― Какой ужас! А теперь давайте по чашечке кофе?

За кофе мы говорили на нейтральные темы. О книге рецептов Агнес больше не вспоминала.

Наконец с кофе было покончено.

― Может быть, дать вам что-нибудь отсюда? ― спросила я, поскольку она явно не собиралась уходить. ― Я хотела выйти в сад. Вильям много помогает мне, но я далеко не все еще сделала. Скоро я буду разбирать урожай лекарственных трав. Если вам что-то понадобится, я с радостью поделюсь.

Она отрицательно покачала головой, взяла сумку и направилась к боковой калитке.


Убедившись, что она ушла, я выпустила Рэга побегать по саду, потом позвала его с собой в мансарду. Голуби (все еще три) ворковали и переминались с ноги на ногу на своем насесте, тревожно поглядывая на нас бусинками глаз. Пес смерил их безразличным взглядом. Все, что ему было сейчас нужно, ― еда, сон и чувство безопасности. Я поставила ему миску еды, воду, положила на пол в кухне старое одеяло и закрыла за собой дверь. Потом пошла в сарай и уничтожила всякие следы пребывания там собаки. Пока Вильям не заберет его, мне не стоит рисковать.


После ланча я занялась ежевикой, которую принесла мне Агнес. Все ягоды были спелыми и крепкими. Несколько перезревших ягод вместе с листьями и хвостиками я выбросила на компостную кучу у задней калитки. Остальное выложила в кастрюлю для варки желе.

Когда ягоды начали закипать, я услышала стук двери черного хода. Не Агнес, тогда кто же? Вильям, который пришел, чтобы забрать собаку? Или… сердце быстрее застучало у меня в груди, в ожидании того, кого я так надеялась увидеть. Однако это оказался Джессами с большим пакетом ежевики. Руки мальчика чуть не по локоть были вымазаны ежевичным соком.

― Джессами! Какая неожиданность. Входи, входи. Это все мне? Твоя мать уже была здесь и принесла целую корзину. Как ты любезен! Спасибо тебе большое.

Он поставил пакет на стол у раковины. Мальчик тяжело дышал, его взгляд, как и взгляд его матери, был напряженным.

― Они плохие, мисс. Даже трогать их нельзя.

― Ежевику? Но почему? Я только что поставила ее на огонь. Замечательные ягоды. Что ты имеешь в виду?

Его лицо одеревенело и снова приняло туповатое выражение.

― Ничего. Но не надо их трогать. Они плохие. Я принес вам взамен вот эти. И положил туда бузину, чтобы уничтожить колдовские чары. Не беспокойтесь, это хорошие ягоды. Я спросил ее, прежде чем нарвать бузины.

― Кого спросил? Мать?

― Не. ― Теперь Джессами выглядел испуганным. ― Я спросил ту, что живет в дереве.

Ох, Господи, еще одно напоминание о Старой Англии… Но вслух я ласково сказала:

― Большое тебе спасибо, Джессами. А как твоя рука? Не болит? Дай-ка я посмотрю.

― Уже лучше. Скоро будет совсем замечательно.

Он закатал рукав и протянул вперед руку. Мою повязку сменила новая ― мятая, но довольно чистая.

― Ты был у доктора? Кто перевязал тебя?

― Это она. Мне пришлось рассказать ей о собаке, когда я отдавал ведьмин узел. Но она не знает, что я приходил к вам и что вы не спали. ― Мальчик разволновался. ― Я ничего не рассказывал ей, мисс. Ничего.

― Хорошо, хорошо, ― мягко ответила я. ― Не беспокойся. Дай-ка я посмотрю на рану.

Повязка свалилась вместе с лепешкой темно-зеленого цвета. Рана выглядела на удивление чистой. Следы укусов побледнели, синяки совсем пропали. Еще немного, и от раны не останется и следа.

― Вот это да! Джессами, что же это такое? Что туда положила твоя мать?

― Листья. Они растут у нас за домом. Мисс Саксон каждое лето делала из них такую мазь. Она говорила, что это отличное лекарство.

― И она была права. Не надо класть на рану ничего другого. Давай я завяжу повязку.

― Превосходная мазь, ― сказал Джессами тем же голосом, что и его мать. Он повторил это, как ребенок, которому удалось заучить трудный урок. ― Внутрь или снаружи ― превосходная мазь. Так она говорила.

Мазь пахла чем-то очень знакомым. Сейчас вспомню… Сейчас… Я глубоко вдохнула запах зеленого луга, воды в пруде, ручейка, бегущего через густой лес. Я почти слышала шуршанье длинного платья тети Джэйлис, почти различала ее голос, тихо говоривший из-за моего плеча: «Окопник. Его еще называют костовязом или очистником. Корни варят в воде или вине. Если отвар пить, он лечит внутренние болезни, ушибы, раны и язвы легких. Следует немедленно прикладывать к свежим порезам и ранам». («Внутрь или снаружи ― превосходная мазь».) Рецепт ― взятый из книги Джуди Сэнтлоу? ― сам собой всплыл у меня в памяти, как будто я пользовалась им уже сотни раз. «Для припарок смешайте толченые листья и корни с горячим парафином и приложите к ране, чтобы застыло…» И откуда-то издалека пришла тихая, почти неразличимая на слух фраза: «Окопник любит влажные канавы, тучные луга; его очень много в моем саду».

― Джессами, ― слабым голосом произнесла я, ― если тебе понадобится эта мазь, я тебе ее дам. Ее много в «кладовой».

― Спасибо, мисс. Спасибо. ― Он опустил рукав и застегнул его. ― Вы не будете трогать ее ежевику, правда? Вы же не ели суп. Ягоды тоже не ешьте.

― Откуда ты?.. ― начала было я, но осеклась. ― Суп был очень вкусный. Я поблагодарила твою мать.

С плиты донеслось шипение и одновременно с ним запах подгорелых фруктов. Я кинулась к кастрюле. Сзади меня раздалось тревожное:

― Только не говорите ей.

― Что? Ах да. Ежевика. Нет, я ей не скажу. Но послушай, если рана будет тебя беспокоить, ты должен показать ее доктору, чтобы там ни говорила твоя мать. Пакет тебе нужен?

Он покачал головой и направился к двери. Уже на пороге он обернулся:

― Выбросьте эти ягоды, мисс. Бульон из жаб, который она делает, очень вреден.

Еще несколько секунд после его ухода я стояла, тупо глядя в ярко освещенный солнцем дверной проем. Вот уж действительно Старая Англия. Я не верила своим ушам, но Джессами явно считал себя моим должником и старался помочь.

Ну, хорошо. Пусть это все глупые суеверия, но все же Агнес попыталась два раза добавить мне в пищу какое-то снотворное. Первый раз, с пирогом, ей это удалось ― мне всю ночь снились кошмары. Второй раз ― с супом ― это не получилось. И вот третья попытка ― с ежевикой. Жабий бульон? Что это ― яд? Навряд ли. Тогда что? Опять какое-нибудь снотворное, чтобы Агнес могла без помех обыскать дом? Опять же вряд ли. Даже если она ищет книгу, у нее нет причин сомневаться в моем обещании показать ее, как только она найдется. Агнес уже обыскала весь дом, кроме «кладовой», а сегодня я предложила ей заглянуть и туда. Тогда в чем же дело?

Я сняла кастрюлю с ягодами с плиты и поставила на стол у раковины, рядом с пакетом Джессами. Джессами, я была в этом уверена, желал мне добра, но я не могла поверить тому, что он говорил. Даже если бы Агнес хотела, чтобы я спала сегодня беспробудным сном, ежевичное желе едва бы ей помогло ― ведь его варят на зиму, и едят понемножку. Кроме того, я ведь могла отдать кому-то эти банки (как я собиралась отдать две банки на благотворительную ярмарку).

Но вернемся к главному вопросу: зачем вообще подкладывать мне какие-то снадобья? И если в первый раз ― в случае с пирогом ― это было всего лишь предположение, то во второй, с супом, следовало признать фактом. «Вы не ели суп», ― уверенно сказал Джессами, а я поразилась тому, как он узнал об этом. И ответ прозвучал тут же: «Вы не спали». Значит, они не собирались приходить той ночью ко мне, иначе Джессами обязательно предупредил бы Агнес, что снотворное не сработало. Как я сейчас вспомнила, Агнес лишь спросила меня, хорошо ли я спала, точно так же, как она спрашивала после той первой ночи.

И еще. Она знала о собаке. Джессами рассказал ей. И хотя ей было прекрасно известно и о прокушенной руке, и о том, что пес сбежал, она ничего мне не сказала. А ведь я дала ей хороший повод поговорить на эту тему. Сомнений не было ― она знала, что Рэг находился в большой усадьбе, и сама послала туда Джессами. Не напоить или накормить собаку ― миска была пустая и сухая. И не отпустить. Пес перегрыз веревку сам.

Итак, если это верно, то зачем он туда пошел? И ответ опять-таки у меня уже был ― рана у хвоста собаки, чудовищный прыжок, разорвавший перегрызенную веревку, укус, пучок шерсти в руке Джессами. «Мне пришлось рассказать ей о собаке, когда я отдавал ведьмин узел». Я понятия не имела, что такое «ведьмин узел», но знала, что «эльфийский узел» ― это скрученный и связанный пучок шерсти или волос. Наверное, Джессами назвал так клок собачьей шерсти, который он успел сунуть в карман.

Ладно. Это все догадки. Надо будет расспросить Джессами при следующей встрече. Вполне вероятно, что он мне сам все расскажет. Вильям говорил, что Джессами, в общем-то, добрый малый, просто очень боится своей матери и делает все, как она велит. Да, похоже, так и есть. Он очень глупо повел себя с собакой: если бы он догадался взять с собой ножницы, Рэг не укусил бы его и пес остался бы у них.

Остался бы у них. Вот тут есть над чем задуматься. Агнес могла день и ночь напролет бормотать заклинания, варить жабьи бульоны и устраивать встречи-шабаши. Но лишь до тех пор, пока это не приносит страданий другим существам. Нет, я не буду тратить силы на беднягу Джессами. Я встречусь с Агнес и обо всем с ней поговорю.

Может, самым странным в этой истории было то, что я ничуть не боялась, хотя ситуация оставалась напряженной и непонятной. Казалось, Торнихолд вселяет в нервную и неуверенную девушку, какой я тогда была, какие-то силы (я не решаюсь сказать «могущество»). Этот закрытый от всех происков зла дом стал моей крепостью, моим щитом. Тень, а вернее, сияние тети Джэйлис, ее незримое присутствие, голуби, приносящие такие чудесные записки, запахи целебных трав и цветов. Они все растут в моем саду. И, наконец, то, что я уже сказала Вильяму: «Я не знаю, есть ли это все на самом деле или нет, но достаточно верить в Бога, и ничто не сможет навредить тебе».