадцать восемь лет, кандидатку в старушки.

Но Эллочка брала себя в руки и шла в фитнес-клуб. Эллочка ведь была умной и все понимала. Ну или почти все. Ну или хотя бы то, что двадцать восемь – это уже не семнадцать, а бабий век короток и его надо всеми силами продлевать. И в этом фитнес-клубе Эллочкино тело оживало, понемногу просыпалось, скрипело, но гнулось, растягивалось и выгибалось. Среди жировых отложений на бедрах неожиданно начали прорисовываться мышцы, а весы в коридоре заводской медсанчасти стабильно показывали убывание веса. Эллочке стало приятно смотреть на себя в зеркало.

Эллочка даже в солярий записалась. Не в самый лучший, конечно, но ведь на загорелом личике не разглядеть, в каком подвале и на каком оборудовании этот загар получен, не так ли? А все ради кого? Ради них, мужчин: руководителей производств в возрасте и молодых конструкторов, экономистов и болтунов из отдела информации. Все они поголовно были доступны Эллочке. Она могла позвонить любому и, не боясь, что ее тайное желание выйти замуж будет раскрыто, заговорить, пригласить к себе в кабинет, попросить сходить с ней к емкостям для хранения сжиженного пропана. Два раза Эллочку провожали до остановки. И даже Профсоюзник заметил в ней изменения.

– Элла, у вас какая оценка была в школе по физкультуре? – спросил он ее как-то при встрече посреди коридора на третьем этаже.

– Четверка, – соврала Эллочка, уже привыкшая к его неожиданным вопросам, и тут же задала встречный: – А у вас, наверное, пятерка? Вид у вас спортивный, – помня, что мужчин надо поощрять рассказывать о себе.

– Угадали, – Бубнов был польщен, – я всю молодость легкой атлетикой занимался. Вы, Элла, вдруг стали хорошо выглядеть, спортивно, можно сказать – И тут же слегка прижался к ней бочком и шепнул заговорщицки: – А давайте, кто быстрее, рванем по коридору?

– Увидят! – испугалась Эллочка, как будто они действительно могли побежать наперегонки.

– Да, наверное, не получится, – на полном серьезе расстроился Профсоюзник, – хотя, если бы вы меня обогнали, я бы расстроился.

– Ах, вам бы удалось вырвать эту победу в суровой борьбе, – у Эллочки уже отлично получалось ему подыгрывать.

И они разошлись, довольные собой и друг другом.

Иными словами, тема спорта и здорового образа жизни витала в воздухе.

Маринка, кстати, по выходным пропадала на конюшне, где у нее была любимая лошадь. Эллочка видела фотографии, которые Маринка часто приносила на работу: Маринка рядом с лошадью, Маринка на лошади, Маринка скачет, Маринка вместе с лошадью эффектно преодолевают препятствие. Маринка даже Данилку своего приохотила к этому делу. Вместе на лошадях они смотрелись замечательно.

...Эллочка закрывала глаза и видела себя в дамском седле. Лошадь высокая, вороная, а на Эллочке амазонка цвета морской волны, шляпка с вуалью. Из-под длинной юбки виден ладный блестящий ботиночек и темный гладкий чулок.

А кругом лошади, гончие и мужчины, и все ждут звука рога – знака, что охота началась, что егеря нашли лису и гонят ее навстречу господам. И лошади нервно бьют копытами, и гончие азартно лают, и мужчины рядом с Эллочкой уже истомились и готовы скакать и двадцать, и сорок, и сто верст, но не за лисицей, а за красивой ножкой, призывно выглядывающей из-под амазонки...

Маринка с Данилой ездили верхом, но Эллочка сесть на лошадь категорически отказывалась. Мечты мечтами, а ей – она считала – хватало фитнеса.

– Ах, чего не сделаешь ради мужчин, – кокетливо ныла Эллочка, растирая болевшие после очередного занятия шейпингом мышцы. Маринка, к которой высказывание обращалось, тут же решила расставить все точки над «i»:

– Ты что, это ради мужчин делаешь?

– Да, а что? – удивилась Эллочка.

– Ты для себя это делаешь! Тебе самой разве не приятно быть красивой? Не для кого-то, а для себя?

– Для себя – это эгоистично!

– Ну и спи тогда со всеми, если такая щедрая!

– Как это? – не поняла Эллочка, а потом поняла и обиделась. – Тебе что, жалко, что я для мужчин стараюсь?

– Мне тебя жалко, что ты так для них стараешься. Чем меньше ты для них делаешь, чем больше от них получаешь. Это же аксиома. Ой, Элка, какая ты дремучая, к жизни не приспособленная. Всему-то тебя учить надо.

Маринка бы и дальше продолжала ее воспитывать, но в кабинет неожиданно бочком втиснулся Данилка.

– Здравствуйте, – протянул он, не глядя на Эллочку, – Мариночка, вот, я тебе книжку принес. Ты хотела ее прочитать – я вчера полгорода оббегал, но нашел.

– Ай, кинь на стол. Не видишь, у нас важный разговор! Чего тебе еще?

Данилка тихо положил книжку на стол, неловко потоптался и вышел. Маринка радостно кинулась к книжке.

– Ага! Клево, что он ее нашел, – я так рада! – Маринка даже расцеловала книжку. – Видела, как я с ним разговариваю? Так их, мужиков, надо, к ногтю, чтобы не распускались! Ничего, будешь редактором – научишься всех строить. Хочешь, небось, редактором-то стать?

– Хочу, – согласно вздохнула Эллочка: это была больная мозоль.

Ах, как Эллочка хотела, чтобы Козловцева уволили!

Она ложилась спать с этой мыслью и с ней же вставала на работу. Она уже во всех подробностях напредставляла себе, как генеральный скажет Козловцеву о его увольнении и тот потом будет судорожно собирать свои вещи, не глядя на счастливую Эллочку.