На том разговор закончился. Пусто.

Касьян зашел к патологоанатому. Тот подтвердил диагноз: молодой инфаркт. Они случаются в молодом возрасте и часто именно с летальным исходом.

Какая там история произошла с Генкой, с какого она боку — так никто и не узнал.

Выпили на поминках крепко. Все называли Генку гением. Что ж, теперь можно и нужно, даже если ты так не считаешь вовсе.

На поминках были две девицы с заплаканными глазами, но волком друг на друга не смотрели, наоборот — друг дружку поддерживали и вместе рыдали.

Касьян подсел к ним, но ничего толкового не услышал.

Обе художницы, занимались в классе у Пирогова, с обеими он спал, а затем их объединил…

Они не обижались и какое-то время жили втроем. А потом вот сами подружились.

Ни о какой загадочной или необычной истории они не знали, возможно, Геннадий хотел над Севой подшутить, разыграть его. Гена это умел.

Касьян обошел мастерскую; скульптур было мало, почти все свезено в выставочный зал, вернисаж открывался через два дня. За столом говорили, что народу будет — тьма, как никогда у Генки… Пойдут не на его творения — привлечет смерть художника накануне выставки.

Так говорили Генкины товарищи, будучи уже в подпитии и потому откровенно.


На выставку Касьян сразу не попал, закрутился с делом о грабеже с убийством, а когда собрался, выставка уже закрылась.

В первые дни отбою не было от посетителей — как и полагали пьяненькие художники на поминках, а через неделю — один-два человека, да и то какие-нибудь проходящие мимо пенсионеры или бомжи — погреться. Март в российской стороне месяц зимний.

Один раз Касьян забежал в Дом перехватить кофе с вкусными булочками и увидел Зиночку. Она сидела задумчивая, простенькая, в синем свитерке, джинсах, с заколотыми волосами.

Такой она была даже милее, ближе, и Касьян чуть было не подошел к ней, но вовремя одумался. С чего это он полезет со знакомством? А может, она не захочет с ним говорить? Наверняка! У нее явно не то настроение, чтобы выслушивать пошлятину типа «такая красивая и такая грустная»… И вообще, к такой девушке с «малым джентльменским набором» не подъедешь.

Зиночка ушла скоро, и тут же из кухни выглянула Ирина Андреевна, подошла к Касьяну и заговорщически шепнула:

— Нравится вам наша Зиночка?

Он пожал плечами:

— Что-то она сегодня как в воду опущенная…

— С работой у нее не ладится, — вздохнула Ирина, — ей предложили поступить в школу фотомоделей, но у нее на учебу денег не хватит. Надо идти работать, а не валять дурака, считает Зиночка. Она девушка серьезная, несмотря на свою внешность.

Касьян неопределенно хмыкнул. Не очень-то он верил в серьезность этой девицы. Ищет, наверное, богатенького, вот и шастает по всяким шоу. Быть на виду, вот о чем она мечтает! Захотела, нашла бы работу. Хотя бы здесь, в Доме, чем плохо? Ирине помогать! Так ведь не пойдет на кухню…

Но ничего этого он не сказал. А Ирина после его ухода подумала с некоторым разочарованием: странный все же Касьян… Умный, проницательный, интересный, а в личной жизни одни неудачи. И вот, пожалуйста, прекрасная девушка рядом, а он что-то раздумывает, косится… Наверное, оттого, что сыщик, всех и вся подозревает…


Вечером Касьяну позвонил Сева: завтра они собираются в мастерскую забирать Генкины скульптуры (конечно, не монументальные). Папаша его приехал из тьмутаракани и хочет продать все за копейки скопом, ничего в этом не смысля.

— И мастерскую надо освобождать. На приличные помещения очередь, — закончил Сева тоскливо. — Вот мы и решили что-то сохранить.

Очень он переживал смерть друга, больше, чем другие. Ему все казалось, что Генка умер от чьей-то злой руки. Но в этот раз уже ни о чем не просил.

Касьян пришел в мастерскую, когда там уже собрался народ. Получилась как бы вторая выставка, потому что приглашены были не только друзья и товарищи-художники, но и публика — «мир искусства», как называли любящих тереться около.

Через минуту Касьян увидел Зиночку. Она была скромно, но дорого одета, ходила по мастерской с известным художником-авангардистом. Они немного снисходительно, свысока оглядывали работы.

Ну, предположим, художник этот — пижон и хмырь, неожиданно разозлился Касьян, а ты-то кто такая? Тебе откуда знать, что хорошо, что плохо? А если даже и знаешь и тебе не нравятся Генкины работы, имей такт — человек недавно помер, а ты на его могиле разыгрываешь пантомиму.

Зина взглянула на Касьяна, будто услышала его мысли. И он вдруг поклонился. Сначала в глазах ее мелькнуло непонимание, затем, улыбнувшись, она кивнула в ответ.

«…Узнала наконец, — все еще неприязненно подумал Касьян. — Теперь я могу с ней заговорить».

И когда Зиночка осталась одна у фигур бомжихи и девочки на камне, он поинтересовался, как ей нравятся скульптуры.

Она сморщила хорошенький носик:

— Знаете, не очень. Грубый он какой-то, этот Геннадий Пирогов… Смотрите, какая жуткая старуха! Ну хотя бы капля доброты, беспомощности в лице, чтобы она вызывала жалость, нормальное человеческое чувство! А так — только отвращение. Вы не находите?

Она была права. У Генки и впрямь был такой стиль, но Касьяну стало обидно за рано ушедшего из жизни товарища, да еще накануне своей выставки, и он решил его защищать.

Поискав глазами что-то менее резкое, он наткнулся на фигурку девочки на камне, вернее, девушки-подростка. Она была выполнена в той же манере, но, видимо, сама модель была настолько изящна, что даже Генка не смог ее испортить. Девочка была прелестна…

Исключая лицо, которое, как и вся головка, было безобразно. Наверное, это был лишь черновой вариант, потому что невозможно было предположить, что существует человек со столь несоответствующей внешностью. Но именно благодаря этому фигурка привлекала общее внимание и воспринималась шедевром.

— Посмотрите… — начал Касьян и замолк. Зная имя девушки, он, однако, не хотел этого выдавать.

Она с улыбкой помогла ему:

— Зина… А вы Касьян? Мне Ирина Андреевна говорила…

Получилось у нее это мило и просто, без всяких комплексов.

— Очень приятно, Зина. Я действительно Касьян, — рассмеялся он и продолжил: — Посмотрите на эту девочку на камне… По-моему, это неведомый шедевр, может быть, набросок. Генка наверняка собирался делать монументальную фигуру. Гениально, на мой взгляд, а что думаете вы?

— Да, пожалуй, вы правы, это замечательная работа… — раздумчиво отозвалась она. — И все равно! Художник, мне кажется, просто обязан смягчать уродство, тем более такое. Ведь эта девушка живет на свете и может себя увидеть… Ужасно. Нет, мне ваш Геннадий неприятен как художник, уж простите.

Касьян попытался закончить спор:

— Будем считать это фантазией художника… — А сам тут же решил приобрести эту фигурку, она небольшая, места много не займет. Чем-то она его влекла.

Девушка отошла к другим скульптурам.

Касьян снова приблизился к ней (вот привязался, подумал он, но договорить с Зиной ему казалось необходимым).

— Вы не приемлете здесь все, не так ли?

Она кивнула.

— Очень жаль… — Касьян вдруг понял, что никогда она не поймет Генкину манеру и не примет и он зря будет разоряться, тем более что сам-то он кто? Искусствовед? «В штатском»… Зауряд-сыщик.

Единственное, что он себе позволил, это немного рассказал о нелегкой жизни скульптора и его странной смерти…

Зиночка внимательно слушала, а потом спросила:

— Вы его хорошо знали?

— Не только знал, но и приятельствовал, не скажу — дружил. Мы учились вместе в школе, он ударился в искусство, а я… — тут Касьян осекся, ибо уже собрался похохмить над своей истинной профессией… Он — бизнесмен, и обязан это помнить, так и Ирина о нем говорит, вот бы подвел ее. — …Я, — продолжил он, — кинулся зарабатывать деньги. — Вспомнив, какой непрезентабельный вид у его «Москвича», он усмехнулся. — Что-то пока у меня плохо получается… Но речь не обо мне. Генку дико жаль.

Касьян почувствовал опять непреодолимую тоску от того, что навсегда ушел замечательный, непризнанный художник и просто хороший парень Генка.

Зиночка, заметив тень на его лице, опустила голову как бы в знак сочувствия.

А Касьян понял, что надоел девушке рассказом о судьбе совершенно неизвестного ей человека. И спросил, стараясь говорить непринужденно:

— Зина, а как у вас с работой? Нашли?

Зиночка слегка нахмурилась.

— Пока нет, — нехотя ответила она. — Вот завтра пойду к некоему Разакову, он не из первых, но, говорят, очень талантливый. Это модельер, — пояснила девушка, — у него коллекция готова для показа, и он ищет манекенщиц.

У Касьяна снова испортилось настроение: только что Зина вроде показалась ему и мыслящей, и милой… и — нате вам — манекенщица!

«Неужели они ничего больше в жизни не хотят, эти современные девушки, кроме как вертеть полуголым задом перед алчущей публикой?

— А что-нибудь другое никак нельзя? — спросил Касьян с затаенным хамством. — Или только модель? Даже не в актрисы? Как раньше все хорошенькие девчонки. Теперь актрисы не в моде, да и зарабатывают мало…

Зиночка вспыхнула:

— Вот и вы, как все! Актриса из меня никакая, я в нашем школьном драмкружке пробовалась, так слова на людях вымолвить не могу. И вылетела оттуда пташкой. Куда мне прикажете? Без образования, без ничего? Кроме как использовать свою внешность, данную мне папой и мамой, мне делать нечего. По панели шляться не смогу, не умею.

Она отвернулась, и Касьяну показалось, что она сейчас расплачется. Он смутился и поспешил ее уверить в том, что никоим образом не хотел ее обидеть и, уж конечно, не гонит ее на панель, засмеялся он, тем более что заработок там весьма…