Кирик подошел к ней.

— Сядь. Мы не закончили с тобой… Ведь ты пришла ко мне не только, чтобы обличить меня? Ты же сама сказала.

Зина опустилась на стул. Монолог вымотал ее до основания. У нее тряслись ноги, и, пожалуй, если бы она даже очень захотела уйти, не смогла бы, упала.

Он сел напротив нее.

— Теперь моя очередь. Я не буду оправдываться, Сонечка…

Она прошептала — голос куда-то пропал:

— Не надо, не воскрешайте ту несчастную девчонку. Я — Зина, прошу вас…

— Хорошо, — согласился он, — пусть Зина, мне так проще. Ты права. Я виноват. Я воспринимал тебя как взрослого человека, мне непривычно общаться с подростками… Нельзя было говорить с тобой на равных тогда… Ты была ребенком, но очень восприимчивым, и это меня обмануло… Но, поверь, все, что я тебе говорил, — правда. Конечно, я актерствую, конечно, я высокомерен, гордыня — великий грех, но он у меня есть. Что ты хочешь?

Я обыкновенный смертный. Что ты придумала обо мне? Но я виноват. И более того… — Кирик замолчал, на его лице отразилась внутренняя борьба, — ведь я любил Сонечку… — он именно так сказал: «Сонечку», как бы совсем отделив ее от Зины. — И та дама, которая когда-то давно была для меня… та дама уже ничего не значит в моей жизни…

— Почему же вы не разыскали меня? — удивилась Зина. — Почему?

— Потому что я — отпетый дурак. Я подумал, что ты захотела уйти от меня. Разве мог я предполагать, что приход моей старой, давно прошедшей любви введет тебя в заблуждение. Я тоже был вне себя, я тоже обижался, как мальчишка. А когда стал что-то соображать, стал тебя разыскивать, но тебя нигде не было.

Он сокрушенно замолк, но тут же снова заговорил:

— Я не виню тебя ни в чем… Какое я имею на это право? Но… то, что ты сделала, противоестественно для нормального человека, ты меня понимаешь?.. И что делать с этим, я не знаю.

— Скажите… — Зина смотрела ему прямо в глаза, — только правду. Обязательно правду.

Он понял, о чем она его спросит, и воспротивился всем существом этому вопросу и своему ответу, но запретить ей говорить он не мог…

— Меня, Зину, вы… не любите?..

Именно этого он боялся! Кирик смотрел на ее очаровательное лицо, обрамленное рыжими завитками, в ее разноцветные и оттого еще более загадочные глаза и не чувствовал ничего.

Не было в нем того трепета, с которым он смотрел на того маленького уродца, который, поселившись в его доме, внес в него живое тепло.

Перед ним была незнакомая красивая юная дама. И хотя он уговаривал себя, что это Соня, Сонечка, он понимал, что Сонечки нет, она осталась его болью, его виной, горьким воспоминанием…

И в своем внутреннем мире эта девушка-женщина была удалена от Сонечки на огромное расстояние. Как же он мог ей сказать, что любит ее, Зину?

— Не любите… — подтвердила гостья.

— Зина, — начал он неуверенно, — я ничего тебе не скажу теперь. Ты должна это понять… Для этого и мне, и тебе…

Она прервала его:

— Кирик Сергеевич, не надо дальше, я не хочу, чтобы вы кривили душой. Мне все понятно. Не стоило мне задавать вам этот вопрос. Глупо… Забудьте, пожалуйста, очень вас прошу.

Он смутился и, чтобы как-то сгладить впечатление от своего вялого полуотказа, спросил:

— Сонечка, но ты же хотела посоветоваться со мной?..

Она усмехнулась понимающе:

— Не надо, Кирик Сергеевич, сейчас у вас никак не получается игра, фальшивите. Я стала крепким человеком. Все выдержу. И советов не надо. Я сама должна все решить.

Стремительно поднявшись, Зина предупредила:

— Не удерживайте меня. Я все равно уйду.

Кирик тоже встал и, поняв, что это конец, спросил:

— Но ты оставишь мне свои координаты? Я позвоню тебе, обязательно. Завтра…

Она, все так же усмехаясь, продиктовала адрес Дома и номер телефона, но предупредила, что, вероятнее всего, скоро оттуда съедет.

Меж ними вдруг встала стена. Два человека, будто едва знакомые, расставались, видимо, навсегда. Не сожалея об этом, по крайней мере в данный момент.


Выйдя из дома, Сонечка бесцельно побрела по улице.

Ведь только из-за Кирика она кинулась к тому врачу! Только его хотела она поразить, удивить и… влюбить в себя, новую.

А потом? Потом… Понасмехавшись над ним, поиздевавшись, унизив его и заставив почувствовать вину, броситься к нему на грудь, рыдая от счастья и восторга. Таков был ее замысел, детская глупая мечта. А получилось все настолько непохоже на ее грезы, что теперь она не знала, что с собой делать. Скоро ей предстояло ехать в Париж с Разаковым, уже шли сборы… Но ей не нужны стали ни Париж, ни Разаков, ни восторженная шумиха вокруг нее… Все, все стало не нужно.

Она села в какой-то троллейбус, просто так, чтобы остаться одной и не предпринимать никаких действий.

Глядя в окно, она стала узнавать места. И поняла, что едет прямиком к дому доктора, где провела долгие месяцы…

Зачем? Что ей надо там? Доктора нет на свете… А если бы и был? Валялась бы в ногах, умоляя вернуть ей прежнее лицо?.. Ну нет! Даже из-за Кирика. Снова стать всеми презираемой уродиной, лишиться своей новой жизни, по которой она идет царственным шагом?.. Жизнь эта стала ее жизнью, Сонечки ли, Зины — но ее! И она эту жизнь не поменяет на прежнюю никогда!

Она вышла на знакомой остановке, ноги сами вынесли ее. Прошла к дому, стоящему в глубине двора, тихого и уединенного, и села на скамейку. К ней тут же подвалил какой-то парень, весь в коже. Отодвинувшись, Соня довольно грубо оборвала его:

— Можно покоя хоть немного? Ты ведь не дурак, чего же лезешь?

Парень оторопел и с видом петуха, окаченного бадьей воды, удалился, посылая в ее адрес что-то нехорошее. Ей было плевать.

Она перешагнула какую-то черту, сегодня был последний шаг… И теперь могла сказать все и сделать все, нимало не заботясь о последствиях. Впрочем, это было заложено в ней и раньше, но сейчас сцементировалось, как в отстроенном здании… Она сидела во дворике долго, вспоминала, забываясь, даже словно задремывая. Тихо шуршали опадающие листья, в воздухе стояла такая грусть, что казалось, весь мир должен упасть на колени и плакать, каяться… Сонечка вдруг громко рассмеялась в тишине дворика… Ну что, хотела стать «владычицей морскою»?.. А оказалась у разбитого корыта!

Ничего нельзя хотеть слишком! Даже красавицам не все удается… Уродина ее переплюнула, ее, Зинаиду, манекенщицу суперкласса!

Вот как бывает…

Тяжко, как старуха, поднявшись со скамейки, окинула прощальным взглядом дворик, дом и поплелась к остановке троллейбуса.


Касьяну казалось, что он сидит в Доме уже сутки. Обед сменился ужином, пришел пианист Витюша, чуть ли не десять раз присаживалась к его столику Ирина Андреевна…

Он болтал с ней о разных пустяках… Только один раз она его то ли огорченно, то ли с тревогой спросила: «Зиночку ждете?»

— Повидать бы ее не прочь…

Ирина сказала, что, вероятнее всего, она у Разакова — скоро они отправляются в Париж. Касьян хотел было уже попросить ее позвонить туда, но позвонил сам модельер: оказалось, что Зины там нет и не было, чем Разаков весьма раздосадован. Касьян — в который раз за сегодня! — обругал себя дубиной и непрофессионалом…

Как он мог отпустить Зину после ее странного прихода к Кирику Успенскому? Почему он не поехал за ней?.. Сейчас уже все стало бы на свои места.

И тут появилась она. Поля шляпы все так же опущены. Окинув зал взглядом и увидев Касьяна, кивнула ему, вымученно улыбнувшись, и сделала знак рукой, который он понял как «подождите, я сейчас».

У Касьяна отлегло от сердца, а то ему показалось, что он Зиночку уже никогда не увидит.

Из кухни снова вышла Ирина, присела к Касьяну.

— Увидели наконец свою любовь? Последнее время она что-то не в себе. Мрачна, я бы сказала, не по возрасту и без видимых причин. Ей бы петь и веселиться, как птичке-синичке, а не хохлиться, как больной вороне… Да-а, — протянула Ирина задумчиво, — мне чудится, у нее какие-то неприятности. Может, Разаков нашел лучшую модель? Я думаю, Зиночка ваша истинно любить не способна. Не огорчайтесь, — попросила Ирина, улыбнувшись. Она догадывалась, что Касьяна влечет не красотка Зина, а таинственная особа с ее именем.

— Да, кстати, — вдруг вспомнила Ирина, — я ведь провела расследование, чуть не по минутам… Никакая уродливая девица здесь не появлялась.

— Понял, — коротко откликнулся Касьян. — А что это не видно нашего мальчонку со шрамами? Он что, уехал?

— Нет, он здесь, — ответила Ирина, — только в какой-то меланхолии, и мне даже показалось, что к Зиночке он поостыл. Она в конце концов со своей фанаберией отошьет от себя всех мужиков! И будет сидеть одна, вот увидите.

Касьян усмехнулся. Так они сидели, пока сыщик опять не стал нервничать. Однако идти самому к ней не стоит… А может, это необходимо? Пока Ирина болтала, он метался, решив под конец через десять минут подняться к ней.


Сонечка, поднявшись наверх, стукнула в дверь к Максу.

Юноша сидел в кресле, читая: на коленях у него лежал ее томик Блока!..

Увидев Зину, вскочил, оглядев комнату, которая нуждалась в уборке.

Макс ругнул себя за бардак, но не прибирать же при Зине! Сам он был в джинсах, черной майке, босиком. Машинально пригладив волосы, Макс глупо спросил:

— Это вы?

— Как видите, — ответила с улыбкой Сонечка. — Здравствуйте, Макс. Мне захотелось к вам зайти и поболтать. У вас выпить найдется?

— Найдется, — бросившись к шкафчику, юноша извлек начатую бутылку «Абсолюта» и полбутылки вина. Она села в кресло, глядя, как он суетится, «накрывая стол», и думала о том, что Макс читал Сонечкин томик Блока, к чему бы это?.. Интересный факт! Наконец он сел, не глядя на нее.