Ключ здесь. Она полна решимости найти его, а Кейн полон решимости помешать ей.

— Наверное, для тебя унизительно сражаться со смертной женщиной. Тратить свое искусство и силу на такую, как я. И все, что ты можешь, — это напустить дурацкий голубой туман.

Дымка окрасилась красным. Сердце Мэлори замерло, однако она стиснула зубы и продолжала идти. Очевидно, злить волшебника было опасно, но риск оправдался.

Там, где красное свечение смыкалось с голубым, она увидела еще одну дверь.

«Чердак, — подумала Мэлори. — Это должен быть чердак. Не иллюзорные повороты и коридоры, а часть настоящего дома».

Сосредоточившись на двери, она пошла вперед. Туман плыл, сгущался, клубился, но Мэлори не обращала на него внимания, пытаясь удержать в своей голове образ двери.

Наконец, задыхаясь, она протянула руку сквозь туман и сомкнула пальцы на старой стеклянной ручке.

Из открытой двери на нее пахнуло теплом. Мэлори шагнула в темноту, и клубы голубого тумана вползли следом за ней.


Флинн прокладывал путь через бушующую грозу, наклонившись вперед и силясь разглядеть дорогу через потоки воды на лобовом стекле, с которыми не справлялись «дворники».

Мо на заднем сиденье всхлипывал, словно ребенок.

— Трусишка! Это всего лишь небольшой дождик.

Черное небо проре́зала молния, за которой последовали раскаты грома, напоминавшие пушечную канонаду. И снова ударила молния.

Машина вздрогнула и вильнула в сторону. Флинн, выругавшись, с трудом повернул руль.

— И еще ветерок, — прибавил он, успокаивая собаку. — Со штормовыми порывами.

Когда Флинн уходил из редакции, ему казалось, что гроза быстро пройдет, но она становилась все сильнее и сильнее. Поскуливание Мо превратилось в жалобный вой. Флинн начал беспокоиться, что Мэлори, Зою или Дану — а может быть, всех троих — непогода застала в пути.

Теперь девушки уже должны быть в доме. Кстати, он мог поклясться, что в этой части города гроза бушевала особенно неистово. На горы опустился туман, накрыв их серой пеленой, плотной, как шерсть. Видимость ухудшилась, и Флинну пришлось замедлить ход, но еле ползущую машину все равно занесло на повороте.

— Мы остановимся, — сказал он Мо. — Остановимся и переждем.

Когда Флинн съехал на обочину, тревога, мурашками ползущая по спине, нисколько не ослабла, наоборот, когтями вцепилась в затылок. Стук дождя по крыше автомобиля отдавался в мозгу ударами молота.

— Что-то случилось.

Флинн снова поехал, вцепившись в руль, чтобы удержать машину, которую ветер раскачивал из стороны в сторону. Струйка пота — от напряжения и тревоги — побежала между лопатками. Проезжая следующие три квартала, Флинн чувствовал себя как на поле боя.

Увидев около дома машины, он выдохнул с облегчением. Все в порядке. Девушки в доме. Ничего не случилось. Он просто идиот.

— Говорил же тебе, беспокоиться не о чем, — Флинн обратился к Мо. — Теперь выбор за тобой. Можешь собраться с духом и вместе со мной пойти туда, а можешь сидеть здесь, дрожа и плача. Решай, приятель.

Флинн съехал на обочину и взглянул на дом. Тревога вернулась и даже усилилась.

У грозы имеется центр, и этот центр находится здесь. Над домом яростно клубились черные тучи. Из них ударила молния, огненной стрелой вонзившись в лужайку перед крыльцом. Среди травы образовалось черное пятно.

— Мэлори.

Флинн не осознавал, что это было, крик или шепот. А может быть, имя любимой просто прозвучало у него в мозгу… Он распахнул дверцу машины и выскочил навстречу бушующей стихии.

Порыв ветра отбросил его назад. Удар, похожий на пощечину, был так силен, что Флинн почувствовал во рту вкус крови. Молния вошла в землю прямо перед ним, и в воздухе разнесся запах гари. Ослепленный потоками дождя, он нагнулся вперед и побрел к дому.

С трудом взобравшись на ступени крыльца и повторяя, словно заклинание, имя Мэлори, Флинн увидел просачивающийся из-под двери голубой туман.

Ручка обожгла ладонь холодом и не желала поворачиваться. Стиснув зубы, Флинн отошел на шаг и ударил в дверь плечом. Потом еще и еще. После третьего удара дверь распахнулась.

Он бросился в дом, в гущу голубого тумана.

— Мэлори! — позвал Флинн, отбросив намокшие волосы с лица. — Дана!

Почувствовав, как что-то ударило его по ногам, Хеннесси резко повернулся и поднял руки со сжатыми кулаками, готовый к бою. Потом выругался — это была всего лишь мокрая собака.

— Черт возьми, Мо! У меня нет време…

Флинн умолк на полуслове, потому что пес глухо зарычал и с яростным лаем бросился наверх по лестнице.

Флинн поспешил за ним и оказался… в своем кабинете.

— Если я достойно справлюсь с репортажем об осеннем фестивале, вы дадите мне первую полосу воскресного выпуска и колонку сопутствующих новостей. — Рода скрестила руки на груди и с вызовом посмотрела на него. — Интервью Тима с парнем, который собирает клоунов, пойдет на вторую полосу.

В ушах стоял слабый звон, в руках была чашка кофе. Флинн пристально вглядывался в раздраженное лицо Роды. Он чувствовал запах кофе и аромат духов, которыми обычно пользовалась Рода. За спиной попискивала рация и громко, как паровая машина, храпел Мо.

— Это дерьмо собачье!

— Как не стыдно употреблять такие выражения в моем присутствии, — фыркнула Рода.

— Нет, это дерьмо собачье. Меня здесь нет. И тебя тоже.

— Времена, когда ко мне тут относились с уважением, прошли… Ты руководишь газетой только потому, что твоя мать не хотела, чтобы ты сел в лужу в Нью-Йорке. Ограниченный провинциал! Всегда был и всегда будешь им.

— Заткнись, старая крыса! — прорычал Флинн и швырнул чашку с кофе прямо ей в лицо.

Рода вскрикнула, и он опять оказался в гуще голубого тумана.

…Потрясенный, Флинн повернулся и пошел на лай Мо.

Сквозь клочья тумана он разглядел стоящую на коленях Дану. Сестра обнимала Мо за шею.

— Господи! Слава богу, Флинн! — Дана вскочила и порывисто обняла его, как секунду назад обнимала собаку. — Я не могу их найти! Я была в доме, потом все исчезло, потом опять появилось… — в ее голосе послышались истерические нотки. — Мы были втроем, на этом самом месте, и вдруг пропали.

— Успокойся! Прекрати! — Флинн оторвал сестру от себя и встряхнул. — Дыши.

— Прости! Прости… — Дана вздрогнула и закрыла лицо руками. — Я была на работе… Это иллюзия. Я не могла там быть. Как будто во сне — двигалась, словно автомат, и никак не могла понять, что здесь не так. Потом услышала лай Мо и вспомнила. Мы стояли здесь. Потом я вернулась, оказалась среди… не знаю, что это за чертовщина… и теперь вот не могу их найти.

Дана изо всех сил старалась взять себя в руки.

— Ключ. Мэлори сказала, что ключ здесь. Думаю, она права.

— Выходи из дома. Жди меня в машине.

Дана судорожно вдохнула.

— Мне страшно, но я их здесь не брошу. И тебя тоже. Боже, Флинн! У тебя губы разбиты в кровь…

Он вытер рот тыльной стороной ладони.

— Ерунда. Ладно, будем держаться вместе. — Флинн взял сестру за руку, переплетя пальцы.

Удары кулаков по дереву они услышали одновременно и бросились вслед за Мо к выходу из комнаты.

Зоя стояла у двери на чердак и отчаянно колотилась в нее.

— Сюда! — позвала она. — Мэлори там. Я знаю, что она там, но не могу войти. А сама я…

— Что с тобой? — Дана схватила подругу за руку. — Ты в порядке?

— Да. Я была дома… Возилась на кухне и слушала радио. Размышляла, что приготовить на обед. Боже, сколько прошло времени? Сколько мы не виделись? Долго Мэлори там одна?

— Отойдите от двери, — приказал Флинн.

20

Она боялась, но это помогало держаться. Знала, что никогда в жизни ей еще не было так страшно, и понимала, что она не поддастся страху.

Свет приобрел резкий голубой оттенок. Щупальца тумана тянулись к балкам потолка, окутывали шершавые стены, стелились по пыльному полу.

В голубоватом мареве Мэлори различала облачко пара от своего дыхания.

«Это настоящее», — напомнила она себе. Признак реальности. Доказательство того, что она человек.

Чердак представлял собой одно просторное помещение с двумя маленькими окнами в обеих торцевых стенах и крутыми скатами крыши вместо потолка. Мэлори узнала его. В ее сне здесь были огромные окна. У стен, выкрашенных нежной кремовой краской, лежали ее работы. На полу кое-где виднелась веселая радуга капнувших красок.

В воздухе было разлито летнее тепло. Немного пахло скипидаром.

Сейчас на чердаке было сыро и холодно. Вдоль стен сложены не холсты, а картонные коробки. Старые стулья, лампы — хлам, оставшийся от чужой жизни. И тем не менее Мэлори видела — отчетливо, ясно! — каким мог бы стать чердак.

Ее воображение начало воплощаться в реальность.

Тепло, свет, яркие цвета. На рабочем столе среди кистей и мастихинов стоит маленькая белая вазочка с розовым львиным зевом, который она утром сорвала в саду.

Мэлори помнила, что, проводив Флинна, спустилась в сад за этими милыми, нежными цветами, на которые она будет любоваться, пока он на работе.

«Писать в собственной мастерской», — мечтательно подумала Мэлори. Ее ждут чистые холсты, и она знает — да, знает, — чем их заполнить.

Мэлори подошла к холсту, натянутому на подрамник, взяла палитру, стала смешивать краски.

В окна струился солнечный свет. Часть окон была открыта — для вентиляции и просто для того, чтобы почувствовать приятное дуновение ветерка. Из динамиков доносилась музыка, пронизанная страстью. То, что она собиралась сегодня писать, требовало страсти.

Мысленно Мэлори уже видела картину, и это видение затягивало ее, словно могучий вихрь.