Ксения Васильева - Теплый пепел надежд

Сонечка снова кивнула.

— Ты на все согласна? — сделав ударение на слово «все», уточнил Федя.

Она мотнула головой уже несколько раздраженно, а он все никак не мог решиться. Федя не собирался рвать с ней отношения, чтобы в будущем иметь с нее свой небольшой навар.

— Короче, ты понимаешь, чем здесь, у них, — он кивнул на дверь супругов, — для тебя пахнет? Кончатся деньги, и ты пойдешь на вокзал… Это еще хорошо! А то и… Теперь другая сторона: как я понял, тебе нельзя возвращаться домой… — это он сказал тоже со значением.

Сонечка вскочила.

— Я все понимаю про «здесь», — сказала девушка так же значительно, — и не собираюсь ничего говорить про «там», — она кивнула куда-то, видимо, имея в виду свой город, — это никому не интересно, из этих сведений ты супа не сваришь! Хватит ходить кругами, выкладывай, — сказала вдруг твердо Сонечка.

Кратко, телеграфным стилем Федя сообщил: здесь в доме живет художник, Кирилл, у него мастерская. Там собираются его коллеги. У них не хватает натурщиц. Соня могла бы хорошо заработать. И, может, жить у кого-нибудь из них… Феде за это — комиссионные…

— С моей рожей? — усмехнулась она совсем не как шестнадцатилетняя девственница.

Как бы ей ответить попристойнее, не задевая…

— Они — художники-авангардисты и прочие… Знаешь таких?

— Знаю, — бросила она.

— Ну так вот, у них вкусы другие… ты им должна понравиться. Скорее всего Кириллу. Ты согласна?

— Согласна? А что мне остается? Какой выбор? Думаю, между Зофьей и твоими художниками я все-таки выберу художников. Всех! Только бы они согласились, — сказала Сонечка.

За окном рассветало.

— Ладно, — вздохнул Федя, — я переговорю с ними…

Загомонили, заохали за дверью, вылезла Зофья. «Пани» волновал похмел. У себя в комнате она ничего не нашла. Федя отправился с ней искать бутылку.

Сонечка встала разбитая, безразличная ко всему на свете. Скорее бы уж явились эти художники, наверное, хуже, чем здесь, не будет. Сейчас снова начнется пьянка, с тоской подумала Сонечка. И как только они это выдерживают, не помирают?.. Не сходят с ума?..

Надо постараться отвлечь Федю, завтра он уже не вспомнит о художниках. А это ее единственный шанс.

…Там уже шла пьяная разборка. При появлении Сонечки они сразу угомонились. Зофья ткнула в бок Федю.

Тот, как и вчера, нищенски заканючил:

— Сонечка, детка, дай мне уж до кучи еще пятьдесят… Отдам на той неделе, клянусь! От матери перевод задержался. Дай, детка, старому дяде-алкоголику, — и он весело рассмеялся, хотя было ужасно противно.

Наверное, Соня устроила бы что-нибудь безобразное, может, убила бы кого из них… А что? Ей не впервой… Остановила идея с художниками.

Она полезла в пакет и дала Феде целых две пятидесятки: через час снова станут клянчить! Пусть упьются сразу, а Федьку она растрясет.

Федя, да и Зофья оторопели от такой расточительности.

Сошлись на том, что пойдут они вдвоем: дабы «не утеряться». Барбос и Сонечка остались одни.

Барбос посмотрел на Сонечку голубыми, навыкате, слезящимися глазами и улыбнулся мягкой, доброй и нежной улыбкой.

Ему вдруг захотелось сказать этой девочке что-то хорошее, приятное.

— А ты — красавица, Сонь, прямо красавица! — признал он со всей искренностью.

Соня вспомнила станицу и бабушку, тоже называвшую ее красавицей, заплакала и поцеловала Барбоса в небритую щеку.

А он, как отец или старший брат, похлопал ее по спине — ласково и успокаивающе. Вот такая сценка произошла меж ними, пока те двое бегали за водкой.

…Пришли Зофья с Федей. Сонечка посидела с ними недолго. Она еле выносила «шляхетку», которая сегодня шпыняла всех.

В комнате она ощутила холод и пустоту. Ну а что художники?

Неизвестно, нужна ли она им будет как натурщица… Федька тоже ненадежный! Чтобы выманить деньги, готов наобещать что хочешь. А может, и нет этих художников здесь вообще!..

А Федя гужевался в хорошей компании. Он пошел к Макарычу.

Кто он такой, этот Макарыч, угадать было невозможно. В квартире его старина и бронза соседствуют с алюминиевыми ложками и мятым чайником, подобранным на помойке…

И рассказы его, как он отсиживал по политике… Все это пахло чистейшим враньем, впрочем, никто Макарычем всерьез не интересовался.

Комнат в квартире у него было много, но все их уже запечатали. Оставили небольшую комнатушку и кухню. Даже санузел с ванной закрыли. Но Макарыч быстро приспособился и сделал так, что и печати на месте, и туалетом он пользовался.

Сегодня у Макарыча как всегда посиживали гости. Он с ними обычно не пил, но за столом находился и платил за беседу закусью: огурчики собственного засола, помидорчики, а если гость богатый и прибыльный, то и картошечку в «мундире» варил. Сегодня была и картошка.

За столом сидели долгожданные художники! Вот Феде везет! Геннадий, Олег и даже сам Кирилл, кстати, малопьющий.

Увидев Федю, они весело загомонили. Он с ними был другим, нежели у Зоськи. Они знали его историю, знали «подругу» Зофью, над которой потешались, когда Федя рассказывал байки про ее жизнь…

И вообще, Федя был добрый малый, попавший в беду, свой. Его всегда угощали. Вот и сегодня — сразу за стол, навалом на тарелку закуси и стопку водки. Федя ел и рассказывал о Сонечке, намекнув легонько на какой-то криминал. Описал ее внешность и несоответствие тела, души и лица… Деваться ей некуда, деньги зарабатывать надо, жить у Зофьи невозможно…

— Алкоголичка или наркоманка? — вяло поинтересовался Кирилл.

Федя горячо заверил, что она вообще невинна, как голубь, потому он и решил ей помочь…

— Веди ее сюда, — заявил Геннадий, — посмотрим, что за фрукт!

Олег поддержал его.

Но снова вступил Кирилл: «Дела за пьяным столом не делаются. Сейчас вы ей наговорите сто верст, а скорее всего она не подойдет… Надо просто пойти и посмотреть, как бы случайно…»

— Вечно ты выдумываешь невесть чего! — покраснел вдруг от злости или раздражения Олег. — Подумаешь, принцесса!

— Я всегда говорил, что вы — шоферня! Так оно и есть. Вам просто нужна баба. Пожрали, выпили, теперь — бабу. А она нуждается, пойдет на все… — холодно объяснял Кирилл. — Вы мне надоели. Заходите, если нужда, я пошел к себе.

Он ушел. А двое мигнули Феде: приводи.

Тут встрял молчавший в своем углу на развалюхе-кресле Макарыч.

— Кирилл вам дело сказал. Не понравится она вам, если такая страшная! А девке обида…

— А фигурка? Федор же говорит — смак! С лица воду не пить, — захохотал уже пьяненький Геннадий.

— Так ты что? Просто поиметь ее хочешь? — поинтересовался Макарыч, и Федя удивился. Обычно тот не вступал особо в их разговоры.

Федя понял, что, пожалуй, не стоит сейчас появляться с Сонечкой. Они только одного сейчас хотят… О деньгах не поговорить… Надо перенести на завтра. И не у Макарыча, где самопал ежеминутно на кухне капает, а может, у Кирилла?..

— Ладно, — заторопился он, — давайте до завтра оставим… ребята! Пока!

А пьяные художники тут же позабыли и Федю, и какую-то страшную девицу, тем более что Макарыч принес свеженького самогона.

Когда Федор вошел в кухню, Сонечка сидела на стуле — в квартире было непривычно тихо.

В этот момент раздался необычно резкий звонок в дверь… Милиция, решила Сонечка.

То же подумал Барбос.

Только Федя посчитал, что ему наконец-то прислали деньги.

Май в Москве на удивление наступил жаркий, даже знойный. Касьян, идя по раскаленной улице, вспомнил весну десятилетней давности, когда 1 Мая шел снег и на параде всех заметало белой моросью.

Он шел на показ мод у Разакова. Праздники, потому и собрался… Зина давно дулась на него. Прошло месяца два, как они стали дружить (не более того!). О новой коллекции говорила вся тусовочная Москва.

…Место оказалось хорошее — виден весь подиум. Как только Касьян устроился, вышла Зина в умопомрачительном наряде. На груди — два букета лиловых цветов и больше ничего. Юбка до пола из нитеобразных полосок, которые вились и шуршали, издавая нечто мелодичное.

Руки были обмотаны сверкающими лентами, которые на плечах кончались букетами цветов…

Шествуя, как королева, она ослепительно улыбалась, покачивая бедрами и помахивая стеклянной тростью, словно волшебной палочкой.

Она сразу увидела Касьяна, лицо ее просияло еще больше, и на него оглянулись, он даже покраснел. Зинин наряд ему не понравился, но сама она была чудо как хороша! За нею вышла ее подруга Соня. Во всем черном, материал был похож на листовое железо.

Видимо, Зина занимала ведущее место в этом Доме моды, потому что появлялась она чаще, чем другие, и наряды у нее были самые экстравагантные…

Касьян не скучал, чему он удивился.

Их любимый Разаков (звали его, кстати, Акмет Акаевич, вот откуда название Дома «АК», подумал Касьян, уж лучше бы назвал «АКМЕ»).

Один из костюмов Зины из полиэтиленовой прозрачной пленки с тремя круглыми зеркальцами на пикантных местах был вразброс пронизан цветами на ножках, которые как бы вросли в ткань довольно короткого платья.

…А она девочка без комплексов, решил Касьян, когда Зина уходила в своем полиэтилене, поигрывая ягодицами.

«Ждать мне их или нет», — раздумывал он после завершения показа. Касьян хотел отоспаться за праздники, а что-то не получалось.

Звонил вчера Севка, сказал, что они отмечают очередную дату со смерти Генки. Придет ли Касьян? Завтра они собираются у Кирилла. Касьян лишь однажды мельком видел того в мастерской Геннадия.

Он подождал немного на улице, но никого из манекенщиц не было, и Касьян поплелся к дому. По дороге он передумал и решил зайти к «Одиноким Сердцам», как он называл свое любезное местечко. Зину надо обязательно там повидать, обидится ведь, что не дождался и не выразил своего мнения.