Девчонки засыпали его вопросами — без Тамары стало проще и спокойнее…

Условия такие: сто долларов — вахтер, сто двадцать — уборщица.

Гуля была несказанно рада, а Сонечка, помявшись, спросила: а нельзя ли деньги за месяц получить сразу, она готова работать с завтрашнего дня…

Валерка пообещал договориться. Он поинтересовался, нужно ли оформлять их официально?

Соня, снова замявшись, спросила:

— А нельзя ли как-нибудь так, по договору?.. Не хочется, чтобы в трудовой книжке первой записью было «уборщица»…

Валерка и на это согласился.

— Главное, девчонки, — сказал он, — хорошо работайте, чтоб нареканий на вас не было. Я ведь вас рекомендую.

Они обещали, что все будет хорошо, вернее, заверяла племянница, Соня молчала. Тут Гуля подластилась к дядьке:

— Дядечка Валерочка, можно мы немножко погуляем у дома? Ну полчасика. Заметьте на часах, через тридцать минут я дома.

Валерка побурчал для порядка, но отпустил, решив не ложиться, пока Гуля не вернется, чтобы не будоражить Тамару, она и так ушла недовольная. Что поделаешь, теперь у них взрослая дочь!

Девчонки, сев на скамейку под липой, стали шептаться. Наконец-то они будут иметь свои деньги, радовалась Гуля, она купит такое же платье, и они совсем станут как сестренки…

Сонечку занимали другие мысли, и, когда Гуля умолкла, она сказала:

— Твой Максик не должен ничего обо мне знать, поняла? Ему ты скажешь, что работаешь, да он тебя просто увидит. А если спросит обо мне, скажи, что давно не встречала, вроде бы я устроилась посудомойкой в какой-то ресторан… Ну а если увидит… Мало ли… Пришла тебе помочь. Ты намекни, что, мол, подрабатываешь, хочешь скопить на Грецию. Мы едем с тобой в Грецию! — повторила Сонечка, вдалбливая эту идею в легкомысленную головку Гули.

Гуля кивала: да, да, она все сделает, как скажет Сонечка!

— Значит, до завтра! — в один голос сказали они и рассмеялись, а Гуля добавила:

— Я тебе рано утром позвоню, может, сразу с дядей Валерой поедем.


Все складывалось как нельзя лучше. Их оформили по договору. Выдали обеим месячную зарплату, и девчонки в субботу помчались на вещевой базар покупать вещи. Гуля купила такое же платье, как у Сонечки, только синее, и большую заколку «под кость» с цветочками. Она была вне себя от счастья — как же! Она сама себе покупает вещи, на свои деньги!

Сонечка купила набор трусиков и еще что-то — Гуля не видела, у нее и так глаза разбежались от великолепия разложенного, развешанного… С Тамаркой они ходили только в магазин, где совсем не было народу, и было тихо, как в аптеке летом. Тамара сама выбирала ей вещи, не спрашивая мнения Гули.

После покупок у Гули еще осталось десять долларов!

Дома у Гули возник спор с Тамарой: в таком платье неприлично ходить на работу и вообще, но Гуля довольно невежливо возразила, что будет покупать и носить то, что нравится ей, а не кому-нибудь еще, и на работу будет одеваться, как захочет.

Тамара молча ушла в свою комнату, плотно прикрыв дверь, а Гуля расстроилась.

И в растрепанных чувствах пошла она на свою первую работу. Но там настроение у нее исправилось: обитатели общежития радовались, что теперь у них такая симпатичная консьержка.

Пришел и Макс, который вначале воспринял ее работу с недовольством, но после разговора с ребятами смягчился и позвал сестру на кофе. У них живут спокойные, нормальные люди и забот у нее не будет — заверил он.

Он дал ей ключ от своего номера (так он назвал свою комнату): если она захочет, может заходить в любое время…

Короче, шум возле вахтерши был большой, тем более что все знали, кто она такая.

Сонечка, стоя в это время в темных кофте и юбке, в платочке за кустами, рядом со входом, сквозь раскрытую дверь слышала все реплики. Ей послышался даже голос Макса, хотя она не была в этом уверена.

Убираться в этот вечер ей так и не пришлось: треп у Гулиного столика не иссякал, а Соне нельзя было «светиться»… Сони-уборщицы нет. Все делает Гуля одна, и дежурит, и убирается. Так задумала Сонечка.

Она покурила, стоя в тени акаций, какой-то парень забрел за дом, видимо, в поисках бесплатного туалета, увидев ее, пробормотал: «Вот, бабка, нашла место смолить», и ушел. Ей долго пришлось стоять, прогуливаться, сидеть на лавочке, пока наконец не вышла Гуля.

Они помчались по улице, свернули в переулок и только тогда остановились.

— Макс хотел меня проводить! Я обещала подождать его, а сама убежала. Мы же с тобой договорились, чтоб он не знал, — запыхавшись, объяснила Гуля.

Сонечка в который раз убедилась, что вернее у нее никого нет и, наверное, не будет.

Они шли, обсуждая первый рабочий день Гули, Сонечка обещала убраться рано утром, пока еще все дрыхнут, а если кто увидит, сделать вид, что она — Гуля: повернется боком, задом, не знаю как, но не откроется.

Платья у них одинаковые, и фигуры похожи… Натянет на брови платок… А Гуля пусть скажет, что убиралась вечером или вообще ничего не говорит.

Тут Гуля вдруг вспомнила, что Максик дал ей ключ от своей комнаты, и они с Сонечкой могут к нему зайти…

— Вот здорово! — обрадовалась та. — Знаешь, у меня идейка отменная есть! Мы Максика так уедим, что ему долго тошно будет!

Гуля попросила рассказать, но подружка сказала, что пока рано, нужно еще кое-что обдумать… Только одно она скажет — это связано с Сусанкой.

Гуля помирала от любопытства, но ничего больше от подруги не добилась. И ей вдруг стало жаль Максика — живет себе и не догадывается, что против него что-то задумано.

Сонечка на какую-нибудь ерунду не способна…

Все же Максик — брат, и ей бы надо знать… Гуля почему-то испугалась, хотя имя Сусанки настраивало на веселый, бесшабашный лад. Наверное, что-нибудь им подстроит… Чтоб не воображали.

На этом Гуля успокоилась.


Сегодня Тамара приготовила вкуснейший ужин, купила торт-мороженое, что больше всего любила Гуля, и они торжественно сели за стол. Тут раздался звонок, в квартиру вбежал Макс.

— Ты чего сбежала? — набросился на Гулю. — С Шалико, да? Так имей в виду, что у него таких, как ты, сто штук! Дура! Я же сказал — жди. Выхожу через минуту — след простыл! Всю дорогу бежал. Как ты здесь очутилась раньше меня?

Все это он выпалил, пожирая глазами сестру, которая, как примерная девочка, сидела за столом.

Тамара обеспокоилась.

— Садись, Макс, вот тебе торт, и скажи, что там за Шалико такой?

Гуля и не знала никакого Шалико, а может, видела, но даже не запомнила. Все-таки Максик сумасшедший!

— Да есть у нас один придурок, красавцем себя считает! — сообщал Макс, поедая торт огромными кусками. — А сам просто амбал здоровенный, и все. Я думал, он сегодня шею свернет и хребет сломает, так перед этой, — он кивнул на Гулю, — изображал черт знает кого… Он говорит, что вся его родня — грузинские князья! А у самого в Тбилиси если есть три курицы, да и то вареные, это еще хорошо!.. Заявил, что теперь Гульку охранять будет он. Знаю я, как он охраняет…

— Ой, ладно, — небрежно бросила Гуля, нисколько не смутившись (с чего? Она этого Шалико, грузинского князя, знать не знает!), — не неси ерунды, Максик. Я подождала минутку, тебя нет… Я подумала, лучше мне одной сбежать, пока никто не привязался. И вот я тут раньше тебя. Где же твой Шалико? Под столом, что ли? Совсем ты з глузду зъихав, — так, бывало, по-хохляцки говорил их отец.

У Гули был спокойный, уверенный вид, Тамара поняла, что Шалико если и не плод воображения брата, то не имеет никакого отношения к девочке.

Про подружку Гуля при брате ни звука, Валерка тоже, хотя и вертелся на языке вопрос про Соню.

Макс успокоился и заявил, чтобы дядька и тетя Тамара не волновались — он глаз с Гульки спускать не будет!

— Да кто ее тронет! Все ведь знают, чья племяшка! Люди не дураки! — заметил дядя.


Сонечка пришла домой в странном состоянии: чем ближе подходил к завершению план мести, тем ей становилось страшнее. Она была одна, и пребудет одна. Как бы ни любили они с Гулей друг друга, сказать ей правду Сонечка не может. Гуля еще совсем ребенок, а Сонечкин план рассчитан на умеющих управлять эмоциями.

Мама, конечно, не спала, ждала дочь с рассказом о первом дне работы.

Сонечке совершенно не хотелось говорить, тем более что рассказывать пока было не о чем, но нельзя уж было так отстраняться, та в последнее время все больше съеживалась, усыхала, старела — сердце сжималось, когда Соня глядела на маму.

Еще не окончательно закалила она свое сердце, это плохо, думала Соня.

— Ну, как? Тяжело, поди? — спросила Капитолина за ужином.

— Ничего, нормально, — ответила Сонечка. — Работа не тяжелая, они сами чистоту поддерживают. Это общежитие фирмы, а не какое-нибудь заводское. Там порядок. И все знают, от кого мы пришли, а Гуля так вообще — племянница президента! Какие уж там ужасы и трудности? Сама понимаешь.

Капитолина это понимала, но работа уборщицы, какая бы она «фирменная» ни была, позор для девушки с образованием. Подумав так, она снова загоревала: теперь уж наверняка Сонечка учиться не будет — почувствует вкус своих денег…

На этом их беседа закончилась. Соня, ласково пожелав маме спокойной ночи, ушла к себе (сегодня она жалела маму до сердечной боли, злясь одновременно на себя за эти сопли).

В комнате она лихорадочно достала злосчастный костюм Весны и стала с ним возиться. Злясь и укалывая пальцы, она вшила спереди длинную «молнию». Напялила. Вроде неплохо.

Достала парик, померила, потом другой, с черными волосами и короткой стрижкой. Из зеркала на нее смотрела девица много старше Сонечки, но такая же уродливая — ничто ее не красило!

Со злостью сорвав парик, она сунула его в тумбочку и примерила снова белокурый — он был кудрявее, пышнее, можно было закрыть им лицо… Ладно, подумала она, все в порядке, теперь главное.